Голубоглазый ангел в черной коже

      Я всегда знал, что у меня есть мазохистские наклонности. Причем более глубокие, нежели простое пристрастие ко всяким там плеткам и наручникам. Я мечтал о полном мукой блаженстве — встретить, полюбить и боготворить прекрасную и холодную женщину, которая сделала бы меня своей игрушкой; мечтал быть рабом бессердечной и властной стервы, которая силой своей личности полностью бы подчинила меня себе и равнодушно и безжалостно играла бы моими чувствами, а я был бы благодарен ей даже за то, что она, хотя бы издеваясь надо мной, обращает на меня внимание. Да, мне всегда казалось, что это должна быть именно женщина. Вот уж чего я не ожидал, так это того, что мой идеал явится мне в лице восемнадцатилетнего мальчишки…       Я нахожусь в Лос-Анджелесе уже не первый год, когда встречаю его. Сначала мы пресекаемся в интернете. Я как раз думаю о том, что мне уже пора завязывать со всякими трибьют-группами, хоть это и приносит неплохие деньги, и начинать создавать что-то свое. Я ищу музыкантов и для этого размещаю свои и просматриваю кучу чужих музыкальных объявлений. Тогда-то мне и попадается на глаза объявление некоего Энди Бирсака. Вообще-то, я сам собираюсь быть фронтменом, но какое же полное, просто нереальное совпадение наших вкусов. Мы все-таки решаем с ним встретиться…       И стоило мне только увидеть его входящим в дешевую кафешку, где мы назначили встречу, как я почувствовал, что уже никогда не буду в силах оторвать от него взгляда. Сначала меня поражает изящество его фигуры, которое подчеркивается его эмо-прикидом. Я вижу его мраморно бледные тонкие руки. Его кожа так бесконечно нежна, что всюду просвечивают голубые жилки. Мягкий рисунок полных губ, выражающих чарующую веселость. Выкрашенные в черный длинные волосы захватывающе спадают на лицо. Но вот меня настигают его глаза, словно две синие молнии. Они светятся как у счастливого ребенка, но в них затаилась огромная, но тоже мягкая и спокойная сила. Я понял, что вижу самое прекрасное создание на свете. Но к чему тут превосходные степени — как будто то, что прекрасно, может быть превзойдено? Я видел перед собой ангела.       Энди замечает мое замешательство и улыбается, в его улыбке сквозит очевидное лукавство. Черт, да он прекрасно осведомлен о том эффекте, который оказывает на людей его внешность. У меня мелькает мысль, что я наконец-то встретил деспота своей мечты, который сможет властвовать в спокойном сознании своей силы.       С большим трудом мне удается взять себя в руки и начать разговор, хотя вначале я запинаюсь и мои слова больше похожи на несвязное бормотание. Так мы познакомились. Роковая встреча. Любовь с первого взгляда.       Мы говорим о музыке. Он рассказывает о своих целях и планах. И я понимаю, что в своем мозгу я уже послал куда подальше и собственную группу и предложения стать музыкантом в уже достаточно известных коллективах, что я уже согласен пойти на подпевки к этому малолетке, у которого за душой нет ничего, кроме удачного названия «Black Veil Brides» и нескольких любительских демо-записей. Я стараюсь оправдать себя, говорю себе, что это полностью рациональное решение: если это невероятно прекрасное создание хоть как-то умеет петь, то мировая слава и миллионы долларов нам обеспечены. А я слышал его записи — и он еще как умеет петь. И в его артистизме сомневаться не приходится. Но я прекрасно понимаю, что мои рациональные доводы, несмотря на всю их обоснованность, мало что значат: если бы он мне сейчас сказал, что передумал заниматься музыкой, а хочет разводить страусов на ферме в Аргентине — я и тогда последовал бы за ним. Хорошо, что этого не требуется.       Я смеюсь над собой, когда чувствую, что это я, уже во многом состоявшийся музыкант, стараюсь заинтересовать его. Я не хочу пускать пыль в глаза, мне не нужен дешевый эффект. Я стараюсь показать ему свой профессионализм и отличное знание кухни всего этого музыкального бизнеса, куда он так стремится попасть. Кажется, мне удается произвести впечатление. Он взволнованно и внимательно слушает, не сводя с меня своих убийственных глаз. Мне хочется думать, что он поверил в то, что я именно тот, кто ему нужен.       