Пусть это длится вечно

Часть 3. «Я мир познал в разгар войны» Бои шли уже неделю. Галактийцы непонятно каким образом вновь и вновь вооружались ботами, боеприпасами и нападали, нападали. При чем практически одновременно на Люцифер, Супернова и Фаргейт, между атаками проходило чуть меньше часа, не больше. И, не успевшие еще отдышаться, десантники кидались от одного крейсера к другому. А еще были границы, которые тоже нужно было защищать, но там пока было тихо, - их в основном патрулировали объединенные десантные войска планет Союз, Стена, Азия и Флора. Галактийцы почему-то выбрали своей целью именно Глок и именно американцев. - Возможно, - говорил полковник Шеппард на совещании, - что это попытка подорвать главные силы, как они думают. Обрубить голову, так сказать. - При всем уважении, полковник, - возразил ему майор Стюарт, - не стоит забывать о Союзе. У них сильная армия, да и другие смогут дать достойный отпор. - Это понятно, я не спорю, - кивнул Шеппард, - А что с пленными? И он посмотрел на Камерон. Эйс вздохнула, потерла переносицу, подняла на полковника покрасневшие глаза. Выглядела она плохо, - бледная, с темными кругами вокруг глаз, осунувшаяся. Да и другие выглядели не лучше, но Эйс было тяжелее, - вот сейчас она сидела здесь, вместо того, чтобы быть рядом со своей ротой, не зная, как идет бой, не имея возможности узнать, что с Пеникеттом и Эклзом. - Все, что мне удалось выбить из пленных, - сказала Эйс жестко, - это ругань и проклятия. Полковник, они подготовлены к допросам. Не реагируют на психокоды, и что самое главное, они не боятся смерти. Им нечего терять. Все молча переглянулись, уставились на монитор на стене, с которого хмуро смотрел генерал Морган. Все ждали, что скажет он. - Развед данные, - глухо начал он, - говорят, что на планетах галактийцев не наблюдается никакой активности. Но думаю, что капитан Камерон права. - Генерал Морган, - обратился к нему Шеппард, - мы можем сколько угодно долго бить их боты, но будет ли исход? Не лучше ли провести карательные операции непосредственно на периферии? - И бросить все силы на это? – спросил полковник Пеллигрино, командующий Люцифером, - Оставить тылы неприкрытыми? -Для начала, - заговорил, сидевший в дальнем углу полковник Коллинз, - нужно уничтожить их флот. И после этого высаживаться на их территории. - Думаю, - согласился с Коллинзом Стюарт, - это разумнее всего. - Как долго силы Союза и других могут сами патрулировать границы? – задал вопрос генералу Моргану Шеппард. - Этот вопрос более-менее ясен, - увереннее сказал Морган, - Союз готов помогать, а патрулирование берут на себя Флора и Азия. - А Стена? – изогнула бровь Эйс, - Им, что, есть куда свалить из этой вселенной? - Капитан Камерон, - чуть повысил голос Морган, - Займитесь своими непосредственными обязанностями… - Генерал Морган, - перебил его Шеппард, - мой капитан задала резонный вопрос. Можем ли мы быть уверены, что Стена будет стеной на нашей стороне, а не стороне галактийцев? - Да, - помедлив, ответил Морган, - но я не уполномочен обсуждать с вами эти вопросы… - И чего же хочет от нас министр Крипке? – усмехнулся Пеллигрино, - Биться до последнего? - Да, полковник, - был ответ. - Итак, - Шеппард постучал по столу, - Мы продолжаем оборону и атаку. Люцифер в паре с нами, Супернова пока на подхвате. Что скажешь, полковник Спейт? Взгляды обратились на улыбчивого блондина, полковника Спейта-младшего, командующего крейсером Супернова. - Согласен, - сказал он, - нам осталось немного, залатаем еще пару дыр, и мы в строю. - Значит, решено, - подытожил Шеппард, глянул на монитор, - Генерал Морган? - Утверждаю ваш план, - ответил он,- Но есть некоторые поправки. Полковник Шеппард, капитан Камерон, прошу вас остаться. Остальные свободны! Когда офицеры покинули кабинет-каюту Шеппарда, Эйс с усмешкой уставилась в монитор. - Ну, - с вызовом спросила она Моргана, - что на этот раз, Джефф? Отошлешь меня на Глок? - Капитан! – укоризненно покачал головой Шеппард. - Нормально, Марк, - успокоил его Морган, обратился к Эйс, - Если надо будет, то отошлю. - Я не подчинюсь! – громко сказал Эйс. - Тогда трибунал! – рявкнул Морган, - Неподчинение в военное время… - Не пори чушь, Джефф! – перебила его Эйс, - Ты и так посадил меня на крейсере, заставил участвовать в допросах! - Ты лингвист и психолог! – горячился Морган. - С галактийцами это бесполезно! – усмехнулась Эйс, - Здоровый кулак развяжет им язык быстрее, а мне надо на свой бот, к своей роте. - Нет! - Да! И не смей мне указывать, Джефф! - Ты можешь погибнуть! - Не дождешься! - Ты упрямая, бессовестная… - Не утруждай себя комплиментами, Джефф, - засмеялась Эйс, - Лучше скажи, кто командует разведкой? Все тот же Кроусделл? - Да, - спокойнее заговорил Морган, - При чем здесь это? Эйс переглянулась с Шеппардом. - Очень даже при чем, - ответила Эйс, - Есть некоторые соображения, Марк тебе расскажет. А я на бот! Шеппард, не глядя на Эйс, кивнул ей согласно. - Айсидора! – громыхнул Морган. - Пока, Джефф! – улыбнулась Эйс, - Если что, ты будешь очень привлекательным вдовцом! И она ушла, опять хлопнув дверью. Когда случился тот срочный рейд, Эйс вывела всю свою роту в бой. На двадцатой минуте у пятого взвода заклинило ракетопускатель, гранатомет раскалился и взвод Пеникетта взял на себя прикрытие. Но вдруг появились еще три корабля и оба бота были взяты в кольцо. Уйти резко вниз не получилось бы, оставалось лишь надеяться на чудо. Продолжая бить ракетами, Пеникетт орал Олссону: «Тайлер, уходи вниз!». Олссон лишь глянул через стекло на лейтенанта, показал ему средний палец, и вздернул пульт гранатомета на себя. И в этот момент по кораблям ударили с четырех сторон одновременно. «Пеникетт, Олссон, вниз!» - прорвался в эфире голос Камерон, - «Вниз, вниз!» Долго уговаривать не пришлось, оба бота рухнули, отключая магниты на время. Боты Камерон, Эклза, Падалеки и Коллинза поливали огнем, сбившиеся теперь в кучу, пять кораблей галактийцев. «Ах ты ж блядь беспутная! – орал Коллинз в эфире, - Какого хрена вам надо!», от него не отставали и Падалеки с Эклзом, матерясь изощренно, и палили ракетами. «Разворот! Разворот, парни!» - крикнула Эйс, заметив, стремительно приближающийся к ним один корабль побольше прежних. Но прежде, чем они успели развернуться, бот Пеникетта уже летел к кораблю, и понеслись ракеты. «Сукин сын!» - голос Пеникетта громыхнул в наушниках, и Камерон почти в истерике заорала: «Вперед, вперед, вперед!". «Огонь!» - рычал Эклз. «Огонь!», «Огонь!» - неслось от Падалеки и Коллинза… Когда вернулись на Фаргейт, Олссон молча пожал руку Пеникетта, троим друзьям, а Эйс загреб в объятия и долго не отпускал. Потом все немного расслабились, даже засмеялись. - Ну и мат у вас, парни! – шутливо погрозила им Эйс. - Прости, капитан, - улыбнулся Падалеки, - эмоции. - Да она сама, - влез Коллинз,- ругается не хуже нас. - Коллинз! – укоризненно качнула головой Эйс. - Правда, на русском, - не услышал ее полковник, - Да так многоэтажно! - На каком? – не понял Пеникетт. - О, да! – закивал Олссон, - Я слышал, как она крыла кое-кого на Хэйвене, в джунглях… - На русском? – переспросил Эклз, - А, да! Слышал от десантников с России. Очень содержательно, как мне перевели! И парни заржали, как кони. Они еще долго обсуждали тонкости русского мата, пили воду из одной бутылки, шутили, только Эйс молчала. Она украдкой смотрела на Эклза и кончики ее пальцев кололо жаром. Пеникетт сидел у ее ног, касаясь плечом ноги, улыбался, сам шутил, но смотреть на Эйс не решался. Короткий отдых прервал майор Стюарт. Он стремительно приблизился к ним, хмуро разглядывая их улыбающиеся лица. - Капитан Камерон, - сказал он, - вас ищет полковник Шеппард. Офицеры, через час на вылет. Перезаряжаемся! - В чем дело? – спросил Эклз. - Люцифер только что отбил атаку, - ответил майор, - Кажется, это не последняя на сегодня. Все переглянулись. Так и пошло, - вылет, бой, короткий отдых и опять вылет, только бы не допустить галактийцев к надземному пространству. Все устали, устали боты, но оборона продолжалась через не могу. Количество кораблей противника заметно уменьшалось, но схватки стали ожесточеннее, приемы подлее и неожиданнее. Фаргейт потерял один бот, но взвод удалось вытащить. Эйс участвовала в допросах, первое время полагая, что это действительно нужно. Но очень скоро убедилась, что галактийцы, захваченные на своих кораблях в плен, нисколько не боятся ни боли, ни смерти. Крупного телосложения, все как один, голубоглазые, сплошь покрытые обильной волосяной растительностью, они не отличались гибкостью ума, сдержанностью. В их расе не было альф, бет или омег, люди делились по половому признаку на мужчин и женщин, дети рождались у них не чаще одного в пять лет, но были очень выносливыми. Язык был похож на смесь германской и романской семей, своеобразным, с резкими звуками. Жили они на нескольких планетах, площадью каждая в триста тысяч миль, сплошь покрытые джунглями и вулканами, и им катастрофически не хватало места. Единой власти на их планетах не было, лишь договорное сотрудничество, была свою культура и обычаи. И жила в них не проходящая ненависть к людям, живущим на планетах главного кольца, - Глок, Союз, Флора, Азия и Стена, предки которых сто с лишним лет назад захватили эти планеты, обжили и лишили тем самым галактийцев свободной территории. Эйс пыталась говорить с пленными без угроз, но каждый раз натыкалась на злобу, ярость и презрение. - О чем думали наши предки в древности, - говорила Эйс устало Шеппарду, - когда они посылали в космос послания? - Надеялись найти разум, - усмехался полковник, провожая хмурым взглядом очередного пленного. Эйс не видела Пеникетта два дня. Тот просто не успевал дойти до нее, - его разворачивали прямо из столовой, где он наспех глотал что-то съестное, запивал и несся обратно в ангар к ботам. Но когда напряжение немного спало, к американцам присоединились десантники с Союза и Флоры, у фаргейтцев появилась возможность поспать нормально. Эклз заснул сразу, как только сел на свою кровать, у Падалеки хватило сил раздеться, но и только. Коллинз продержался дольше. Он с трудом помылся, даже помог Пеникетту, кинув ему полотенце, и практически дополз до своей каюты. Эйс, приняв душ, кое-как вытерла свои длинные волосы и легла на кровать в большой махровой простыне. «Сейчас, - говорила она себе, - сейчас встану и переоденусь в футболку», но сил не было даже, чтоб укрыться. В какой-то момент она почувствовала, как кто-то лег рядом, сгреб в сильные объятия. Запахло сиренью и Эйс в изумлении открыла глаза. - Тамо! – прошептала она, разглядывая лежащего рядом Пеникетта, - Ты что? Пеникетт, не открывая глаз, прижал ее к себе сильнее, улыбнулся. - Буду спать с тобой, - пробормотал он, зарываясь носом в ее влажные волосы. - С ума сошел? – шипела Эйс, но на самом деле только радуясь. Пеникетт приоткрыл один глаз, окинул ее взглядом, нашел губами ее губы и поцеловал нежно-нежно. - Да, сошел, - буркнул он в поцелуй, дернул из-под нее край полотенца, от чего вся нагота Эйс была на виду. Глаза его распахнулись и, несмотря на дикую усталость, он шумно задышал, взгляд засиял, но… - Нет, Тамо, - тихо сказала Эйс, прижалась ближе, укутала краем простыни, мягко поцеловала в подбородок, - Спать, нам надо спать. Тамо сдавленно охнул, сжал ее руками крепче, кивнул согласно. - Хорошо, - прохрипел он, - я просто буду лежать рядом. Услышав в его голосе легкую обиду, Эйс усмехнулась. Его дыхание все еще было сбитым, тело напряженным, а каменный стояк рвал пижамные штаны, но Эйс решила не давать парню повода. Она закрыла глаза, уткнулась лицом ему в грудь и, слушая буханье его сердца, уснула крепко и сладко. Так они и спали вдвоем каждый раз. Добредали до ее каюты, наскоро мылись и падали в кровать. Крепко обнимались, целовались недолго и засыпали. - Когда-нибудь это кончится, - бормотал Пеникетт сквозь дрему, - я покажу тебе свой дом. - Угу, - отвечала Эйс, поглаживая его по спине. Ей хотелось обвить его ногами, руками, зацеловать, но что-то останавливало. Она лишь вдыхала его запах, закрывала глаза и была благодарна за его сдержанность. Уже много дней ей не снился Эклз, и она была этому рада. Ее все еще прошивало дрожью, стоило лишь тому оказаться рядом, мимолетом