Новые злые

В зале парилка. За загородками толпа плотнее, чем зиги у Гнойного. С Умнова пот течет в три ручья. Жарят приборы. Из дым-машины валит. Денис твердо стоит на ногах, пока идет баттл, только крепко сжимает себя за локти. Смотришь, как расслабляются и снова впиваются в мягкое пальцы. Думаешь, нервничает? Из-за тебя? Ой ли. Во-первых, у него тут баттл века. Во-вторых, он главный организатор на встрече, Санек с Яном не умеют делать мероприятия на толпу, это общеизвестный факт. В-третьих, и это главное, "что-то не так с Окси", и с самого его приезда шепот ходит по углам, а Денис не знает, чего ждать, и при встрече Мирон ему руку не пожал. Было бы забавно, но не было. Важно вот что: при таких вводных, уж на тебя-то ему похуй - так, что не описать словами. Это к лучшему. Ты не знаешь, как бы ты отвечал, как бы себя повел, если бы он подошел. Думал долго. Не надумал ничего хорошего. Слишком много хотел ему сказать – и ничего вот этого говорить не стоило. А все-таки: если б он только взглянул на тебя. Простого «здравствуй», в общем, хватило бы. Было время, когда ты обещал познакомить его с Ресторатором. Когда-нибудь. Как представится случай. И он, путаясь в словах, благодарил, и был таким серьезным и загруженным, и так внимательно слушал, когда ты вещал. Как быстро это закончилось. Идешь за ним в бар, когда он объявляет перерыв. Народ почти не растекается, зрители боятся потерять места. Ты не выдержишь смотреть на него еще один баттл. Он идет мимо бара на выход. Его останавливает звукореж. Потом тебя просят сфоткаться. Не выпускаешь взглядом его черную футболку. Стриженный затылок. А вообще считается как-то, что ты любил его безумно, или это тоже в духе «прошло два года, ну сколько можно»? Забэ подходит спросить: - Ну чо там с Чейни, как? И он, конечно, ни сном, ни духом, но сдох бы ты нахуй, уебок душный. У самой двери Дениса тормозит орг от клуба, объясняет про куртки – гардероб переполнен, дождливое лето, зрители приперлись в верхней одежде, в мокрой, кто же знал, что все сдавать будут, - и Дена плавно ведет вправо, и ты подхватываешь, он вроде не падает, ты говоришь: - Пойдем-ка на воздух. А он идет, когда ты идешь, и вот ты держишь его за пояс, вторая рука – у него на груди, два ебучих года по всему твоему телу сгорало и тлело – его присутствие, его бытие, а теперь он не толкает, не отодвигается, не каменеет под твоей ладонью, замирал, напрягался даже спящим, в твоей постели, когда к нему тянулся, но сейчас – нет, сейчас – нет. Распахиваешь заднюю дверь, в засранный питерский двор. Прислоняешь к стене, вроде сам стоит, но глаза закрыты, его запах стерся из памяти, так казалось, но сейчас – он будто твой собственный, и узнавание, обретение, словно каждую секунду искал его. Лицо мокрое, брови в поту, нервно, резко поднимается грудь, он откинулся назад, падаешь, катишься по его горлу взглядом, а он медленно, так же – по стеночке, идет дальше (от тебя). Детский сад – обидно до злого барабанного боя под сердцем, но ему не мешаешь. У Дениса заплетаются ноги, он спотыкается, валится на асфальт, как будто в теле ни одной кости. - Ден! Ден, Ден – нормально, спокойно, - на меня смотреть. На меня смотри. Слышишь? Мой голос слышишь? Слушай, как я говорю. На меня. На меня смотри и дыши. Обступают со всех сторон. Риповская группа, залетные гости, фанбаза Слова, смутно знакомые лица, кто-то достал мобильник. Хорошо, не так много вышло. - Воды дайте сюда! Вызвать скорую? Открыл глаза. - А ты здесь причем?.. Не «откуда», не «в чем дело». Не причем, Денис. Вообще, блядь, не причем. - Ты в зале перегрелся и отрубился тут. Встать можешь? Быстро кивает. Потом, паническое: - Нет. - Так, разошлись все отсюда! Разошлись – ребят, блядь, я