Мы встречаемся ежедневно, я и — Ангел. Мы работаем над нашей, уже нашей с ним, группой. И я имею возможность развернуть во всю ширь все свои таланты. Для чего же я и изучал графический дизайн и маркетинг, как не для того, чтобы сейчас создать лого группы и разработать правильную концепцию ее продвижения. Для чего с самой школы оттачивал свое мастерство игры и написания музыки, для чего столько лет тщательно налаживал связи, позволяющие найти нужных людей и организовать запись и выступления? Конечно, все это было ради Энди. Мой Энди. Еще наполовину ребенок, нуждающийся в игрушках. Ему хочется поиграть в рок-идола. И ему нужна супер-группа. Значит, я подарю ее ему. За какой-нибудь месяц я смог сделать для него больше, чем для самого себя за целый год. Я не замечал вложенных усилий, ведь чем больше я занимался группой, тем больше времени проводил рядом с ним.       Я только не знал, когда я смогу набраться смелости признаться ему в своих чувствах.       Я пытаюсь убедить себя, что я могу надеяться на взаимность. Ведь я понимаю, что смотрю на него с вожделением, мечтательным взором мученика. Он не может этого не замечать. И он не так наивен, чтобы не понимать, что означают такие взгляды. И понимая мои чувства, он не старается избегать меня, не боится оставаться со мной наедине. Мне даже кажется, или я просто себя обманываю, что в его спокойном и ясном, как солнце, взгляде и нежной улыбке сквозит нечто, похожее на симпатию ко мне. Черт, разве я когда-нибудь был таким нерешительным?       Мы снова вдвоем в какой-то кафешке, обсуждаем наши ближайшие планы. Он подпирает голову одной рукой, другую руку он положил на столик. Она так близко ко мне. Я больше не могу ждать, я хочу узнать свою участь. Не глядя и продолжая разговор, я накрываю его руку своей ладонью. Чувствую, как он слегка вздрагивает. Но он не отнимает руки. Я начинаю поглаживать его длинные белые пальцы. Мы по-прежнему продолжаем разговор, словно не замечаем происходящего, но я знаю, что наше внимание сконцентрировано только на том, что происходит между нашими пальцами. Мои движения — это признание, но мне нужен его ответ. Я прекращаю поглаживания и кладу свою руку рядом с его, ладонью вверх. Несколько мгновений томительного ожидания, в которые мое сердце замирает и прекращает биться. И вот он, посмотрев прямо на меня своими ярко светящимися небесными глазами, вкладывает свои пальцы в мою ладонь. Это «да». Сердце грозит разорваться. Я крепко сжимаю его руку.       Выйдя на улицу и свернув в переулок, где не было видно людей, я тяну его к себе, и он буквально падает в мои объятья, обхватывая руками мою шею, пленительно глядя на меня и подставляя мне свои восхитительные пухлые губки. Мой ангел. С почти религиозным трепетом я припадаю к его губам, дрожу от восторга, что мои руки наконец-то обнимают и прижимают к себе это восхитительно-хрупкое тело.       Мы наедине. Я заверяю его в своей любви. Он говорит, что тоже давно чувствует, что любит меня. Потом он смущенно отводит глаза и тихо говорит, что хотя у него были девушки, но вот с парнями… Это для него еще все так необычно и непонятно. Он просит меня не торопиться. Его желание для меня закон. Но я и не хочу торопиться.       К нашим дням добавляются ночи, полные болезненно искренней, почти невыносимой нежности. Это настоящая стихия чувственности, когда я медленно освобождаю его от такой ненужной одежды, а все существо его дышит сладостной истомой, глаза полузакрыты, дыхание ласкает мою щеку. Губами и кончиками пальцев я изучаю каждый миллиметр его тела. Постепенно мои ласки становятся все более откровенными. Я завожу ему руки за голову и держу их одной рукой, впиваюсь в его губы или покусываю его маленькие соски, а в это время моя другая рука проскальзывает ему между ног, отыскивает его маленькую дырочку, любовно массирует, неглубоко погружая в тугое и горячее тело то один, то другой палец. Его грудь высоко вздымается, он издает чарующе взволнованные тихие стоны, в следующее мгновение его щеки заливаются краской смущения, он крепко сжимает свои стройные ножки, не давая мне возможности продолжать движения рукой. Но стоит мне переместиться губами к головке его возбужденного члена, как он с глубоким и быстрым вздохом-всхлипом краснеет еще сильнее, но его тело охватывает совершенная безвольность, и мои пальцы проникают в него еще глубже.       