глянуть на нее или что-то сказать в эфире, но спала она теперь спокойно, окруженная теплом и тихой лаской Пеникетта. После того совещания Эйс не вылетела вслед за своими парнями, а пошла в медцентр к Феррис. Майор Феррис встретила ее с тревогой. - В чем дело, Эйс? – спросила она, поднимаясь навстречу, - Что-то не так? Эйс немного смутилась, подбирая слова. - В общем, - начала она, - у меня задерживается цикл. В смысле, циклы, и… - Ты не беременна, - уверенно сказала Феррис, я бы увидела по показателям. - Я знаю, - махнула рукой Эйс, - я просто чувствую, что через несколько дней циклы случатся, и лучше мне начать принимать подавители сейчас. - Нет, - жестко сказала Феррис, - нет, я категорически против. - Но ты же видишь, Саманта, - удивилась Эйс, - что творится! Дым коромыслом, не хватало еще меня с моими феромонами! Я буду ходячей бомбой! - Тебе сорок лет, - не сдалась Феррис, - шансов все меньше. Не лишай себя хоть тени надежды, слышишь? Эйс потерла лоб в задумчивости. - В такое время, - прошептала она, - неизвестно, что дальше будет… - Война войной, - пожала плечами Феррис, - а тебе нужен ребенок. Все, разговор окончен! Эйс кивнула, все еще думая о чем-то. Повернулась, чтобы уйти, но остановилась. - Кстати, - смущаясь сказала она, - Он младше меня на десять лет. Вроде не много, но все таки… Саманта, что мне делать? Феррис тепло улыбнулась, подошла ближе, обняла Эйс за плечи, заглянула в ее расстроенное лицо. - Любить, - сказала она, - и быть счастливой, Эйс! Эйс с улыбкой чмокнула ее в щеку, шепнула «Спасибо!» и пошла к выходу. - Эйс, - окликнула ее майор, вспомнив кое-что, - Ты уже в курсе, что Эклз подал рапорт о переводе? Эйс остановилась, будто наткнулась на стену. - Куда? – помертвевшим голосом спросила она. - На Люцифер, но… - договорить Феррис не успела, Эйс уже умчалась, - Вот это я зря сказала, - добавила Саманта. И покачала головой, - Эйс даже не подумала спросить, с чего майор решила, что Эклз что-либо значит в жизни Эйс… Эйс неслась, не разбирая дороги, торопилась в ангар. «Убью гада! – стучало в голове, - Придушу своими руками! Как он мог?!» Она кипела и шипела, сама себя не понимая. Зачем ей нужно было, чтоб Эклз оставался на Фаргейте, когда рядом с ней Пеникетт? Нет, она не хотела понимать. Она только знала, что Эклза так просто не отпустит. Ни за что! И… С размаху врезалась в бредущего Коллинза. Тот схватил ее за руки. - Эйс! – обрадовался он, - Ты то мне и нужна! Надо поговорить… - Миша, отпусти! – дернулась Эйс, - Потом… - Когда? – начал злиться Коллинз, - Ты меня избегаешь, вызовы отклоняешь. В чем дело? Все кончилось? Эйс услышала в голосе Коллинза скрытую обиду, и самой стало стыдно. Она вздохнула, подняла на него измученный взгляд. - Я понял, - тихо сказал Коллинз, - но нисколько не сержусь. Так должно было случится. - Миша, - Эйс прикрыла глаза в смущении, - Прости! - Глупышка, - и Коллинз поцеловал ее в лоб, - ты сама не знаешь какая ты дурочка! Эйс облегченно вздохнула, улыбнулась ему, но тут же нахмурилась, вспоминая: - А где остальные? – быстро спросила она. - Джаред только ставит бот, - ответил Коллинз удивленно, - Пеникетт и Олссон еще там, а Эклз вернулся минут двадцать назад. А что? - Ничего! – рявкнула Эйс, вырываясь из его рук, - Сейчас кому-то будет больно! – и рванула вверх по лестнице. Коллинз был поражен ее реакцией. «Вообще ничего не понял, - подумал он, - При чем здесь Эклз?.. О женщины!!!» Капитан Эклз устало опустился в кресло, лениво обтирая плечи, грудь и голову полотенцем. Оглянулся на кровать, где оставил майку. Черт, даже наклониться за ней не охота. Он откинулся на спинку, закрыл глаза. Сейчас бы рухнуть в постель, но нужно еще написать рапорт о последнем вылете роты и … Дверь в каюту резко распахнулась, Эклз повернулся на звук и увидел Эйс. Разъяренная фурия, - глаза горят, щеки покраснели, дыхание рваное. Еще бы волосы торчали в разные стороны и тогда вообще красотка! Эклз хмуро оглядел ее с ног до головы, и стало страшновато. - В чем дело, капитан? – спросил он как можно спокойнее. - Решил свалить? – прошептала зло Эйс, сдерживаясь, чтоб не заорать. - Камерон, - вздохнул Эклз, - тебя это не касается! - Касается, - угрожающе зашипела Эйс и сделала шаг к нему. - Стоять! – неожиданно для себя испуганно вскинул руку Эклз, - Стой, где стоишь, Камерон! Эйс даже опешила от этого вскрика. - Боишься меня? – она невольно усмехнулась. - Хрен знает, что у тебя на уме, - смутился Эклз, - а я женщин не бью. Эйс почувствовала, как ее отпускает злость, а на ее место наползает отчаяние. Отчаяние, что он все-таки уйдет. - Эклз, прошу, - сказал она, - скажи почему? Эклз опустил голову, закусил губу, сжал кулаки. Как же ему хотелось ринуться к ней, сжать в руках, впиться в ее губы жадно. Закрыть дверь и не выпускать ее отсюда неделю, не меньше, и любить, любить, любить… - Уйди, - глухо прошептал он, - Умоляю, Эйс, уйди! - Что мне сделать, чтобы ты остался? – невозможный голос ее прозвучал совсем рядом. Эклз открыл глаза, и оказалось, что она присела перед ним на корточки, положила руки на подлокотники и смотрит на него так, что дыхание сбивается, а сердце ухает куда-то вниз. Одна секунда, и он целует ее вопреки своему разуму. Не жадно, как ему хотелось, а едва касаясь губ, боясь сорваться. Но и этого легкого касания достаточно, чтоб сон стал явно, - эти губы, пахнущие коньяком и цветами, горько-сладкие наверное. Он чуть раскрывает свои губы и вбирает ими ее губы, легко-легко, совсем чуть-чуть, самым кончиком языка проводит по ним и пьянеет от вкуса горького шоколада. Продвигается чуть дальше, чувствует как губы ее раскрываются, будто лепестки бутона, и мысли его пустеют, ее язык робко касается его и… Мир рушится, исчезает все, - есть только она, ее губы, язык, запах, вкус, тихий стон. Он сам не заметил, как стал откидываться в кресле и как она тянется за ним, легко ложась на его грудь. Он целовал и целовал, почти не дыша, боясь прерваться, чуть прикусывая ее губы, лаская языком, растворяясь и возрождаясь… Он почувствовал как ее горячая рука касается его шеи, ключицы, груди, пресса и ниже…И тут его словно бьет током! Нет, только не так! Эклз с невероятным трудом, внутренне крича от боли, схватил ее руку, оторвался от губ. Она посмотрела ему в глаза недоуменно, с обидой, дышала загнанно. Эклз помотал головой, сбрасывая морок. - Не делай этого со мной, - прохрипел он глухо, - Не играй со мной! - Что? – тихо произнесла она, отпрянув. - Прошу, Эйс! – шептал он, - Умоляю, не делай этого со мной! - Но… - Я не железный, пойми! И уйди, пожалуйста! Эйс порывисто встала, повернулась к двери, помедлила. Сделал несколько вдохов-выдохов. - Не уходи с крейсера, - сказала она спокойно, - Из-за меня не надо. И больше я тебя не потревожу, обещаю. Она шагнула, а ему, до крика, хотелось остановить ее, сделать своей, но… - Новогодний бал, - проговорил он, - твой поцелуй… - Это был ты, - не спросила, а так, словно знала давно, сказала она, замерев на миг. - Тогда был еще и молочный вкус, - произнес Эклз тихо. По ее спине было заметно, как она напряглась, но не обернулась. - В тот момент я была беременна, - едва слышно прошептала она и ушла. Эклз услышал, как она с шага перешла на бег. Ушла, он сам ее прогнал. Эклз обхватил голову руками, сжался в кресле… Эйс добежала до конца уровня. Но, на удивление, сердце ее билось ровно, дыхание было свободным, и лишь в груди чуть покалывало. «Не верит, - думала она, - не хочет. Оттолкнул». Она бессознательно потерла запястье, которое сжал Эклз. Больно, зараза! Синяк останется, наверное… Но почему же так легко стало дышать? Ведь когда он так неожиданно прильнул к ее губам, все ее существо растаяло, исчезло, - мысли, разум, гордость. Она перестала ощущать себя вообще, вся растворилась в его потоках, властных, зовущих, утверждающих свои права на нее. Она поплыла, от его губ, от запаха, от жара его тела, и было так хорошо, словно она нашла наконец-то себя. И он хотел ее, не просто обладать, войти, а именно хотел! Так, будто она всегда принадлежала ему, будто память об этом всегда жила в ней самой… Да, вот поэтому ей сейчас легко. Это, это… Она силилась уловить эту мысль, но она ускользала и это не раздражало. Эйс вздохнула, потрогала чуть припухшие губы. «Нет, - подумала она, - нет, я не хочу так. Пусть это так сильно, но я не побегу больше за ним. Не побегу…» Со стороны лестницы послышались возбужденные голоса, среди них она различила голос Пеникетта, и невольно улыбнулась. В груди вдруг стало по-настоящему легко и радостно, тепло, как от майского солнца. «А вот за ним я побегу», - удивленно, но счастливо усмехнулась про себя Эйс и решительно направилась на голос. Пеникетт выскочил на уровень, смеясь громко. Волосы его торчали ежиком, китель был расстегнут. Он крутанулся на месте, увидел Эйс и с криком бросился к ней. - Эйс! – низкий, гулкий его голос отозвался в ней дрожью, - Все кончилось! Мы разбили их подчистую! – и он сгреб ее в объятия, сжал, вдыхая ее запах. Чуть нахмурился, почувствовав что-то чуждое, но улыбался. - Серьезно? – спросила она, заглядывая в его глаза-жемчужины. - Да, мечта моя! – он тряхнул головой, словно отгоняя дурные мысли, - Все кончилось! Она провела рукой по его колючей щеке, невольно залипая на его губах. - Ты покажешь мне дом? – спросила она тихо. - Да, - выдохнул он, не веря своим ушам, и поцеловал в раскрытые губы. Эйс против воли почувствовала, как ее несет десятым валом. Вокруг раздались одобрительные хлопки, возгласы, свист. Оказывается, почти вся рота была здесь и стала свидетелями этой сцены. «Да, лейтенант!» - смеялся Олссон. «Оу, Тамо, красавчик!» - кричал Чау. «Капитан, так держать!» - свистели парни. Пеникетт с трудом оторвался от Эйс, оглядел счастливо ребят, а она от смущения спрятала лицо на его широкой груди. На позднем ужине всем объявили, что флот галактийцев уничтожен полностью и теперь планируется высадка на их территории, но пока весь состав Фаргейта получает неделю отдыха. Кроме тех, кто задействован в нарядах, разумеется, - армия есть армия. И все же радости и восторгам не было предела, особенно, когда полковник Шеппард лично объявил, что будет рад встретиться со всеми завтра в баре «Братья Винчестеры». - Оттянемся, ребята! – громко засмеялся он под дружные аплодисменты. Ответом ему послужило громогласное, многоголосое «Да!». Пеникетт, сидевший рядом с Эйс, повернулся к ней всем корпусом. - Завтра? – спросил он тихо, улыбаясь нежно. - Да, - ответила Эйс и глаза ее потемнели. Она сжала его руку, переплетая свои пальцы с его. - Тогда не смотри на меня так, - прошептал он, склоняясь к ней, - Иначе до завтра не дотерплю… Эйс звонко рассмеялась, запрокидывая голову. Эклз, вроде спокойно наблюдал, но голос его зазвучал как грозный рык, когда он обратился к Коллинзу: - Поставь меня в наряд на завтра. Коллинз оглядел его внимательно, проследил в направлении его хмурого взгляда, покачал головой. - Хрен тебе, - сказал он, - а не наряд. Эклз удивленно вскинулся, посмотрел зло на полковника, на Падалеки. - Вы друзья, - зашипел он, - или чушь собачья? - Именно потому, что мы друзья, - спокойно выдержал его взгляд Джаред, - и нечего так пыхтеть, Эклз! - Лопнешь, - поддакнул Коллинз. - Предатели, - констатировал Эклз. - Придурок, - улыбнулся Джаред. - Не будь тряпкой, Дженс, - покачал головой полковник, - не предавай себя. Эклз вздохнул обреченно, ткнул Падалеки в бок. - Хорошо, - усмехнулся он, - но ты пойдешь со мной в тот бордель, о котором рассказывал. Коллинз в недоумении вскинул брови, уставившись на Джареда, тот смущенно пожал плечами. - Отлично, - с угрозой пробормотал Коллинз, - пойдем вместе, - Джаред лишь улыбнулся. Бар «Братья Винчестеры» был не просто баром, а целым комплексом, по строению напоминал огромный цирк, с куполом, сценой посередине и отличной выпивкой. По рассказам нынешнего владельца Джона Винчестера, его прадед, Сэмуэль Винчестер, до жути боялся клоунов и потому таким вот образом решил бороться со своей фобией, и где-то даже был стенд с исколотым изображением клоуна, в который посетители метали ножи. А от двоюродного прадеда, Дина Винчестера, бару досталась отличная музыкальная коллекция записей рок-классики, и именно с его подачи в баре с незапамятных времен