серьезно сказал. Сейчас Берсерк ваш прискачет, вы внутрь на Окси не зайдете просто. И видосы стерли. Человеку плохо стало – можно как-то не свинячить, ну время от времени, ну? - С ним все нормально? Вот хуй знает – без тебя не разберутся тут никак. - Нормально, нормально все будет сейчас. Вода есть у кого-нибудь? Сгоняешь за водой? Спасибо, круто. У Дена голос подсел. - Ресторатор не сказал, что ты в списках. - Поскандаль со мной давай. - Пиздец позорище. - Мне не нравится смотреть, как ты на земле сидишь, не дрочу. - Руками меня еще не трогай, пожалуйста, все хорошо будет. И ты показываешь открытые ладони – но толку-то, если в тебя уже разрядили обойму. Он говорил, что у тебя женская патетика. Он много чего говорил. - Я тебе написал зимой. - Не открыл. - Я знаю. - Нихуя. - Я женился. Он подается назад, а ты жалеешь, что он все еще безошибочно видит, когда тебе больно. Он дышит чаще и ждет, что сорвешься. Ты ни разу его не ударил. Не говоришь об этом – чтоб не посчитал за слабость, не говоришь об этом – любое упоминание драки звучит, как угроза, а ты не готов продолжить, не был никогда. Он не верит? Ты говоришь: - Поздравляю. А у него глаза матовые и пустые. Вспоминаешь его ухмылку мудатскую, одной стороной рта. Ты ни разу его не ударил. Сдохнешь раньше, чем признаешь, как сильно он приложил тебя. Лезет в карман. Понимаешь, что за кошельком, только когда открывает. Четыре штуки есть, остальные надо сотками считать. - Вот это зачем? - Семьсот… бля, короче – - Прекрати. - Полтинник возьмешь мелочью? Протягивает. Берешь. Публика ваша держится подальше, вы говорите потише, вас толком не слышно, но видно отлично. Да похую. Когда кидаешь в него бабки – только опускает веки. Когда ты целовал его ресницы, его мягкие черные брови, он отворачивался, как девушка. Монетка катится и падает в лужу. Открываются двери, и Гной бросается к вам, Берсерк за ним не поспевает, а ты все еще стоишь перед Денисом на коленях, в грязище, и он смотрит на тебя с ленивым, веселым любопытством. Ты встаешь – ты отступаешь – раньше, чем Гнойный к нему подлетает. Смешно и жалко – его ошалевший взгляд. Денис. И два законченных, неисправимых труса. Гной не хочет нарываться. Ты тоже. Оба понимаете, что один неверный шаг – и этой хуйни будет не избежать. А вот Берсерку – самое оно. - Дим, порядок, порядок – э! - Сука, если ты бля его пальцем тронул – - Эй-эй-эй! Разбежались по углам! Гной очень нехотя, очень вяло лезет между вами: потому, что так хочет Денис. Маленькая правда про крутых ребят. Берсерк сгреб твою тенниску в кулак, и вырваться ты не смог, а сказать ему ничего не решился – потому, что не смог вырваться. Гной знает, как это бывает. Да, Слав? Маленькие напоминания о том, что ты никогда не был мужчиной, которым хотел казаться. И дело даже не в том, как ты встретишь следующий удар. Не в том, что ты сбежишь или ляжешь. А в том, что первый момент выдает тебя с головой. Парализующий, безотчетный страх. Полная растерянность. Подвисает тело – столкнувшись с чужой, подавляющей силой. И на секунду – чувство такое, как будто ты уже не сможешь снова им управлять. Все-таки огрызаешься - чтобы как-то отогнать это чувство. - Натасканные у тебя псы. Берсерк снова прет на тебя, тут же, дай только повод, но Денис зовет: - Встать помоги мне просто! И он слушается, беспрекословно. - Чо он сделал, чо с тобой? А Гной, на корточках, щупает Дениса за плечо и не может отпустить, как напуганный ребенок. - Да меня переебало, не знаю – ничего не сделал… пиздец, я сблюю сейчас. - Ты ж не пил ничего… - Антон сказал, это от жары может быть. И происходит все, чего вы, не сговариваясь, усердно избегали два года к ряду, но господи – как давно он не называл тебя по имени.