Так играя с ним, я испытываю непередаваемое наслаждение. И мне даже не нужно, чтобы он что-то делал мне в ответ. Ласкать его все равно, что гладить котенка. Для того, чтобы получать удовольствие самому, достаточно, чтобы котенок просто мурлыкал под твоей рукой. А он и мурлычет и жмется ко мне, а потом, словно котенок, спокойно засыпает у меня на груди.       Странное чувство я испытываю. Я чувствую, что его необычайная, поистине божественная красота и жизнерадостно-целеустремленная личность мало-помалу опутывают меня своей магической силой. Это какая-то психическая подчиненность, захватывающая меня медленно, но с тем большей полнотой.       Скоро я признаюсь ему в своих мазохистских фантазиях. Сначала он удивлен, но он внимательно и со все возрастающим интересом выслушивает мои довольно путаные откровения. Чувствуя, что так и не смог высказать все свои мысли, всю сумятицу в моей голове, я замолкаю. Он тоже сосредоточенно молчит некоторое время. Но вот его губы трогает шаловливая улыбка, скрывающая затаенную провоцирующую хитрость во взгляде. Быстро взглянув на меня, он словно вскользь, как будто речь идет о чем-нибудь таком, о чем и говорить-то не стоит, роняет:       — Так ты хочешь быть моим рабом?       Я ошарашен такой простотой и одновременно точностью заданного вопроса. Он замечает мое смущение и на минуту разражается нежным и звонким, почти детским смехом. Но скоро он резко останавливается и произносит задумчиво:       — Ну, в конечном счете, в таких фантазиях нет ничего особенного и странного: всякий знает и чувствует, что страсть и боль родственны друг другу. Но… — он делает паузу, — неужели ты видишь меня таким: с плеткой в руках?       — И в черной кожаной одежде, плотно облегающей твое тело! — восклицаю я. — Кожаные ремни туго стягивают твои соблазнительные бедра, яркая черная подводка делает демоническим твой взгляд…       — Вау! — перебивает он меня с воодушевлением. — Это ведь отличный имидж для нашей группы! Ну… только без плетки.       — Энди! Я же серьезно!       — Неужели тебе правда хочется, чтобы тебя били? — спрашивает он недоверчиво.       — Не просто били. Я серьезно хочу быть твоим рабом, — говорил я, чувствуя, что меня накрывает какое-то пьянящее сумасшествие. — Я хочу, чтобы моя жизнь была в твоих руках, ощущать твою власть над собой как сладостную муку, как жалящую жестокость, от которой я не мог бы защититься. О, какое огромное наслаждение было бы чувствовать, что я всецело завишу от твоей прихоти, подчиняюсь каждому твоему взгляду! И потом — какое блаженство, ждать, как милости, позволения поцеловать тебя, когда ты сам можешь, сколько угодно, игнорировать меня…       — …А потом обнаглеть настолько, чтобы изменять тебе с другим человеком прямо у тебя на глазах?       — Энди! — меня пробрала дрожь. — Да ты прирожденный садист! Ты превосходишь мои фантазии!       — Да, я изобретательный, — ухмыляется он, но потом добавляет своим обычным серьезным голосом, — Я пошутил. Все-таки это как-то странно. Я не могу представить, что смогу быть жестоким по отношению к тебе. Это не мое.       — Я думаю, что в тебе таится все, что мерещится моему воображению. И я уверен, что тебе доставит удовольствие всецело держать меня в своих руках…       — Нет, ты ошибаешься. И такие игры могут плохо кончиться, — сказал он, обнимая меня за шею.       — Энди, я хочу, чтобы это никогда не заканчивалось…       — Перестань. Я люблю тебя и не хочу больше слышать о власти и подчинении, — потянувшись ко мне за поцелуем, говорит он. И не понимает, что уже подчиняет меня своей воле, заставляя тут же замолчать и страстно поцеловать его, как он и хотел. А потом еще и добавляет между поцелуями, — А о наших сценических образах в этом ключе ты все-таки подумай…       С нашей группой все идет отлично, даже слишком. И неожиданно слишком быстро все развивается. Мы знакомимся с классными ребятами, которые одновременно оказываются отличными музыкантами и соглашаются присоединиться к нам. Мы каждый день репетируем, начинаем давать концерты и скоро уже должны отправиться в наше первое турне.       