дают концерты лучшие музыканты. - Вы не замечали, - говорил Коллинз, смотря на одну из старинных фотографий, висящих в холле бара, - что вы с Джаредом чем-то похожи на этих Винчестеров? Эклз приостановился у стены со снимками, Падалеки встал рядом. Оба вгляделись в это фото, где братья были засняты вместе, обнимающие друг друга за плечи, смеющиеся, молодые. - Не-е-е, - протянул Джаред, хмурясь. - Вообще ни разу, - поддержал друга Эклз. - Что-то есть, - не сдавался Коллинз, - но вы красивее, - и друзья, посмеявшись, пошли дальше. В баре народу было уже под завязку. Своих друзья нашли быстро, уселись за столик к Олссону и сделали первый заказ подошедшей симпатяжке-официантке. Музыка гремела, на танцполе уже кто-то отплясывал, вокруг было достаточно незнакомых лиц. - По ходу, - говорил Олссон громко, - Винсев сегодня оккупировали одни десантники. Смотри! – и он указал в сторону на шумную компанию мужчин, говорящих на непонятном языке. - Русские? – удивился Эклз. - Да, десантура с России и Суворова, - кивнул Олссон. - А эти, кажется, с Эльдорадо, - указал Джаред в другую сторону. - О, - улыбнулся Коллинз, - обожаю испанский язык. Такой сексуальный… - Да что ты? – перебил его Джаред и так глянул на него, что полковник осекся и глаза его заблестели. Эклз усмехнулся, - быстро же у них все пошло на лад, стоило только ему отойти в сторону! И слава богу. Он невольно оглядывался по сторонам, ища глазами Камерон. Он и хотел, и боялся ее тут встретить. Если появится, то он будет метаться между желанием уйти и подойти к ней. А если не появится, то значит она с Пеникеттом где-то… И делает с ним… Черт! Как же это… Муторно, больно… - Эйс! – загудел Олссон, вскакивая из-за стола. Эклзу пришлось обернуться назад… И он задохнулся от восторга и ревности одновременно. Эйс смотрелась хрупкой тростинкой в этих узких джинсах, простой голубой рубашке и на высоченных каблуках. Длинные волосы ее струились легкими локонами вдоль плеч, губы блестели, а глаза были особенно прозрачными, обведенные темным. Кажется, это называется у женщин «краситься». Какие же у нее яркие, зеленые глаза!.. Эклз снова нахмурился, завидев, как сзади подошел Пеникетт и легко обнял Эйс за талию, что-то шепнул ей на ухо, и она чуть покраснела. - Лейтенант, - развел руки Олссон, - позволь? – и он подошел к Эйс, чтобы обнять. - Тайлер, - засмеялась Эйс, - только не сломай мне ребра! Олссон обнял, приподнял Эйс. - Красавица! – гудел он, - Жаль, что я не в твоем вкусе! - А ты спрашивал? – поддела его Эйс. - А-а-а, - засмеялся Тайлер, - Вот я болван! Упустил! Пеникетт снова приобнял Эйс за талию, всем своим видом давая понять, кто здесь не упустил свой шанс. Эйс лишь мельком глянула на троицу, подмигнула Падалеки. Тот показал ей поднятый большой палец. И Пеникетт увел ее чуть дальше. - Какая…- начал было Олссон, возвращаясь за столик, но Эклз громко позвал официантку. Он не хотел обсуждать ни с кем, как хорошо выглядит Камерон сегодня. Да и вообще никогда, ни с кем. - Текила! – сказал Эклз девушке в кокетливом переднике, - И бутылку, чтоб не бегать постоянно. Олссон вопросительно приподнял брови, глядя на Коллинза. Тот пожал плечами. А веселье шло вовсю. И, казалось, не было конца желающим поздороваться с Камерон. Поневоле Эклзу приходилось слышать, как к ней обращаются с приветственными криками и бегут обниматься, - один, второй, третий, четвертый… Да сколько мужчин она знает?! И сколько их знают ее?! И каждый норовит чмокнуть ее в щеку, а то и потискать. Бедняга Пеникетт! Но тут терпение кончилось даже у Падалеки, когда в сторону Камерон пошел, появившийся словно из ниоткуда, высокий, мускулистый красавец, сияя шоколадными глазами и ослепительной улыбкой. Он шел, раскрыв объятия, и говорил нараспев: - Эйс, любовь моя! Красавица! Сдохну, если не поцелую! – и все это на испанском. - Энрике! – воскликнула Эйс, встала и пошла ему навстречу, - Как я рада тебя видеть! Эклз чуть не поперхнулся, - Эйс говорила на испанском легко и так сексуально! Пеникетт застыл в шоке, увидев как Эйс обнялась с этим латиносом словно они давние знакомые, или даже больше. К счастью, мужчина лишь поцеловал Камерон в лоб, иначе Пеникетт точно взорвался бы. - Ты здесь? – тараторила Эйс, - Все еще на Эльдорадо? Ты с парнями? А где они? Хочу послушать вас сегодня! - Да, любовь моя, - улыбался качок, - Обязательно! Ты как всегда прекрасна! И скажи мне быстро, который из них твой альфа? Они сейчас порвут меня на части, - это он сказал, чуть понизив голос. Эйс засмеялась: - Не говори ерунды! Энрике быстро склонился к ее уху, что-то спросил, она кивнула. У мужчины округлились глаза и он погрозил ей пальцем. Потом еще что-то сказал и наконец усадил ее на место. Шутливо кивнул всем рядом сидящим и ушел. - Энрике? – спросил Пеникетт, стараясь скрыть раздражение. - Мы служили вместе на Эльдорадо, - ответила Эйс, беря его за руку, - Я проходила там практику. Эклз все это слышал. Он посмотрел на Коллинза, а тот улыбался безмятежно. Эклз жестом попросил его чуть склониться. - Она служила на Эльдорадо? – шепотом спросил он, - Давно? - Десять лет назад, - так же тихо сказал Коллинз, - У нее большой послужной список, она же лингвист. Чему ты удивляешься? - Нет, ни чему, - мотнул головой Эклз, - просто… Вдруг музыка смолкла и все оглянулись на сцену. Там стоял тот самый Энрике. Он закрепил у уха гарнитуру и в приветственном жесте поднял руки. - Привет всему космическому десанту! – крикнул он по-английски, - Пусть сегодня все узнают, что мы умеем воевать на отлично и отдыхать не по-детски! Многоголосый рев пронесся под куполом как мощная волна. На разных языках десантники кричали свои девизы, свистели и скандировали «Ура!». - Окей, парни и милые девушки! – прорвался сквозь гул голос Энрике, - Сейчас я хочу пригласить сюда на сцену такую красотку, от голоса которой вы умрете от восторга! Айсидора, любовь моя! Спой со мной! Эйс застыла на месте, почувствовав как сотни пар глаз уставились на нее, потому что к ней быстро шел парень в кожаных штанах и майке и протягивал ей гарнитуру с микрофоном. - Вот черт! – сказала Эйс, позволяя парню нацепить на себя микрофон, - Вот черт! Вот черт! Обалдевшие было Пеникетт, Эклз, Олссон, Падалеки и Коллинз, вдруг принялись хлопать, присвистывать и подбадривать: «Эйс, вперед! Покажи всем, капитан! Давай, детка, давай!». Забухали барабаны, раздались первые аккорды. И Эйс почувствовала как расправляются ее плечи, по спине бегут мурашки, ноги сами несут ее к сцене. Энрике начал куплет сильным, приятным голосом, жестами приглашая Эйс подойти к нему ближе. «Мне нравится, когда ты заводишься и липнешь ко мне, как соблазняешь в танце, играешь бедрами. Это любого заставит делать глупости» - пел он, - «Ведь твое тело – чистый адреналин, им ты заманиваешь меня в ловушку, я на грани безумия». Он подходил к ней ближе, покачивая бедрами, глядя на нее с вожделением. Эйс начала пританцовывать, качнула бедрами раз, другой, ускоряя темп. «Послушай, малыш, если бы ты только знал, что в тебе есть кое-что, что заставляет меня дрожать, - запела она своим невероятным, хрипловатым и нежным голосом, так что восторженный рев вновь потряс купол, - Ты заставляешь меня двигаться быстрее. Когда мы начинаем, я не могу остановиться». Они пели и двигались так, что не было нужды переводить слова песни. Их бедра соприкасались, руки порхали вдоль тел, чуть лаская, голоса соблазняли, мелодия заставляла двигаться вместе с ними. Это была песня-страсть, откровенная, зовущая, проникающая под кожу, будящая инстинкты. Купол подрагивал в такт музыке, возбуждение расходилось по залу волнами и возвращалось обратно к сцене гулом сотен и сотен голосов. Эклз смотрел на Эйс и поражался силе ее голоса, пластичности и страсти, которая рвалась из нее с каждым движением бедра, взмахом руки, даже ее разлетающиеся волосы… Что же ты сделаешь со мной, если я поддамся тебе? Что я сделаю с тобой, если снова окажешься близко? Он живо вспомнил, как они целовались еще вчера, как горели ее губы, как дыхание срывалось на стон… - Что с тобой? – услышал он над ухом Коллинза. Оказалось, что Эклз сдавил стопку в крошево, и теперь с удивлением рассматривал свою ладонь в мелких порезах. Коллинз молча протянул ему свой носовой платок. Мигом рядом очутилась официантка и без лишних слов смела стекло со стола. Кроме Коллинза и этой девушки никто ничего не заметил, все взгляды были устремлены на пару на сцене. Эклз усмехнулся, мотнул головой в сторону Пеникетта. - Бедняга лейтенант, - сказал он Коллинзу, а тот лишь улыбнулся. Последил, как на лице Пеникетта стремительно сменяют друг друга восторг, бешенство, желание, ревность, страсть, ярость. - Я говорил, что она бомба, - покачал головой Коллинз, и так глянул на Эклза, будто хотел сказать еще: «Я вас предупреждал! Сами напросились!». Песня оборвалась неожиданно, но в следующую секунду, не дав восторженному реву слушателей разрастись, зазвучала другая песня. Трубы, свистки, далекий гул толпы, как на стадионе, и нарастающий темп. На этот раз Энрике и Эйс пели вместе, стояли лицом к зрителям, двигались синхронно, словно этот номер был отрепетирован ими давным-давно или они так хорошо чувствовали друг друга. «Это кубок всей жизни, тот самый, единственный. Время пришло, не останавливайся! Иди вперед, будь сильным. Иди вперед, к самой вершине!» - пели они и зал пел вместе с ними. «Чувство в твоей душе направит тебя , если ты действительно его хочешь». – простые слова, в самую точку. Эклз поймал себя на том, что вместе со всеми подпевает: «Вперед, вперед, вперед!». «Кубок всей жизни, все или ничего. Здесь и сейчас!» - неслось ото всюду, толпа неистово ревела в восторге, пол дрожал от топота ног и ритма, по телу пробегала дрожь. Эклз снова глянул на Пеникетта, стоящего у стола, скрестив руки на груди и смотрящего на Эйс горящими глазами. «Болван, - думал Эклз, - Иди и возьми ее!.. Пока это не сделал я». Текила мягкими молоточками билась в голове в унисон музыке, расслабляла, разжимала тугую пружину в теле, разрешая дышать свободнее и думать свободнее… «Раз, два, три, - отсчитывал Эклз мысленно, следя за Эйс, которая спрыгнула со сцены под бурные овации, лишь стихла песня, и теперь, пританцовывая, шла в их сторону, - Четыре… Иди же, придурок!» И не понятно было, к кому именно он обращается, к себе или к Пеникетту. А тот так и стоял, ждал неизвестно чего. Эйс шла, а ей казалось, что летит. В груди расплавлено плескалось чувство легкости, восторга, подъема и такой нежности. Она улыбалась и сама понимала, как прекрасна в этот момент, и не хватало лишь того, чтобы кто-то подтвердил ей это, - руками, губами, взглядом. Она видела обоих, - Эклз хмурился, но глаза кричали: подойди! Пеникетт, хоть и скрестил руки, но весь сиял и улыбался. Ее тянуло, как стальным тросом, к Эклзу, но… - Иди ко мне! – громко сказал Пеникетт и раскрыл объятия. Эйс кинулась к нему. - Придурок, - прошипел Эклзу на ухо Падалеки, имея в виду своего друга. Потом было еще много музыки, много текилы, очень много текилы. В какой-то момент Олссон помахал рукой у лица Эклза, привлекая к себе внимание. Эклз очумело глянул на него. - Что? – прохрипел он. - Тебе Фелиция машет уже который раз, - сказал Тайлер, - Ты спишь что ли? - Фелиция? – переспросил Эклз, глянул на танцпол, увидел рыжую девушку, подмигнул ей, но не встал. - Пошли, проветримся, - позвал его Тайлер. - Угу, сейчас, - кивнул Эклз и опрокинул в себя еще стопку. - Брат, тебе уже хватит, - попытался остановить его Тайлер. - Хрена с два, - буркнул Эклз, - Сегодня я надерусь по самые помидоры, - и оперся об стол, чтобы встать. Но в этот момент музыка стихла опять и снова этот латинос на сцене громко прокричал: - А эту песню я посвящаю красавице капитану Камерон! Айсидора Мария, детка! Это для тебя! Un, does, tries! И такой ритм пошел, вызвав взрыв бешеного восторга, что стены содрогнулись до основания. Эйс, сама не осознавая, вскочила и понеслась на танцпол. - Рики Мартин, ты супер! – послала она Энрике воздушный поцелуй, обернулась к Пеникетту, поманила, пританцовывая. Пеникетт спокойно подошел, поцеловал в губы коротко, взял за талию и руку, и закружил ее в таком танце! Он кружил ее, держал за бедра, задавая темп, прижимал к себе недвусмысленно, отталкивая