Fear of being alive or "Welcome to Hell"

Чонгук — Расскажи мне про ту ночь. — Я уже всё рассказал в суде. — Да, но теперь я хочу услышать эту историю без свидетелей. — Чтобы посмотреть на мою реакцию? — я криво усмехнулся, продолжая сидеть с этой глупой повязкой на глазах. — Чтобы проверить, что из этого ложь. Люди умеют лгать публично, но язык тела: твой голос, интонация — никогда не обманут. И тут мне удобнее это проверить. Тебе же нечего скрывать, ты сам говорил, что невиновен, ведь так? — Хорошо. Это была ночь Хэллоуина. Я с друзьями веселился, забрасывая дом на соседней улице тухлыми яйцами… — я поёрзал в кресле. — А можно мне открыть глаза? Я чувствую себя не комфортно, не видя вашего лица. — Тебе надо мысленно окунуться в ту ночь. Сосредоточься и представь всё так, как будто ты находишься сейчас там.       Легко ей говорить, ведь её там не было. Я сглотнул, пытаясь расслабиться. — …гуляли мы примерно до двух или трёх ночи… — То есть, конкретно ты не помнишь? — слышится чирканье карандаша по листу бумаги. — Нет… Разошлись мы на перекрёстке, это в паре домов от нашего… — Тебя до дома никто не провожал? Получается, никто не видел, когда ты вернулся домой точно? — … Да, я полагаю. Было уже совсем поздно, я не помню, чтобы кого-то видел тогда на улице. — Хорошо. Что случилось, когда ты зашёл в дом? — Холодно. Безумно холодно. Дверь не заперта, и я сразу подумал, что это странно. Выключатель не работал, кто-то отключил электричество во всём доме. Я начал звать маму или папу, медленно идя по дому и освещая путь светом от экрана телефона, — воспоминания вызывали ком в горле, от чего мой голос стал значительно тише. — Я отчётливо помнил ту ночь. Лучше бы забыть как страшный сон, но это не может вылететь из моей головы. Слишком сильно оно отпечаталось там. — Что было, когда ты дошёл до кухни? — Я замер, не в силах даже закричать, тело оцепенело и не слушалось. Я смотрел на следы крови на кухонном кафеле. Очень много крови, — дрожащей рукой я прикрыл рот, сдерживая рвотный рефлекс. — Я помню ужасно отвратительный запах и этот странный звук, будто что-то капало на кафель. Я с трудом заставил идти себя дальше. — Почему ты сразу не позвал на помощь или убежал? — Я не знаю, как будто я должен был идти за следом, я должен был узнать что там…или кто, — меня взяла мелкая дрожь, я словно чувствовал тот не приятный запах. Он пронизывал воздух насквозь, будто впитываясь в мою кожу. — Так всё же, что там было? — Я почувствовал тяжёлое дыхание перед собой, и надеясь, что это мой папа, я поднял телефон выше и … столкнулся нос к носу с человеком в костюме огромного кролика. Он был весь выпачкан кровью, а его пугающая маска была искривлена в отвратительно неприятной гримасе смеха, — я машинально скривился, сжав кулаки, но продолжил. — В руках он держал толстый, разделочный нож для мяса… Не прощу. Никогда его не прощу. — Дальше, насколько я помню, ты отбежал к противоположной стене, — не обращая внимания на моё состояние, продолжала допытываться эта женщина. — Да, — я попытался отбросить эмоции, чтобы продолжить, но мурашки не сходили с моей кожи. — Машинально я щёлкнул выключатель, и, почему-то в этот раз, он сработал. Это всё оказалось не Хеллоуинской шуткой, как я надеялся, — на этом моменте мой голос начал срываться, а глаза заслезились. Пускай они считают, что я притворяюсь, играю на публику. Пускай. Но я имею полное право оплакивать её. — На столе лежала моя мама. Все её внутренности были вывернуты наружу из живота и размазаны по кухне. Правая рука свисала со стола, по ней стекала струйка крови, капая на кафель. А её лицо… она смотрела на меня, широко открытыми, стеклянными, мёртвыми глазами, в которых читались страх и неописуемый ужас…       Тут я не выдержал и упал с кресла, на ходу снимая повязку с глаз и выплёвывая содержимое своего желудка на ковёр кабинета психотерапевта. Вбежавшие на шум охранники были свидетелями не очень лицеприятной картины, как я, стоя на четвереньках, блюю. Но женщина мягко махнула рукой, выпроваживая их, после подошла ко мне, помогая выпрямиться и кладя в мои руки салфетки. — Конец истории таков, что ты упал в обморок, так?       Я кивнул, принимая её помощь. Она снова усадила меня в кресло, занимая место напротив. — Видишь ли, ты очень искренне любил свою маму, я это вижу. Но все улики против тебя. Твой отец задержался на работе в ту ночь, и в тот момент стоял в пробке по пути домой. Соседка напротив видела, как зажегся свет у вас в доме около двух ночи и никто не выходил из дома после этого, а признаков неисправности электричества не обнаружено. Тебя нашли на кухне, рядом с телом матери, всего выпачканного её кровью, а в руке тот самый нож. — Вы тоже мне не верите, — уже не было сил оправдываться, кричать и сопротивляться. Этим я занимался всю прошлую неделю. Даже отца не удалось повернуть в мою сторону. — Я верю, что ты не лжёшь. Но то, что ты рассказываешь не имеет никакого шанса на существование, — она тяжело вздохнула, грустно улыбнулась и подошла к письменному столу, начиная заполнять какие-то документы. — Всё, чем я могу тебе помочь, это отправить тебя на лечение. Ты не здоров, пойми это.       Я завалился на бок и заплакал, не привлекая к себе особого внимания, тихо всхлипывая. Если бы я тогда знал, что меня ожидает, лучше бы отправился в тюрьму…