Как-то ночью, когда, расставшись с ребятами после выступления, мы с Энди направляемся ко мне домой, я, с восторгом предчувствуя часы объятий и поцелуев, хочу взять его за руку и таким образом уже сейчас выразить ему переполняющую меня любовь. Но Энди резко отдергивает руку и даже отстраняется от меня. Я чувствую это так, словно меня ударили по лицу. Весь остаток пути я напряженно молчу. Энди сначала еще пытается поддерживать разговор, словно ничего не произошло, но, не добиваясь ответа от меня, тоже замолкает, иногда взволнованно поглядывая на меня.       — Эшли, что случилось? — спрашивает он, как только мы поднялись ко мне, и он закрыл за нами дверь.       — Почему ты оттолкнул меня, когда я хотел взять тебя за руку? — выпаливаю я, и тут же к чувству обиды добавляется чувство стыда за то, как нелепо и унизительно для меня прозвучала эта фраза. Это злит меня еще больше.       — Ты из-за этого? — его голос и лицо демонстрируют искренне удивление. Он даже не заметил, что причинил мне боль. — Господи, Эшли. Мы тогда еще недалеко ушли от клуба. Кто-нибудь, кто был на нашем концерте, мог нас увидеть.       — И что?! — я и правда не понимаю его.       — Да, я вообще-то уже все сказал. Нас могли увидеть. А мы же не хотим, чтобы кто-нибудь знал о наших отношениях.       — Разве?       — А разве нет?       Мы раньше никогда это не обсуждали. И хотя мы никому не говорили о наших отношениях, я был неприятно удивлен, что он говорит о том, что они должны остаться тайной, как об уже давно и окончательно решенном вопросе. Мне тут же захотелось спорить с этим.       — Энди, я люблю тебя и я чувствую, что моя жизнь навсегда связана с твоей. Ты тоже говоришь, что любишь меня. Почему мы должны скрывать наши чувства? Наоборот, я хочу, чтобы все знали, что мы вместе.       — Эшли, ты совсем с ума сошел! — воскликнул Энди. — Мы не можем себе этого позволить. Мы же не какие-нибудь банковские клерки, до которых никому нет дела. Мы же вроде как собираемся стать известной группой. Это же будет означать пустить весь мир к нам в постель. Про нас и так будут говорить и писать всякую грязь, как это происходит со всеми знаменитостями. Я к этому готов. Но одно дело сплетни и домыслы, и совсем другое, если они точно будут знать о нашей любви. Разве мы сможем перенести, если то, что есть между нами, будет обсуждаться и оскорбляться всеми, кому не лень. А какую там мы музыку играем и что хотим ей сказать — уже никому не будет дела. Мы должны скрывать наши отношения ото всех, даже от ребят в группе. Мы вынуждены. Тайну не сохранить, если хоть кто-то о нас узнает. Разве ты этого не понимаешь?       Я понимаю, что в его словах есть смысл. Но внезапно меня охватывает ужас. Известной группой? Известность! До которой осталось каких-нибудь пять минут. А он так красив! И об этом узнает весь мир. Столько людей будет его добиваться. Бесчисленные женщины, а, может быть, и мужчины. И я буду вынужден молча наблюдать все это, скрывая наши отношения. А в какой-то момент он сможет встретить человека, который заинтересует его больше, чем я… Я впервые осознал, в какую ловушку я сам себя загнал с этой группой.       Энди видит мое волнение, он кладет руку мне на плечо и заглядывает в глаза:       — Эшли, ну, перестань. Мы же все равно все время будем вместе.       — Но ты соглашаешься быть со мной только на каких-то условиях…       — Эшли! Не я придумал эти условия. Ты сам все прекрасно понимаешь, но вынуждаешь говорить это меня, заставляя чувствовать себя виноватым!       В его голосе на самом деле чувствуется, что он расстроен. Он слегка отворачивает голову, и я замечаю, что его глаза даже слегка покраснели. Его волнение передается и мне. И вдруг, неожиданно для самого себя я говорю:       — Если бы ты сделал меня своим рабом, то я бы не имел возможности жаловаться на то, что мне приходится скрывать свои чувства.       — О, боже, ты снова об этом! — Энди даже слегка отшатывается.       — Да, снова! — обеими руками я хватаю за руку его. — Если ты не можешь быть полностью моим, то пусть тогда я буду полностью в твоей власти…       — Эшли…       — Мне все равно как, но я хочу всегда быть рядом с тобой. Сама мысль о том, что я могу потерять тебя…       — Потерять меня?! — восклицает он. И вдруг добавляет с хитрой улыбкой и странной чертовщинкой во взгляде. — Да ведь я тебе еще и не принадлежу…       Я цепенею и, наверное, бледнею. Его слова, как удар ножом. Но тут он приближается вплотную ко мне, обнимает за плечи и смотрит на меня лукавым взглядом своих небесных глаз.       — Эй, ты меня неправильно понял. Я хотел сказать… Ты долго еще будешь тормозить? — говорит он и недвусмысленно прижимается ко мне бедрами.       Он больше не произносит ни слова, но язык его тела говорит гораздо больше, чем я осмеливаюсь понять, поверить. И тут я чувствую, что он сам тянет меня в сторону кровати! Да, это прозвучало более чем убедительно! Наконец-то опомнившись, я подхватываю его в объятья, одновременно начиная целовать его губы страстно и глубоко. Вместе с ним я падаю на кровать и начинаю быстро срывать с нас одежду. Всем телом он льнет ко мне. И я целую его — нет, он целует меня — так бурно, так безжалостно, словно хочет убить меня своими поцелуями. Я как в бреду, свой рассудок я давно потерял, но скоро я начинаю просто задыхаться. Я пытаюсь освободиться, отдышаться.       Я переворачиваю его на живот и жадно пожираю глазами его изгибы. Я не могу долго медлить. Склоняюсь над ним, начинаю продвигаться губами от затылка вдоль позвоночника. Раздвигаю ему ягодицы и скольжу туда языком. На мгновение он полностью замирает, но потом издает тихий и долгий, такой очаровательный стон. Слегка щекочу кончиком языка его анус, стараюсь выпустить побольше слюны. Все его тело охвачено таким страстным томлением, горит таким сильным желанием. Заменяю язык рукой. Он полностью расслаблен. Проникаю в него сразу двумя пальцами. Растяжка не требует много времени. Его голова повернута набок, и я вижу, сколько сладостной неги в его полузакрытых, сейчас сумеречных глазах. Мне хочется взять его лицом к лицу, чтобы видеть малейшее отражение мучительного наслаждения в выражении его ангельски прекрасного лица.       Но я все же собираюсь оставить его лежать на животе, чтобы сделать мое первое проникновение максимально безболезненным. Я слегка приподнимаю руками его бедра. Весь дрожу от предвкушения. И тут он одним быстрым движением переворачивается в моих руках на спину. Такой гибкий. О, малыш, я так этого хотел. Он обвивает мою шею руками, заглядывая мне в лицо. В его глазах ожидание, волнение, доверие и… любовь. Нет, это не может быть правдой. Нет, это сон, фантастическое видение. Энди… любимый… Изнывая от страсти целую его, прикусывая его губы даже слишком сильно. Пока мы слиты в поцелуе, чувствую, как его стройные длинные ноги обхватывают мою талию. Он полностью открыт мне, его тело приглашает, зовет меня.       Мой член быстро проскальзывает в него, почти не встречая сопротивления. Я ввожу на всю длину. Он вскрикивает, болезненно-сладко. Он и так восхитительно узкий, а сейчас его тело сжимается вокруг моей плоти так туго, что это заставляет меня издать громкий стон и резко прогнуться в пояснице. Его грудь часто вздымается, дыхание становится опаляющим. И он не отстраняется. Да, от боли первого вхождения, его ногти рефлекторно вонзаются в мою спину, но, когда я слегка выхожу из него и замираю, его бедра подаются мне навстречу. Его тело просит продолжения, повторения. Он смотрит на меня трепетным, влажным, жадно-горячим взглядом. Мое возбуждение еще никогда не было таким острым. И я продолжаю, с новой силой толкаюсь в него. Чтобы услышать новый, еще более опьяняюще-выразительный крик…       А потом сознание мутнеет, способность мыслить полностью покидает меня…       Я прихожу в себя только тогда, когда он, совершенно обессилевший, лежит подо мной. Глаза полузакрыты, на губах счастливая улыбка. Потом я замечаю, что с моего плеча по руке сбегает струйка крови.       — Ты меня поцарапал? — спрашиваю я с апатичным любопытством.       — Нет, кажется, я тебя укусил, — проговорил он еле слышно, утомленно-сладострастным голосом.       Я целую его раскрасневшиеся, горячие губы и ложусь рядом, заключая его в объятья и прижимая к себе. Какое это блаженство — прильнуть к его губам, сжать в объятьях, не отрываясь смотреть на него, как он, весь изнемогший, весь отдавшийся мне, покоится на моей груди. Я еще не могу поверить, не могу постичь, что этот ангел — мой, весь мой.       — Эшли… — проговорил он, поднимая на меня свои голубые глаза, когда я осторожно убирал прядки волос с его лица.       — Что? — отозвался я. У меня задрожали руки от того, как любовно он сейчас на меня смотрел.       — Я согласен.       — С чем?       — Я согласен осуществить твою фантазию.