и снова прижимал. Он вел, мягко принуждая двигаться так, как он хочет, приказывал, ласкал, наслаждался. Танец-секс, и Эйс накрывало с головой от возбуждения, желания, от властности Пеникетта, его страсти и таких умелых движений. - Боже! – засмеялся Эклз, - Она еще и пляшет! - Пошел бы и сам станцевал с ней, - спокойно сказал ему Падалеки и отобрал у него очередную стопку. - Джаред, я не танцую! – парировал Эклз, забирая в свою очередь всю бутылку текилы, - Уж ты-то знаешь! - На твоем месте, - склонился к нему ближе Падалеки, - я б затанцевал, только чтоб оказаться с ней рядом. - Спасибо, друг! – похлопал его по плечу Эклз. Дженсен уже был в состоянии, когда привычная хмурость отступала, он становился веселым, добрым и разговорчивым, - Я тебя люблю, но твоему совету не последую. - Ты пьян, - улыбнулся ему Коллинз. - Да! – громко сказал Эклз, - Пьян и ночь еще не кончилась!.. Девушка! Еще текилы! Подбежала официантка с бутылкой, улыбнулась Эклзу. - Что-то еще, сэр? – прощебетала она. - Твое имя, малышка? – и Эклз уставился на нее своим фирменным взглядом-убийцей, от которого омеги и беты падали к его ногам в экстазе. - Амара, - пролепетала девушка, заворожено глядя на мужчину. - А я капитан Эклз, - улыбнулся Дженсен, - И я… - Девушка, вы свободны! – резко сказал Падалеки и так зыркнул на официантку, что та исчезла в миг. - Ну ты чего, Джей? – с притворной обидой бурчал Эклз, - Вам всем можно, а мне нет? Так не честно! И тут он снова увидел Эйс. Она держала Пеникетта за талию и внимательно его слушала, а тот что-то говорил ей, склонившись к ее уху. Пеникетт выпрямился, вопросительно заглянул в глаза, она улыбнулась и кивнула. И Пеникетт куда-то ушел, на прощание поцеловав ее в губы. Эйс обернулась, помахала рукой друзьям и решительно направилась к ним. Эклз протрезвел враз. - Как дела, парни? – улыбнулась Эйс, - садясь за их столик, - Налейте выпить! - Все супер! – подмигнул ей Джаред, - А ты горячая штучка, капитан! Эклз молча налил ей стопку, пододвинул ближе. - Спасибо, Дженс! – и Эйс одним махом выпила, не поморщилась, - Ты чудо как хорош! - Без соли и лайма? – удивился Коллинз, - С каких пор, Эйс? - С каких? – переадресовала вопрос Эйс Тайлеру. - С Суперновы, - усмехнулся тот. - Коллинз, - покачала головой Эйс, - Ты, что первый день меня знаешь? - Ты давно знакома с этим Энрике? – спросил Падалеки, поневоле скашивая глаза на сцену. - Мартинеса знаю больше десяти лет, - кивнула Эйс, - Не раз спасали задницы друг друга… Понимаю, Джаред, но он женат, двое детей. А вон там, его омега, - и Эйс указала на танцпол, на высокого, статного парня с темными волосами и нежной улыбкой. - О, - наигранно восхитился Коллинз, - какой красавец! Падалеки с укором глянул на него, а тот пожал плечами, мол, ты же заглядываешься на других, а почему я не могу? - Обожаю вас, парни, - засмеялась Эйс, глядя на них, и обратилась к Эклзу, - Ты что, текилу в долг взял? Наливай! Эклз отмер, налил еще стопку ей. Заворожено смотрел, как она пьет, слизывает с губ капельку… - Даже не знал, - говорил Падалеки, - что у тебя такой голос! Классно! - Ты еще не слышал, - вклинился Олссон, - как она командует выходом на плацу. Как рявкнет команду, - у генералов яйца поджимаются! - Будешь командовать на высадке? – тихо спросил Эклз, не глядя Эйс в глаза. Эйс удивленно повернулась к нему. - А ты с нами? – ответила она вопросом на вопрос. Эклз только кивнул утвердительно, а Эйс постаралась скрыть довольную улыбку. - Да, буду, - сказал она, - а Тайлера возьму в помощники. Олссон и Камерон, улыбаясь, хлопнули друг друга по рукам. - Эйс! – послышалось сзади. И, видимо, этот голос был для Камерон очень важным, потому что она так порывисто обернулась! Глаза ее расширились, губы приоткрылись в изумлении. Она смотрела на высокого, жилистого мужчину, светловолосого, с умными голубыми глазами, на его суровое лицо, и медленно поднималась к нему навстречу. - Алексей, - прошептала она, - Ты? - Здравствуй, милая! – голос мужчины оказался под стать, глубокий, низкий, и говорил он по-русски. Эйс подошла к нему, не отрывая глаз. Они взялись за руки и застыли. И столько чувств было между ними, столько невысказанных слов, такой накал эмоций, что это было ощутимо в воздухе. Все молчали, казалось, что даже музыка зазвучала тише. Мужчина мягко высвободил правую руку, поднес к ее лицу и нежно-нежно провел пальцами вдоль шрама на подбородке. «Прости, - едва слышно выдохнул он, - Прости, Асенька!» За что он просил прощение с такой болью, знала только сама Эйс… и Коллинз. Эйс улыбнулась мягко. - Ты что, Алеша! – и она прижалась к его раскрытой ладони щекой, - Ты не виноват! Сколько можно повторять?! – она говорила по-русски с едва различимым акцентом. - Такая красивая, - говорил ей русский, - Услышал твой голос, не поверил! Решил убедиться и вот вижу, - ты стала еще краше! - Я скучала, - тихо-тихо шептала Эйс, склоняясь к его груди, - Я знаю, все знаю. Сама ушла… - Я не держу зла, Асенька, - он легонько гладил ее по волосам, - не могу злиться на тебя. Сам дурак, отпустил. Они замолчали. Стояли, держась за руки, забыв обо всем мире. - Кх-м, - кашлянул громко Падалеки, привлекая внимание Эйс. Она встрепенулась, потеряно заулыбалась, потянула Алексея к друзьям. - Парни, - сказала она, - познакомьтесь! Майор Серебряков, Алексей, мой друг! Алексей подошел ближе. - Рад познакомиться с доблестным десантом Фаргейта, - сказал он на чистейшем английском. Коллинз первым встал, протянул руку, представился: - Полковник Коллинз! – и пожал широкую крепкую ладонь русского. - Лейтенант Олссон! – Тайлер даже улыбнулся. - Капитан Падалеки! – Джаред оказался одного с ним роста. - Капитан Эклз! – и Дженсен внимательно вгляделся в русского майора. Серебряков выдержал его взгляд и усмехнулся. - Текила? – спросил он, указывая на бутылку. - Да, - удивился Эклз. Серебряков повернулся назад и крикнул кому-то вдали: - Гоша, ты подойди, посмотри, чем нашу Аську травят! К нему быстро шел крупный, большеносый, лысый мужчина с двумя бутылками спиртного в руках. Он улыбался, глядя на Эйс, так, словно родную маму увидел. Остановился прямо перед Эйс, отдал бутылки майору со словами: - Подержи, Леша! – снова улыбнулся Эйс и обнял ее крепко, - Ася, брат! Как рад тебя видеть! Черт, все хорошеешь! - Гоша, - ласково говорила Эйс, - Ты все такой же! - Лысый? – помотал головой тот. - Дурной! – и Эйс чмокнула его в лысину, повернулась к своим, - Это майор Куценко, Гоша. Он научил меня водить танк. У американцев рты пооткрывались, - она еще и танк умеет водить! А Куценко оглядел батарею бутылок на столе и скривился. - Аська, - сказал он, - как низко ты пала! После водки, да на текилу! Не хорошо! В общем, через десять минут американцы пили русскую водку и Куценко на хорошем английском, но с ужасным акцентом, рассказывал друзьям, как Эйс впервые попробовала водку. Перебрав, она начала петь песни, это услышал полковник Меньшов и наказал Серебряков и Куценко, якобы, за то, что спаивают американскую коллегу. На это поддатая Камерон послала полковника по матери трехэтажным русским матом и схлопотала сутки гаупвахты. - Ты была на гаупвахте? – у Падалеки отвисла челюсть. - Ха! – ухмыльнулся Олссон, - что там ваш полковник! Она однажды послала министра Крипке! Правда, тогда он еще не был министром… И Олссон рассказал, как по время рейда на Хэйвена, их рота попала в окружение и Крипке отдал приказ отступать, бросив раненных. Камерон выхватила рацию у лейтенанта Стюарта, тогда еще лейтенанта, и сказала: «Засунь себе в жопу свой приказ, Крипке!» Скандал был дикий, был поставлен вопрос об увольнении Камерон из армии, но в тот раз подключился Морган, бывший тогда еще майором. Так и познакомилась Эйс со своим будущим бывшим мужем, но об этом Олссон промолчал. Когда уже в ход пошли анекдоты, их веселье прервал смуглый, высокий мужчина. - Офицеры! – громко сказал он, привлекая к себе внимание, - Разрешите украсть с вас капитана Камерон? Все обернулись к нему, а он улыбался широко и подмигнул Эйс. Она вскочила с места. - Кхан! – и она обняла мужчину за плечи, - и ты здесь! - Да, наши союзники, - беззлобно бросил Куценко, - Привет, майор Кхан! Поздоровались, познакомились, но майор Кхан, оказавшийся командующим индийским крейсером Ганди, ни в какую не захотел выпить водки. - Нет, брат, - качал он головой на предложение Серебрякова, - пить не буду, не сердись! Эйс, скажи им! Эйс, как могла, убедила поддатых вояк оставить индийца в покое. «Он мусульманин, - говорила она, - нельзя ему пить!» Наконец отстали от него, а он увел Эйс в сторону и начал ее о чем-то просить. Это было понятно по мимике, жестам. Эйс улыбалась, мотала головой, но индиец был настойчив. - Чего он хочет? – спросил Эклз у Алексея, - Может вмешаться? - Не! – вскинулся русский, - Он без ума от Аськи, то есть Эйс. Плохого не попросит. - Ну? – не понял Эклз. - Сейчас увидишь, - усмехнулся Алексей, - Сейчас будет такое зрелище, что самба-румба отдыхают. Шоу! Эйс все же пошла с Кханом куда-то, и через пять минут друзья увидели ее у сцены в окружении целой толпы смуглых, улыбчивых мужчин. Они пожимали ей руки, что-то восторженно говорили, смеялись. А на сцене появилась красивая высокая девушка, которую узнали все, - Катрина Кэйф! Пронесся восхищенный гул под куполом, а Катрина со сцены склонилась к Эйс, приветствуя. Женщины обменялись воздушными поцелуями, и тут зазвучала задорная музыка, Катрина запела, пританцовывая. И понеслось! Возле Эйс очутился статный красавец, который закружил ее в невероятном танце. Через пару секунд это была уже не пара танцующих, а два десятка синхронно двигающихся людей, и танец получался у них красивым слаженным, дико захватывающим. Эклз не заметил, когда Эйс успела скинуть свою рубашку, повязать ее на бедрах, и сейчас она поразила его оголенными плечами, белой кожей. Как завороженный, Эклз смотрел, как плавно, уверенно и соблазнительно двигается Эйс, - раскачивает бедрами из стороны в сторону, руками проводит вдоль тела, кружится, изгибается. Музыка была быстрой, но в движениях Эйс было меньше откровенности и больше скрытой страсти, меньше сексуальности и больше загадочности, словно она звала, обещала, манила, но тут же ускользала. Плечи и руки ее плавно двигались в такт и Эклзу хотелось сжать эти плечи, почувствовать гладкость кожи, ощутить вкус… Где же ты бродишь, Пеникетт? Уведи ее уже отсюда! Зал гудел, ревел, аплодировал, танцевал. Атмосфера накалялась, но никто и не думал останавливаться. Когда музыка стихла, Катрину, да и всех, оглушили громовые овации. Красавец, плясавший вокруг Эйс, обнял ее за плечи, что-то быстро зашептал, от чего она засмеялась звонко, в то же время отрицательно мотая головой. Мужчина картинно поник шевелюрой, опять что-то прошептал ей в самое ухо, заглянул в глаза. Эйс, снисходительно улыбаясь, потрепала его по щеке, и слегка оттолкнула от себя. Эклз видел, как она, все еще смеясь, пошла с танцпола к столикам, помахала кому-то рукой… И тут вдруг что-то случилось. Улыбающаяся, раскрасневшаяся Эйс вмиг побледнела, замерла на месте, будто ее выключили. Губы ее затряслись и она в страхе посмотрела вперед. Наткнулась взглядом на Эклза, он соскочил с места, кинулся к ней. - Что такое, Эйс? – в ужасе проговорил он, оглядывая ее, но не находя ран, повреждений, - Что с тобой, малышка? Не молчи, прошу! Услышав это ласковое слово, Эйс наконец смогла сделать вдох, схватила Эклза за руку. - Больно очень, - просипела она, - Помоги выйти на воздух. Не раздумывая, Эклз подхватил ее на руки и быстро пошел к выходу. Алексей бросился наперерез. - Что случилось? – испуганно спросил он. - Нормально, - буркнул Эклз, - На воздух ей надо. Алексей хотел было помочь, но выражение лица американца остановило его, и он отстал. Эклз прижимал к себе свою драгоценную ношу и чувствовал, как она начинает гореть, как руки ее от боли вцепляются ему в плечи, пальцы впиваются, царапают грубую джинсу рубашки. Эйс старалась дышать ртом, чтобы стало легче и чтобы не застонать, - она задыхалась от запаха Эклза, и когда он опустил ее на скамейку в крытой веранде, не сразу разжала руки. Ей хотелось никогда не отпускать его, никогда… - Эйс, малышка, - позвал Эклз, - посмотри на меня. Он присел перед ней на корточки, упершись одним коленом в пол. Слегка похлопал ее по щекам, приподнял подбородок. И не удержался, провел кончиками пальцев по плечу и… отдернул руку, - кожа ее была очень горячей. - Ты горишь! – изумился он, - Простыла что ли? - Я не малышка, - хрипло произнесла она, не поднимая глаз, - И прошу, отодвинься, Дженсен! - В чем… - он осекся, услышав ее запах, аромат убойной силы, волной накатывающий на него, так что волосы на затылке встали дыбом, - Черт, Эйс! - Отойди, умоляю! – она стиснула зубы, - Ты сводишь меня с ума, Дженсен! Эклз дышал через раз, ускользающим разумом понимая, что немедленно должен бежать от нее подальше, но альфа в нем угрожающе зарычал, выпуская когти, и его собственный запах под таким двойным воздействием усилился в несколько раз. Эйс скрючилась в новом приступе боли, с силой закусила кулак, чтоб не сорваться на стон, ее лоб покрылся испариной, глаза были крепко зажмурены. - Подавители, - прохрипел Эклз, он уже не владел голосом, - Почему не принимаешь? - Мне нельзя, - все-таки простонала Эйс, - Боже, Дженсен, сделай что-нибудь! Дженсен… Она сжала свои колени, стараясь держать их вместе, запрокинула голову назад, дышала загнанно открытым ртом. Эклз против воли потянулся рукой к ее шее, туда, где бешено билась голубая жилка. Чуть не дотронулся, но отдернул руку, заставляя себя через силу. Поднялся во весь рост, сделал шаг назад. - Я не могу, - шептал он, - пользоваться твоим состоянием… - Не говори ерунды, - сказала Эйс, уже вообще ничего не соображая. - Это только цикл, гормоны…- так же тихо говорил Эклз. - Уверен? – горько усмехнулась Эйс, - Тогда хотя бы… - Эйс, - громче и спокойнее произнес он, - Сейчас я позвоню лейтенанту и ты уйдешь с ним. Эйс открыла глаза и в затуманенном взгляде ее он увидел такую обиду, такое отчаяние, что в груди рвануло болью, его альфа заскулил, царапаясь в кровь. Она опять вся сжалась от спазмов и глухо пробормотала: - Прости, я ведь обещала больше не тревожить тебя. Я сдержу слово. Звонить Пеникетту не пришлось, он залетел на веранду вихрем, вмиг все понял. Сгреб Эйс в охапку и, не говоря ни слова Эклзу, унес ее прочь из бара. Эклз со стоном выдохнул, рухнул на скамейку, откинулся назад. Запах Эйс еще стоял вокруг плотным облаком, обволакивая его, оседая на языке вязким вкусом. Ему хотелось выть, рвать и метать! Второй раз он сам, своими руками оттолкнул ее, отдал другому. Сердце бухало в груди, причиняя боль, рвалось на кусочки, и он вспомнил: «И я понял, что сдохну, если она сейчас уйдет». Так вот о чем говорил отец!.. Да, Эклз умирал. Умирал от тоски, боли, ярости, желания, страсти. Разваливался на куски… Рядом присел Коллинз. Эклз даже не заметил, как тот подошел. Полковник лишь глянул на друга, понял все без слов. - Есть сигарета? – тихо попросил Эклз. Коллинз достал из кармана помятую пачку, выудил пару сигарет, одну отдал Эклзу. Закурили. - Как тебе крышу не сорвало? – спросил Эклз, выдыхая дым. - Сносило, - пожал плечами Коллинз, - но это было другое. Мы не любили друг друга. Это что-то другое, но не любовь. Они помолчали. Сигарета, догорев, обожгла Эклзу пальцы. Зашипев, он бросил окурок в ближайшую урну. - Мне хреново, Миша, - просто сказал Эклз, - хреновее некуда. Коллинз молча протянул ему бутылку, которую захватил со стола. Эклз с жадностью сделал пару глотков, снова откинулся назад. «Блядь!» - тихо прошипел он. Появился Падалеки, тоже молча сел рядом, взял у Эклза бутылку, отхлебнул. Внимательно оглядел Коллинза, Эклза, и улыбнулся краешком губ. - Парни, - сказал он, давайте заткнем уже этого латиноса? И дадим послушать нормальную музыку! Эклз чуть удивленно глянул на Джареда, невольно улыбнулся. Коллинз тоже заулыбался. - А что? – сказал Эклз, - Это мысль! Пойдем, Коллинз, покажем настоящий рок! - Давай! – и глаза Коллинза задорно заблестели. Что было потом, можно описать одним словом – фейерверк! По пути к сцене, друзья снова пересеклись с русскими, еще бутылку водки приговорили. Послушали, как пели «БандЭрос», группу, специально прилетевшую с Союза. Даже подпевали им: «Эти сумасшедшие ночи!.. Кто-то пьян, кто-то обесточен. У кого-то секс, кто-то просто дружит…» После этого Серебряков с Куценко спели под бурные овации «Здравствуй, камикадзе!», и добавили «Районы-кварталы», чем добили американцев напрочь. Тут уж Эклз не выдержал, вскочил на сцену, Коллинз за ним, и Падалеки в придачу. И, не сговариваясь, выдали на бис «Блудного сына». Что творилось в зале, когда Джаред запел! Стоял такой визг, свист, топот! Соло Эклза на гитаре поставило всех на уши, а Коллинз прямо преобразился на сцене! Женщины в зале были просто в предоргазменном состоянии, а уж когда троица, с поддержкой всего зала, спела легендарную «We will rock you», не осталось никого, кто не был бы влюблен в них. Веселье пошло на новый виток, когда на сцену выскочили девушки из медцентра Фаргейта и связистки с Эльдорадо, и спели «Леди Мармелад», а потом «Candy man» к дикому восторгу всех мужчин. Понеслась!.. Эклз, уже пьяный в хлам, нашел-таки ту официантку, и без лишних слов трахнул ее в какой-то подсобке. За что чуть не отгреб от Падалеки по полной. - Придурок! – орал на Эклза он, - Охренел совсем! - Отвали, Джей, - бормотал Эклз, склоняясь над раковиной в туалете, плескал в лицо холодной водой, - да, охренел я… - Чего ты бесишься, Дженс? – не унимался Джаред, - Сам же отпустил, идиот! - Ты прав, - кивнул Дженсен, начиная злиться не на шутку, - Идиот я! Но и она, сука, могла бы все понять! Она же пришла, сама! Все почувствовала, а я… Я прогнал ее, Джей! И сегодня прогнал. Сам! Он уткнулся Джареду в плечо лбом, зашипел что-то. - Что мне делать, Джей? – прохрипел он. Джаред не знал, что ему ответить. На утро Эклз был снова пьян и ни на какие мольбы друзей не соглашался выйти из мотеля, чтобы хотя бы поесть. Всю неделю увольнительной он пил, впервые в жизни. За окном, сквозь слой защитной пленки, разливался рассвет, окрашивая комнату и спящую рядом женщину в нежный розовый. Ее кожа светилась в этом свете, казалось нежной, бархатной. Такой она и была, и в этом Пеникетт смог убедиться этой ночью. И сейчас ему хотелось коснуться ее, прижаться губами, но будить ее показалось ему жестоким. После такой ночи… Когда Тамо обнял и поднял Эйс на руки, он чуть не умер от взорвавшейся в нем нежности. Еще только вступив на веранду, куда он пришел в поисках Эйс, он услышал ее запах, - дурман, сметающий все здравые мысли. И дальше он все делал почти бессознательно, лишь усилием воли сдерживая себя, чтобы не раздеть ее прямо в такси. Бедный таксист, учуяв запах женщины, что-то буркнул о двойной оплате. Тамо швырнул ему карточку и прорычал: - Молча, не дыша и быстро! А сам крепче обнял Эйс и, чтобы никто больше не услышал ее срывающегося голоса, закрыл ей рот поцелуем. Наконец-то он мог без оглядки, не сдерживаясь, насладиться ее губами! Какие же у нее нежные, требовательные, бесстыдные, зовущие, самые желанные во вселенной губы, - он терял себя, целуя, покусывая их, чувствуя языком одновременно жар и прохладу ее рта, сладость ее вкуса. Она схватила его за руки, направила их себе под майку, под белье, и он, стараясь и все-таки срываясь, подчинился. Тамо ладонями скользнул, обхватил ее небольшие, крепкие груди, почувствовал жар кожи и как она подалась к нему сильнее. Большими пальцами медленно обвел крупные соски, сдавленно, обалдело охнул от спазма, прокатившегося по телу и расплавляющего низ живота. Она застонала ему в губы «Еще!», он вновь обвел соски, и вновь, и вновь, медленно-медленно. И она выгнулась, уперлась руками в спинку сидения, закусила губы до крови, дрожа от восторга. В диком порыве прикусила мочку его уха, зашептала: - Я хочу тебя, Тамо… - Сейчас, - глухо рычал он, - еще чуть-чуть, мечта моя! Сладкая моя девочка! Сейчас, сейчас… Когда такси с визгом остановилось у нужного дома, Эйс немного пришла в себя, но ее трясло мелкой дрожью. Тамо чувствовал это, снова держа ее на руках. Он торопился и даже не услышал водителя, возвращающего ему карточку. Тамо взлетел по ступенькам на крыльцо, пнул дверь со всей дури, вошел в дом с Эйс на руках. Дверь за ними захлопнулась сама. - Тюльпаны, - дрожащим голосом восхитилась Эйс, увидев, что прихожая и лестница, ведущая наверх, уставлены вазами с цветами, - белые, красные, желтые, розовые тюльпаны, сотни и сотни тюльпанов! - Тамо! – воскликнула Эйс, не в силах оторваться от такого зрелища, - Это целое состояние! - Ты мне дороже всего, - прошептал он, обнимая ее сзади. Склонился к ее шее, провел губами от мочки уха до ключицы, до предела вдыхал ее запах, целуя пульсирующую вену во впадинке. Все! Сорвало последние преграды разума, снесло начисто, - в мире теперь были только он и она. И она застонала, нашла его руки, положила себе на талию. - Ты хотела больше, - шептал он, целуя и целуя ее шею, - еще больше. Я дам тебе все! Только попроси… - Да, - Эйс прерывисто дышала, забываясь, - я хочу тебя всего… Он задрал ей майку, освободил груди, чуть сжал их и вновь обвел соски кончиками пальцев. Как давно он хотел этого! Она вскрикнула, прижалась спиной, тазом к нему сильнее. Тамо запустил одну руку под ее джинсы, трусики, скользнул по коротким волоскам и ощутил пальцами бешеный пульс… О боже, как она нужна ему! Зарычал, вжался рвущимся пенисом в ложбинку между ягодицами, скользнул кончиками пальцев ниже… - Эйс, - низко простонал он, чуть не срываясь, - Как же… хочу тебя… сейчас… Эйс, задыхаясь, опустила его руку еще ниже, протяжно позвала: - Тамо… - и задвигалась медленно вверх и вниз, - Тамо… Его разрывало и несло ураганом, хотелось рвануть вниз джинсы и с силой войти в этот жар, пульсирующий, ждущий, затеряться в нем, разлиться мощно. Но он продолжал ласкать рукой, наслаждаясь ее хриплыми стонами, чувствуя, как оргазм накрывает ее волной, и она тает, теряет себя в его руках. - Мало, - шептала она, - прошу, Тамо! Хочу тебя, умоляю! Он плохо помнил, как они оказались в гостиной, тоже сплошь заставленной цветами, как он сорвал с нее одежду, с себя, как упал на широкий диван, увлекая ее за собой. Она, оказавшись сверху, стала целовать его всего, от скул и лба, и дальше ниже и ниже, - шею, плечи, широкую грудь, напряженные кубики пресса, низ живота, нежную кожу по бокам пениса. Лишь коснулась легонько губами головки, как Тамо с силой вздернул ее вверх, заглянул в потемневшие глаза. - Нет, - прошептал он, - хочу умирать медленно… И поцеловал в раскрытые губы, подтянул ее еще выше, усаживая на себя. - Ты вся горишь, - шептал он, - тебе нужно другое… Да-а-а-а-а-а – он почти потерял сознание, когда она сама медленно-медленно начала вводить его в себя едва уловимыми движениями таза. Так медленно, так сладко… - Эйс, - стонал он, - девочка моя! Мечта моя!.. Да, моя сладость… О-о-о, что же ты делаешь со мной?.. Да, милая… Боже, Эйс! Не останавливайся… Она по чуть-чуть насаживалась, принимая его внушительный размер, легонько двигаясь вверх-вниз, давая и себе, и ему привыкнуть. Немного было больно, но так сладко, так хорошоооо… - Тамо, - шептала она, - Тамо, возьми… Прошу… Он приподнялся, сдвинулся, чтоб опереться на спинку дивана, положил руки ей на бедра, и, глядя прямо в ее глаза, стал входить в нее сам, насаживая до предела. Чуть подкидывал и опускал, сам срываясь на хриплый стон, слушая ее стоны, нежно целуя в губы. Он смотрел, как она расплавляется в восторге и от этого еще больше сносило крышу, и эти узкие, пульсирующие стеночки… Оргазм мощный, разрывающий, стал накрывать с головой… - Люблю тебя, Эйс! – простонал он, сжимая в объятиях, чувствуя ее оргазм, распыляясь в пыль, - Моя, только моя девочка!.. - Тамо, - тихо крикнула она, - не останавливайся! Хочу все, хочу… Он в восторге уткнулся во впадинку между ее грудями, вдохнул счастливо, продолжая двигаться. - Может быть больно, - прохрипел он, и боялся, что это напугает ее. - Пусть, - кивнула она, сама начиная быстрее двигаться, - так хочу… - Все для тебя, моя хорошая! Все, что хочешь, - и он отпустил себя… Взорвался сам воздух вокруг, заискрился, рассыпался от накатывающих сладких спазмов… - Да, Тамо, да! – почти кричала она, - Да… Люблю тебя… И мир растаял, размылся, не осталось ни одной мысли в голове. Все чувства сосредоточились в этой женщине, сжимающей его до боли руками, ногами, естеством, целующей снова и снова, шепчущей хриплым шепотом «люблю, хочу, не останавливайся». Его мечта, его сладость, его девочка! Как долго он ждал, и вот его награда, драгоценный приз, и он никому ее не отдаст. «Ты моя, - шептал он, - и всегда так будет». …Потом они лежали, обнявшись, и шептались, хотя никто не мог их услышать. Он снова и снова целовал ее то в нос, то в висок, то в губы, зарывался лицом в ее волосы, улыбался. - Ты пахнешь хризантемами, - говорил он, - Знаешь? А еще коньяком, и шоколадом. Мечта алкоголика! Она тихо засмеялась. - Зато ты как весна, - ответила она, - Пахнешь тюльпанами, но им до тебя далеко… И сиренью… Она поймала свое отражение в его глазах-жемчужинах, замирая от щемящего восторга, чувствуя цунами его эмоций – обожания, безумного обожания! Неужели так бывает? Так стремиться, так желать, так любить! Он купал ее в своих чувствах, и она словно летела, - это было так потрясающе… - Когда я увидел тебя в первый раз, я сразу понял, что именно ты мне нужна. - Тамо… - Услышал твой голос и пропал! Ты знаешь, что я не спал тогда несколько дней? Из-за тебя! - Ну прости, пожалуйста! Я же не знала.. А как ты сдержался тогда, в командирской каюте? - Я сдержался?! Да я чуть не умер, когда ты поцеловала мои пальцы и ладонь!.. Боже, Эйс! Мне так снесло крышу… - Но ты же ушел… - Инстинкт самосохранения. - А сегодня? Мог бы просто отвезти меня в любой мотель и оставить… - Кстати, почему ты не сказала мне про цикл? Я бы увез тебя раньше, и никому не дал бы к тебе прикоснуться, - лицо его вдруг посуровело, губы сжались. - Я сама не знала, - неловко заерзала она, - Так глупо получилось! Будто специально… - Нет, нет! – он прижал ее к себе сильнее, - Я рад, что все именно так!.. И ты такая сумасшедшая… Ты все еще горишь, - и он смущенно заглянул ей в глаза, - Ты принимаешь что-нибудь? Эйс покраснела, замешкалась. Вот ведь сложный момент! Как объяснить ему, чтобы не испугался? - Понимаешь, - начала она, с трудом подбирая слова, - В силу некоторых обстоятельств… Он чуть тряхнул ее, не желая слушать такую чушь, серьезно посмотрел. - Говори как есть, - сказал он немного сурово, - Так надо. - Шесть лет назад я потеряла ребенка, - сухо заговорила она, - Упала с лестницы, тяжелая травма. Был гормональный сбой, плюс стресс. Диагноз не утешительный, хотя циклы и восстановились. Мне нельзя пить ни подавители, ни противозачаточные. Говорю как есть. Доволен? Она немного отстранилась от него, глаз не поднимала. А он смотрел на ее нахмуренные брови, закушенную губу, и не мог решить – сразу поцеловать или нет. В груди его рвалась нежность и раскаяние, и лишь где-то на задворках сознания мелькнуло: «Но я хочу детей!». - Прости, - зашептал он, - прости меня, Эйс! – он приподнял ее лицо за подбородок, чтобы видеть глаза. Увидел. Две непрошенные слезинки дрожали на ее ресницах, и она с трудом сдерживалась, чтоб не расплакаться совсем. Он порывисто поднялся, навис над ней, стал целовать ее всю, в промежутках шепча: - Прости! Прости, девочка моя! Я не хотел обидеть! Прости! Мне не важно… Совсем не важно! Прости меня, идиота! Люблю тебя, моя хорошая! Люблю! Прости!.. Она и не думала обижаться, она все понимала. Просто он был для нее больше, чем увлечение, больше, чем… Додумать она уже не могла и не хотела. Ее и без того распаленное естество, закричало в голос, ломая разум в крошку, требуя больше, чем просто поцелуи. Она обняла его, поцеловала. - Я не сержусь, - шепнула она, - не сержусь… Он вдруг лукаво улыбнулся и спросил: - Ты сказала, циклы? Это то, о чем я думаю? Она кивнула нетерпеливо, ей уже не хотелось болтать, а хотелось пошире раздвинуть ноги и заткнуть ему рот. - Значит, - прошептал он ей в ухо, - у нас вдвое больше шансов, и я не упущу ни одного… Ни одного, слышишь? Вместо ответа она со стоном выгнулась ему навстречу, а он медленно входил в нее, мучительно медленно и сладко. Подсунул руку под ее ягодицу, сжал, продолжая двигаться, скользнул пальцами к влажному анусу, погладил по кругу тугое колечко. Она почти кричала от этого, раздвинула ноги шире, приподняла таз, покачивая им, чтоб и пальцы его тоже оказались в ней. Это откровенное, бесстыдное и страстное желание отдаться ему полностью, лишало его мыслей, размазывало, разносило в клочья, и он продолжал двигаться уже резче, быстрее, в такт разглаживая тесные, жаркие стенки ануса. Снова, снова и снова, и снова… - Тамо! – закричала она, содрогаясь, - Тамо… - Да, да, да, моя сладкая! – рычал он, - Не сдерживайся! Кричи, девочка!.. Моя девочка!.. И он, резко выйдя из нее, перевернул на живот, приподнял. Она схватилась за спинку дивана, прогнулась в пояснице. - Вернись, - простонала она. Он не спеша огладил ее попку, чуть раздвинул половинки, приставил головку и вошел на чуть-чуть. - Не хочу сделать тебе больно, - шептал он, держа ее за бедра, умирая от желания войти с размаху, до основания, - Ты моя девочка!.. Моя мечта!.. Сладкая моя!.. Потерпи, милая.. еще чуть-чуть.. Он осторожно продвигался, чувствуя как медленно пульсирует, истекает, жаждет, но все-таки… Ей не должно быть больно, никогда, - только восторг, только удовольствие. Она что-то шептала умоляюще, стремилась ему навстречу, а он медлил, боялся навредить резкими движениями. - Как тесно, - шептал он, - жарко… Боже, Эйс.. А-а-а-а-а… Эйс, милая, прости! – и он, уже не контролируя себя, вошел полностью одним сильным движением. - Да! – в полный голос крикнула Эйс,- Да, Тамо!... Он скользнул рукой по ее лобку, нашел клитор, мягко нажал, продолжая вбиваться размашисто. Целовал ее шею, плечи, лопатки, вдыхал запах. Она кричала, стонала, звала и умоляла не останавливаться. От ее хрипловатого голоса его пробирала дрожь восторга, пальцами он чувствовал бешеную пульсацию клитора, влагалища, пенисом узость и жар ануса, всем своим существом ощущал силу ее желания. Ее эмоции волнами пробивали его с ног до головы, в груди рвалось что-то горько-сладкое, захотелось остаться в этом мгновении навсегда, в звенящем напряжении, за пару секунд до оргазма. - Эйс! – зарычал он, схватил другой рукой за плечо, потянул на себя, с силой вбиваясь. Взрыв оргазма накрыл обоих одновременно, выбил весь воздух из легких, раскрасил фейерверком сознание. С благодарным стоном она откинулась ему на грудь, спиной ощущая, как гулко бьется его сердце. А он, не выходя из нее, крепко обнял и аккуратно сел. Откинулся на спинку дивана, прижал ее плотнее, продолжая двигаться, зашептал на ухо: - Ты мое счастье! Хочу наполнить тебя всю, повязать навсегда! Ты только моя… Она повернула голову к нему, улыбнулась какой-то шальной, бесстыдной и зовущей улыбкой, хотела что-то сказать, но снова застонала, закрыла глаза, вся отдаваясь ощущениям твердого распирающего узла в себе. Он задыхался, оргазм один ярче другого вытягивали из него все до капли, и он не мог наглядеться на то, как она двигается на нем, покачивая тазом вверх-вниз, по кругу, из стороны в сторону. Завораживающее зрелище, - женщина сидит на нем, спиной к нему, упираясь руками ему в колени, плечи подрагивают, узкая спина вся в бисеринках пота, тонкая талия изгибается, округлая, крепкая попка двигается и двигается, даря бешеный восторг. И пусть это длиться вечно… Потом он отнес ее, уже засыпающую, наверх в спальню. Хотел уложить в постель бережно, но она вдруг резко открыла глаза, уставилась на громадный букет ярко-красных роз посреди комнаты. Он недоуменно отметил ее немного растерянный взгляд, заметил, как затрепетали ее ноздри. - Еще и розы, - пробормотала она. - Если не нравится, - улыбнулся он, - выкину их к черту. - С ума сошел! – она даже схватила его за руку, - Просто сейчас я чувствую запахи в сотни раз сильнее, а они так одуряюще пахнут… Он наклонился к ней, заглянул в глаза. - Ты одуряюще пахнешь, - и поцеловал в истерзанные губы. - Это проблема, - она улыбнулась, легко поднялась и пошла к двери, очевидно ведущей в ванную, - Надо остыть. Он с улыбкой смотрел, как она мимоходом оглядела букет еще раз, качнула бедрами, пошла дальше, на ходу заворачивая длинные волосы в жгут плавными движениями рук. Чуть приостановилась, приоткрыв дверь, оглянулась на него, а он застыл в немом восхищении. Какое это чудо, обнаженная любимая женщина! Вот она стоит в свете ночника, вся тоненькая, гибкая, с забранными волосами, так, что хорошо видны изящная шея, худенькие плечи, и улыбается призывно. Залюбленная, заласканная, но ждущая еще большего, - грудь вздымается, руки сами по себе поглаживают плоский живот, бессознательно закусывает губу. Какого черта он стоит столбом?! Бери и люби!.. Она смотрела на него и от этого ее опять мелко затрясло, - высокий, крепкий, мускулистый, голова чуть откинута назад, глаза темнеют. Стоит, упершись руками в бока, длинные ноги расставлены и… О, боже мой!.. И весь его вид говорит: «Ты моя и только моя! И все это только для тебя!». Она невольно застонала, повернулась к двери, вошла в ванную, но дверь не закрыла… Не пойти за ней следом он бы не смог, даже если б его приковали. Он пошел, и ласкал ее долго под струями прохладной воды, растирал на ее коже гель, по всему телу от кончиков пальцев ног и до шеи. Гладил лодыжки, колени, бедра, поднимаясь выше и выше. Не удержался, опустился перед ней на колени, несмотря на ее протесты, чуть раздвинул ее ноги и уткнулся в ее лобок. Она сначала заметно напряглась, когда он нежно коснулся нежной кожи губами, но почувствовав его горячее дыхание там и легкое касание языка к клитору, она судорожно выдохнула: «Тамо…», и уплыла. Он почти кончал, ощущая терпкий, яркий вкус на языке, и то, как набух и запульсировал клитор, как она сжала его плечи, запустила пальцы в его волосы, оттягивая слегка назад голову. Он хотел продолжить, но она прошептала: «Не надо». С легким сожалением он стал гладить живот, груди, плечи, руки, развернул ее спиной к себе, растер поясницу, ягодицы. В глазах уже плыли круги, пенис подрагивал в нетерпении, хотелось… Но она вдруг вновь оказалась лицом к нему, прислонила к стене. Странным, затуманенным взглядом пригвоздила и сама опустилась перед ним на колени. Он не успел даже ойкнуть, как головку пениса обожгло, - она легко, нежно касалась ее языком, губами, понемногу забирая глубже. От круговых движений ее языка, крепко сжимающихся вокруг губ, то быстрых, то медленных движений вверх-вниз, легкого прикуса зубами, ощущения гладких стенок, вибрации от ее стонов, он расплывался безвольно и обалдело. Он положил широкую ладонь ей на затылок, не подталкивал, просто его внутренний альфа скулил от восторга, от чувства обладания этой женщиной, от ее покорности и страстного желания доставить удовольствие.. Девочка моя, как мне хорошо!.. Она ласкала, целовала, дрожала и плыла от его вкуса, пульсации, нежности кожи, мгновенного отклика на малейшее движение языка и такой беззащитности. Ей это нравилось, дико, до раскаленных спазмов в низу живота, до убойного оргазма. Она в восторге впилась пальцами в его бедра, низко застонала, с некоторым сожалением выпустила подрагивающий пенис, напоследок длинно обведя головку языком. За что он тут же рывком поднял ее на ноги, развернул спиной, мягко, но властно, нагнул и с размаху вошел полностью. Она вскрикнула, но не от боли… - Я без ума от тебя, - шептал он, - ты мое сумасшествие, мое счастье… Мне мало тебя… Всегда будет мало, Эйс… Радость моя… Моя… И стал вбиваться медленно, с оттяжкой, доводя ее до придушенных криков, мольб двигаться быстрее, громких стонов. Но он не торопился, чувствовал ее дрожь, наслаждался ее невозможным голосом, но сдерживался, входил медленно, а выходил еще медленнее. - Прошу, Тамо, - чуть не плача прошептала она, - люблю тебя… Он словно ждал именно этих слов, зарычал, ускорил темп, и вновь двойной салют с криками, стонами, потоками, пульсирующим узлом… И теперь, лежа рядом с ней в рассветной тишине, Пеникетт думал, что если она не понесет после всего этого, то надо будет брать отпуск, закрыться с ней в доме ото всех и не вылезать из кровати пока сил хватит. Тут он заулыбался, взъерошил себе волосы, счастливо вздохнул. Он уже решил, что именно эта женщина, невозможная бета, особенная, с крышесносным запахом, отважный капитан Айсидора Мария Камерон, станет его женой. Первой и единственной! И плевал он на разницу в возрасте, на всех ее бывших, на мнение родителей, да на всю вселенную! Она ему нужна, - властная и покорная, временами холодная, но откликающаяся тут же стоит ему улыбнуться, умная, упертая, женственная, но умеющая так поставить на место любого нахала, что яйца скукожывались; гибкая, танцующая под любую понравившуюся мелодию; краснеющая стоит лишь пристально посмотреть ей в глаза, - невозможно желанная. Красавица с беспутными, серьезными, ласковыми зелеными глазами, манящими губами, и даже едва заметный шрам на подбородке ему дико нравился. И эти ее длинные по пояс, густые темно-русые волосы, в которые так классно зарыться лицом. И голос, - невероятный, сильный, грудной, с хрипотцой до мурашек, то тихий и ласкающий кошачьими нотками, то громкий, командный, пробирающий до костей… Какие красивые дети у них будут! Светлокожие, ярко-глазые, крупненькие и очень громкоголосые карапузы. Сначала мальчик, потом девочка, а позже еще один мальчик. И пусть они будут похожи на нее, на мать. Чтобы каждый раз, глядя на них, он благодарил свою любимую за такие дары. Господи, пусть так и будет… Когда он проснулся позже, ее не оказалось рядом. И это так его напугало, что он соскочил с постели, кинулся в ванную. Не нашел там. Как был голым, так и полетел вниз, громко крича: - Эйс! Где ты, Эйс? Мельком оглядел гостиную, - пусто! Рванул на кухню, чуть не упал, сделав резкий поворот, и замер. Эйс что-то готовила, стоя у плиты, пританцовывая, вихляя задом, обтянутым одной из его футболок. Его она не слышала, так как заткнула уши наушниками, из которых доносились звуки какой-то разудалой песни. Но почувствовала, резко обернулась и тоже застыла. Было от чего! Пеникетт стоял в чем мать родила, скрестив руки на груди и прислонясь к косяку, улыбался довольно. Она убрала наушники, ткнула в его сторону большой деревянной ложкой. - Ты всегда на кухню утром так выходишь? – спросила она, ухмыляясь, - Или это особое приветствие для меня? Отвечать он не стал. В несколько шагов пересек расстояние между ними, сгреб в охапку, стал целовать куда придется – в лоб, нос, губы, щеки, подбородок, шею. Потом прижал ее голову к своей груди, протяжно вздохнул. - Испугался, - зашептал он, не увидел рядом. Чуть не сдох… Она обняла его за талию. - Да куда же я от тебя денусь? – усмехнулась, касаясь губами его кожи. - Не уходи так больше! – он слегка тряхнул ее за плечи, сурово глянул, - Никогда! - Хорошо, - тихо сказала она, улыбаясь, - Только завтрак приготовить же надо было… Он не дал договорить, впился губами жадно, будто только сейчас дорвался до нее и не целовал, не любил всю прошедшую ночь напролет. Прижал к себе, упираясь каменным стояком ей в живот, стиснул лапищей попку, услышал ее сдавленный стон… - Добрый день, молодые люди! Они разом обернулись на голос. На пороге кухни стояла женщина, высокая, приятной полноты, улыбающаяся, с пронзительными серыми глазами. - Мама! – вскрикнул Пеникетт и заметался, пытаясь прикрыться. Эйс мигом заслонила его собой, растянув подол футболки, стараясь максимально скрыть от женщины вид ее голого сына. - Что ты здесь делаешь? – смутился Тамо. - Очень вежливо, сын, - женщина прошла к столу, ставя на него большой шуршащий пакет, - И я рада тебя видеть! - О, мам, - улыбнулся он, - Я просто растерялся. И я не одет, извини. - Все в порядке, - женщина все так же безмятежно улыбалась, - Бегите наверх, а я пригляжу за завтраком. - Мам, мы быстро, - говорил Тамо, пробираясь вдоль стены, прикрываемый Эйс. Тихо смеясь, они ринулись по лестнице. И уже хохоча громко, ввалились в спальню. - Боже! – смеялась Эйс, - Я так испугалась! И так неловко получилось! - Нормально, - хихикал Тамо, пытаясь с ходу попасть в обе штанины джинсов, - Ты хоть в футболке оказалась… - Твоя мама? – Эйс быстро одевалась. - Да, - с невольной нежностью в голосе сказал он, - Талула Пеникетт. Она тебе понравится, вот увидишь! - Не сомневаюсь, - Эйс пыталась сладить со своей гривой волос, - Главное, чтобы я ей понравилась… Он обхватил ее сзади, поцеловал в висок. - Ты ей тоже понравишься, - сказал он серьезно, - Иначе и быть не может. Ты же моя девочка, моя мечта! Через пять минут они спустились. Эйс, немного смущаясь, поздоровалась с Талулой как полагается. Она ожидала, что та лишь ответит на приветствие и все, но Талула вдруг подошла близко и крепко обняла Эйс. Подержала так немного, потом отодвинулась чуть, заглянула в смущенное лицо, улыбнулась от души: - Как я понимаю своего сына! – проговорила она с теплотой, - Такая красавица! И имя у тебя красивое – Айсидора! Тамо столько писал о тебе! Тамо за спиной матери виновато пожал плечами на недоуменный взгляд Эйс. - А ты, негодник! – принялась Талула за сына, - Почему не позвонил хотя бы? – и она дернула его за ухо, когда он обнял ее и поцеловал в щеку. - Ой, мам, - шутливо скривился великовозрастной сынуля, - Я собирался, честно! - Да ладно, - махнула рукой мать, - Я все понимаю. Ну что? Будем завтракать? Или уже обедать? У Эйс отлегло от сердца. Все-таки познакомиться с мамой парня, с которым провела только одну ночь (ну ладно, с десяток ночей), не совсем обычно. Родителей Алексея она видела лишь на фото в планшетнике, Стюарт ее со своими так и не познакомил, у Коллинза отцы тоже служили в армии и она их знала по службе, родителей Джеффа она помнит еще с детства, потому что ее отец с матерью дружили с ними с незапамятных времен. Вот теперь мама Пеникетта. Эйс разглядывала эту красивую женщину и поражалась сходству матери и сына, - тот же гордый профиль, волевой подбородок, русые волосы, серые глаза-жемчужины в оправе густых ресниц и привычка вскидывать правую бровь. А еще у нее было такое же чувство юмора, как и у Тамо, и теперь они поминутно выдавали что-нибудь забавное и от души смеялись ее шуткам. Да, она поладит с этой женщиной. Хотя бы ради Тамо, который сейчас с такой нежностью и трепетом смотрел то на одну, то на другую свою любимую женщину. Какое же он все-таки чудо! - Я не задержусь здесь надолго, - сказала Талула, когда со знанием дела накормила своих детей, как она стала их называть, - Хочу приготовить вам ужин, чтоб не умерли с голову. И уйду! - Побудьте с нами, Талула! – не удержалась Эйс, - С вами так хорошо! Талула ласково ей улыбнулась. - Мы с тобой еще наболтаемся, - подмигнула она, - А вот сын меня придушит, если вскорости не оставлю вас наедине! Да, милый? - Мам! – нахмурился сын, - Что ты такое говоришь?! - Ладно, ладно! – она погладила его по щеке, - А сейчас бегом за продуктами! Мне нужно мясо! Когда Тамо ушел, вооружившись списком матери, Эйс не спеша принялась за посуду. Иногда очень полезно просто заняться обычными домашними делами. - Отвыкаешь от кухни, - заговорила Талула, становясь рядом с вытяжкой у плиты и закуривая сигарету, - когда по девять месяцев находишься на службе, да? - Вы служили? – удивилась Эйс. - Да, - кивнула Талула, выдыхая дым, - В надземной авиации. Ушла в декрет в тридцать лейтенантом и уже не стала возвращаться. Отец Тамо помог открыть оранжерею и теперь я выращиваю тюльпаны. - О! – у Эйс округлились глаза, - Так это вот кого он ограбил! – и она махнула в сторону гостиной и коридора. - Что ты! – вскинула руку мать, - Он выкупил все эти букеты в обход меня. Я даже удивилась, что не попросил прямо, а сделал заказ под фамилией своего отца, Роше! - Отец Тамо Себастьян Роше? Министр энергетики и машиностроения? – у Эйс выпали из рук вилки. Оказалось, она много не знает о своем парне, - Вот это номер! - Да уж, - смутилась Талула, - Так получилось, что мы не поженились. Я оказалась недостаточно знатной для его родственников. - Простите, Талула! – воскликнула Эйс, краснея, - Я не хотела вас смущать! - А, глупости! – отмахнулась мать, - Дело прошлое. Главное, что у меня есть Тамо. Он – лучшее, что я сделала в своей жизни. Эйс молчала пораженно, ведь омеге с внебрачным ребенком пришлось тяжко в этом мире, где все законы и правила писаны альфами и для альф. Это сейчас все стало более-менее легче, свободнее, а раньше… - Для тебя, - начала осторожно Талула, заметив потерянный взгляд Эйс, - ведь не проблема, что он внебрачный ребенок? - Что? – не сразу поняла Эйс и тут же спохватилась, - Да что вы, Талула! Кто я такая, чтоб судить вас или Тамо? Это вообще не вопрос. Просто я думала о том, как нелегко вам было одной растить его… Талула заметно облегченно вздохнула, затушила сигарету. - Да уж, - усмехнулась она, - бывало непросто, но Себастьян всегда помогал. Скрывал нас от молодой жены, от своих родителей, но помогал. В потом, когда его жена, родив дочь Джули, больше не смогла иметь детей, он официально признал Тамо, представил семье и, несмотря на их недовольство, объявил его наследником. - Так у Тамо есть сестра? – удивилась Эйс, - Здорово! А у меня брат, альфа на все сто, а мне всегда хотелось иметь еще и сестру. - О, понимаю! – улыбнулась Талула, - У Тамо с Джули сложились очень теплые отношения, несмотря ни на что. Кстати, она очень хочет познакомиться с тобой. - О, - растерялась Эйс, - так сразу? Мне немного не ловко, ведь мы с Тамо только начали… И я совсем не та, кого… - Эй-эй-эй! – остановила ее Талула, ласково провела рукой по щеке, - Я многое о тебе знаю, Эйс! Наша столица всего-навсего большая деревня и все более или менее заметные граждане всегда на виду. - Вы о Моргане? – не поднимала глаз Эйс. - И о нем тоже, - кивнула Талула, - и о том, что ты потеряла малыша, и что ты не сама упала тогда… - Не надо, - прошептала Эйс, бледнея, - это была случайность… - Понимаю, - снова кивнула женщина, - но чего тебе это стоило! Как ты это пережила? Одна только мысль о том, что у меня могло и не быть Тамо… Я не знаю, что творится в твоей душе и как тебе больно, но я нисколько тебя не осуждаю. Посмотри на меня, детка! Мой сын любит тебя по-настоящему, он выбрал тебя и никто ему больше не нужен. Слышишь? Эйс сквозь слезы смотрела на Талулу и тонула в ее серых глазах, наполненный такой теплотой, нежностью, так похожие на глаза Тамо. - Мой сын умный, сильный мужчина, - продолжала Талула, - Он сделал свой выбор и я его в этом поддерживаю. Я вижу, чувствую, как он прав! И ты сделала его счастливым! За одно только это я буду стоять за тебя горой, Эйс! И пусть Роше лопнет от злости… Ой! Эйс лукаво улыбнулась, глядя как Талула засмущалась. - Так его отец против? – улыбнулась она. - Ну да, - нехотя согласилась мать и тут же горячо добавила, - Но это уже ничего не меняет! Тамо все решает сам! И его очень поддерживает Джули… Кстати, ты знаешь, что сестра хотела заманить его в профессиональные танцоры? - Серьезно? – обалдела Эйс, - Так вот откуда он так классно танцует латину! И вообще потрясающе двигается… В смысле, танцует… Талула обняла покрасневшую Эйс, хохоча. - О, детка! – смеялась она, - Мне так приятно видеть, что ты от него без ума!.. Хочешь, расскажу тебе, каким он был в детстве? - Да! В общем, когда Пеникетт вернулся с покупками домой через час, его любимые женщины сидели за столом на кухне и оживленно болтали, хихикая то и дело. Здорово конечно, но что-то подсказывало Тамо, что мама успела выложить о нем все подчистую. - Мам! – подозрительно глянул Тамо на женщин, - Ты же не рассказываешь Эйс, как я боялся темноты в детстве? Эйс засмеялась в голос, оглядела его с ног до головы лукаво. - Я знаю о тебе все, здоровяк! – сказала она, - И всех твоих бывших по именам. - Мама! – почти испугался он, - Ну зачем?! - Да ладно! – замахала руками мать, - Все в прошлом. Главное – настоящее и будущее. Да, Эйс? - Верно, - кивнула та. - Твоя невеста, - добавила Талула, - должна знать о тебе многое… - Невеста? – удивилась Эйс, глядя то на мать, то на сына. Тамо закатил глаза. - Мама, - и он в отчаянии развел руками, - Я же сегодня вечером хотел ей все сказать! - Что сказать? – голос Эйс даже понизился, задрожал. - О помолвке, - спокойно ответила Талула, игнорируя сердитые взгляды сына. - Тамо? – и Эйс нахмурилась, сверля глазами парня. Тамо обреченно вздохнул, поник головой и покаянно сказал: - Хотел сделать тебе сюрприз, милая! Даже кольцо приготовил… - Ты хочешь сделать мне предложение? – сердито спросила Эйс, - Это тяжелая артиллерия, Пеникетт! Тамо тоже теперь нахмурился, склонил голову и глаза его сверкнули. - Не понял, Камерон, - сурово произнес он, - Ты не согласна выйти за меня замуж? Теперь? Эйс помолчала, хмуро разглядывая его. - Я согласна, - гордо сказала она и тут же обманчиво ласковым голосом добавила, - Но ты наказан! - За что? – серьезно удивился Тамо и невольная улыбка озарила его лицо, - Но ты согласна? Да? - Да, - как бы нехотя ответила Эйс. Тамо шагнул к ней в порыве радости, но Эйс остановила его, вскинув руку. - Наказан, лейтенант! – спокойно повторила она. Талула со счастливой улыбкой наблюдала за ними, она была искренни рада за сына. - Вот видишь, мама, - с укором посмотрел на нее сын, - теперь мне не дадут даже поцеловать свою будущую жену до свадьбы. Спасибо, мама! - Глупости! – засмеялась мать, - Иди отсюда, мы будем готовить ужин! Тамо еще потоптался, но ушел в гостиную, повинуясь коварным женщинам. Он был счастлив, как никогда! На самом деле, он все не мог решить, как сказать Эйс, что помолвка назначена на конец недели, что это будет скромное мероприятие лишь для родителей и самих Тамо и Эйс. Он был уверен, что Эйс согласится, но не знал, как долго ее придется уговаривать. Ну теперь все решилось само собой!.. Э, нет! О дате придется говорить отдельно. Что-то будет вечером… Эйс в пол-уха слушала Талулу, помогала ей, отвечала на многочисленные вопросы, а сама не знала, плакать ей или смеяться? Хотела ли она замуж за Тамо? Да, хотела. Он стал для нее больше, чем любовник, больше, чем мужчина ее мечты, и гормоны тут ни при чем. С ним ей всегда становилось легко, спокойно, уютно. Она чувствовала себя под защитой, окруженной теплом и заботой. Ему хотелось подчиняться, слушаться его, даже зависеть от него, и это было не страшно. Она четко понимала, что Тамо никогда не воспользуется своей властью и не станет давить, ограничивать, принижать, как свойственно большинству альф. Она сможет с ним жить своей обычной жизнью, общаться с друзьями, продолжить карьеру военного, а это было важно для нее. И он никогда не сделает ей больно, не предаст. Он восхищается ею и не скрывает этого ни от кого, он горд тем, что именно она его женщина. И ее безумно влечет к нему, ей до одури нравится отдаваться ему снова и снова, и циклы тут ни при чем. Она сама без ума от него и это ей очень нравится! Если бы еще можно было с уверенностью сказать, что у них будут дети… Но об этом лучше не думать пока, еще есть время… Сейчас нужно наслаждаться моментом, использовать каждую минуту, находясь с ним рядом. Она улыбнулась какой-то своей шальной мысли и набрала на своем планшетнике номер. - Куда-то уходишь? – с тревогой спросила Талула, глядя как Эйс отошла к окну. - Нет, - улыбнулась та, - Просто появилась одна идея, как наказать Тамо за скрытность. Талула с улыбкой кивнула, а Эйс вдруг заговорила с кем-то командирским тоном: - Миллиган, быстро привези мне мои вещи!.. Как какие? Капрал, пошел в мою комнату и достал красную и синюю сумки! И рысью ко мне!.. Мне плевать, как ты выйдешь из дома! И на хозяина твоего тоже трижды плевать! Это приказ, капрал!.. Записывай адрес. Эйс отложила планшетник и подмигнула Талуле, а та лишь одобрительно кивнула: - То, что надо! – сказала она, - Наша девочка! Задремавший в гостиной Тамо, внезапно проснулся от гулкой тишины в доме. Что-то было зловещее в этой тишине, так, что остатки сна слетели с него мигом. Вояка до мозга костей, он весь подобрался и тихонько прошел на кухню. «Мама!» - шепотом позвал он, но там было пусто. Вернее, мамы уже не было в доме, кухня сияла идеальной чистотой. Тамо, начиная нервничать, прокрался наверх, методично обошел спальню, ванную, две гостевые комнаты и ванные в них. Эйс нигде нет! Ушла и так решила наказать его? Где он еще не был? Подвал и столовая. Подвал он осмотрел быстро, так как там негде было спрятаться. Поднялся по лестнице, вновь оглядел кухню и прошел в столовую. Уже заранее решив не расстраиваться, если никого не найдет, он замер на пороге комнаты. Овальный стол в столовой был сервирован на двоих, освещенный тусклым светом стенных бра, и мерцанием двух свечей, посередине красовался букет тюльпанов, все было очень мило, но… Но больше всего его поразила Эйс, стоящая у окна, облокотившись о подоконник. На ней не было ничего, кроме черного комплекта белья с невообразимым узором кружев. И чулки, оканчивающиеся соблазнительным кантом в опасной близости от… Боже! И туфли на высоком, тонком каблуке… И, господи, какие у нее длинные стройные ножки!.. Пройтись по ним ладонью, сжать эти бедра крепко и закинуть эти ножки себе на плечи, чтобы войти в нее глубоко… Держите меня, ангелы! Какая белая кожа! Особенно вблизи от черного кружева полукружья грудей кажутся склонами заснеженных гор! Уткнуться между ними, вдохнуть запах, почувствовать, как они вздрагивают от резких фрикций… Зацеловать эти точеные плечи, тонкую шею и утонуть в этих алых губах. И эти невозможные зеленые глаза, затененные сейчас густым веером ресниц!.. Увидеть в них желание, страсть, мольбу, зов, и как они подернуться дымкой, когда… Я хочу, чтоб она кончала снова и снова, глядя на меня этими глазами, так, чтобы я сам себя потерял. Хочу распустить эти темные волосы и зарыться в них пальцами… - Стоп! – холодно улыбнулась Эйс, упираясь в его грудь ладонью. Оказалось, что он бессознательно шел к ней, очарованный, и теперь она остановила его в каком-то полушаге от себя. - Не могу, - прохрипел он, пытаясь склониться к ней. - Можешь, - жестко сказала она, отходя к столу, - Ты наказан! Забыл? - Но за что? – недоумевал он, - Ты ведь согласилась! Эйс жестом указала ему на стул по другую сторону стола. Он помедлил, но прошел и сел. - За то, что не сказал сам, - и Эйс легко перегнулась через стол и взяла его фужер для вина. На миг он залип на ее грудях, что чуть не выпрыгнули из чашечек бюстгальтера прямо в его тарелку. Он задышал взволнованно. - За то, что все решил сам, - и Эйс таким движением вытащила пробку из бутылки с вином зубами и так глянула на Тамо, что тот сжал кулаки. - За то, что все придумал лучше, чем надо, - и Эйс, налив немного вина, отпила глоток, медленно слизнула капельку с губ и, вновь перегнувшись через стол, поставила этот фужер перед ним. Тамо заскрипел зубами, пытаясь утихомирить взвесившийся пенис. - За то, что удивил меня без меры, - и Эйс сняла крышку с блюда, где исходило паром и соком аппетитное мясо. Она села на свой стул, закинула ногу на ногу и откинулась на спинку, открывая вид на шею, груди, живот. Тамо почти застонал, так ему хотелось сжать ее в объятиях! - Приятного аппетита, милый! – сказала она и соблазнительно улыбнулась. - Я хочу тебя, - прошептал он, кладя ладони на стол, - Прямо сейчас, здесь, немедленно! Эйс погрозила пальцем. - Не рычи на меня! – улыбнулась она, - Сначала ты поешь, а потом я решу, как тебя простить. И Тамо вдруг расслабился и заулыбался в ответ. Он принял правила игры. Хочешь помучить меня, детка? Отлично! Но я тоже кое-что могу. Он уже убедился, как волшебно на нее действует его голос, низкий, бархатный, грудной, ласкающий, и заговорил именно так. - Я слышал, что женщины любят ушами, - начал он и отпил вина. - Есть такое, - кивнула она, не почуяв подвоха. Он не спеша отрезал приличный кусок мяса, положил себе на тарелку, туда же бросил горсть тушеных овощей, глянул на Эйс с усмешкой. - И я намерен воспользоваться этим, - негромко сказал он. - И как же? – недоверчиво ухмыльнулась она, вертя в пальцах виноградинку. - Ты просто слушай, - он чуть склонился вперед, - Закрой глаза и слушай. Она засмеялась, проглотила виноград, кивнула согласно и закрыла глаза. - Я хочу подойти к тебе близко, - заговорил он, - так близко, чтоб ты почувствовала мой запах. Хочу склониться к тебе, взять твое лицо в свои руки и нежно-нежно поцеловать в губы. Хочу раскрыть их своим языком, ласково, нежно. Не торопясь попробовать их на вкус, чуть-чуть прикусить, продвинуться глубже и глубже. Так, чтобы ты потерялась в этом поцелуе. Хочу распустить твои волосы, запустить в них пальцы, намотать на кулак и не дать тебе сдвинуться, чтобы не спеша начать целовать твою шею. От нежных ушек и ниже, ниже к плечам. Хочу целовать твои плечи и руки, каждый пальчик. Хочу целовать твои груди, легко-легко, едва касаясь. Твои очень чувствительные, крупные, зовущие соски. Хочу вобрать их, лизнуть медленно-медленно, едва касаясь губами. Хочу прижаться к тебе так тесно, чтобы ты почувствовала, как я тебя хочу! Хочу чуть сдвинуть твои трусики и войти в тебя не спеша, снова и снова, опять и опять. Пока ты не закричишь и не… - Тамо! – она действительно закричала, закусила губу, открыла глаза и посмотрела на него затуманенным взглядом, - Это не честно! – просипела она. Он говорил и видел, как она меняется с каждым словом, как дыхание ее то и дело сбивается, как губы ее непроизвольно приоткрываются, а коже розовеет и по телу пробегает дрожь. Ее циклы еще продолжались, и это действительно не честно, но в любви и на войне все средства хороши! И теперь, когда она смотрела на него с немой просьбой, он лишь улыбнулся. - Я хочу есть, - спокойно сказал он и принялся за мясо. Она обиженно засопела, жестом отказалась поесть тоже. Взяла одну виноградинку, вторую, но все-таки не сдержалась. Вскочила с места, обогнула стол, развернула Тамо к себе и впилась ему в губы жадно. - В чем дело? – наигранно удивленно воскликнул он, отодвинулся вместе со стулом чуть дальше, - Я лишь выполняю твой приказ, мой генерал! Ем! - Я придушу тебя, Пеникетт! – зарычала она и села к нему на колени, прижав тем самым его затвердевший пенис. Он сдавленно охнул, обхватил ее руками, стиснул сильно. Поцеловал долго-долго, лаская языком, не давая вырваться, и отпустил только тогда, когда она сама начала двигать бедрами нетерпеливо. Они дышали сорвано и смотрели в глаза друг другу, не отрываясь. И он сделал как и говорил, расстегнул ширинку джинсов, рванул ее трусики в сторону, и одним резким толчком вошел в нее. Застонал сам и ее заставил вскрикнуть. Они двигались быстро, жадно, словно боялись отдалиться друг от друга хоть на миллиметр, будто от этого зависели их жизни. Сжимали друг друга в объятиях, неистово вбивались друг в друга, он низко стонал, она вскрикивала. И очень скоро она впилась зубами в его плечо, обтянутое рубашкой, выдохнула громкое «Да!», рассыпаясь в оргазме, а он повторил ей вслед, прижал с силой ее таз к себе и застонал: «Девочка моя!». Когда дыхание чуть выравнялось, он подхватил ее на руки и унес в спальню. Опустил на кровать, быстро разделся сам и не спеша раздел ее. Точнее, снял с нее эти кусочки хрупкой ткани, чулки, туфли. Оглядел восхищенно, шепнул: «Так ты еще желаннее!» и опустился, лег на нее. Без всяких прелюдий, лишь поцеловав, он вошел в нее медленно-медленно, заставляя раздвигать ноги все шире. Увидел, как она снова закусила губу, как откинула голову и схватилась за края простыни, и задвигался еще медленнее. Глаза ее потемнели, дыхание срывалось. - Тамо, прошу! – зашептала она. - Ты согласна стать моей женой? – тихо спросил он, медленно входя, двигаясь из стороны в сторону. - Да, - она запрокинула голову. - Ты согласна жить со мной в болезни и в здравии, в богатстве и бедности? - Да-а-а.. Тамо-о-о-о!.. - Пока смерть не разлучит нас? - Не говори так! – она порывисто обняла его руками, ногами, - Не говори! Я хочу быть с тобой всегда! Я стану твоей женой, кем угодно для тебя, только будь со мной! Живым! Всегда! Прошу! Не уходи, Тамо! Я люблю тебя, люблю! Он даже остановился, с нежностью и удивлением замер над ней. Она плакала, обнимала его, быстро-быстро говорила и плакала. Господи, он заставил ее плакать! Дурак, идиот, придурок… - Не плачь, - взмолился он, целуя ее, - Не плачь, моя сладость! Я с тобой! Никогда не брошу, жизнь моя! Не уйду! Клянусь, радость моя! Любимая, единственная… Люблю тебя, девочка моя! Люблю, слышишь? Люблю, люблю, люблю… Только тебя… Только ты… Всегда! Я твой, только твой… И она чуть не умерла от этого чувства радости, восторга, нежности, горечи, страха, желания. Отдавалась и принимала, покорялась и управляла, любила и была любима. А он утонул в ней, - она стала всем миром для него, огромным и умещающимся вот здесь и сейчас, в ней самой. «Я мир познал в разгар войны» - пронеслось у него в голове. И он не хотел думать, от чего именно эти строки из древнего сказания ему вспомнились. Он любил и хотел любить вечно.