***
Навсегда. Я навсегда запомнил этот день. Я больше не смог нормально спать и есть, меня тошнило от любой мысли о братце. Я даже вспоминать его имя не хотел — меня чуть ли не рвало. Я начал искать у себя эти «симптомы». Я начал накручивать себя, как делаю это обычно. Я перечитал всю литературу, посвящённую запрещённой братской любви. Я сошёл с ума. Трудно было скрыть волнение во время телефонных разговоров, которые были неизбежны. Конечно, я не верил во все отмазки, но чаще всего он находил причину поговорить со мной, и они всегда были связаны с семьёй. Мы же братья, и совсем исключить наш контакт я не смог бы. Каждый день, приходя домой, я в отчаяние рылся по сети, стараясь найти хоть какое-то оправдание для себя. Может, я просто отравился? Или же мне противно настолько, что воротит? Нет, отвращения я не чувствовал, а тошнота была словно наигранная, придуманная мной же подсознательно. Мой организм будто пытался убедить меня, что с моими взглядами на жизнь и вкусами всё в порядке. И мне это не нравилось. Сегодня я снова страдал от отсутствия аппетита. В универе все то и дело твердят, что я здорово похудел и просят у меня советов. Мне было очень нехорошо, на самом деле, пусть я и отшучивался постоянно. Это было невыносимо. Я никогда не чувствовал себя так ужасно, мой живот никогда так не болел, меня никогда так не тошнило, и сердце так не билось уже долго-долго. Вернувшись обратно домой, я не смог переступить порог. Переживания окончательно придавили меня сверху. Это нужно было просто чувствовать. Захлопнув со психу дверь, я спустился на первый этаж и выбежал на улицу. Сил никаких не оставалось. Если честно, я плохо понимал, что делаю. Плохо понимал, что хочу сделать. Мои мысли перемешались, я чувствовал что теряюсь и не мог остановиться. Добежав до старого дома, я снова попятился назад, словно пытаясь бороться с самим собой. Что я делаю? Зачем? Единственное, что до меня долго за эти дни — мне трудно дышать. Меня воротит не от мыслей, я просто себя накручиваю, я знаю это. Я хочу чувствовать что-то другое, но кто будет слушать мои прихоти? Я пытался убедить себя, что всё хорошо. Я искал бесконечные оправдания. Но что в итоге? Я понял только то, что я трус, и у меня не хватает храбрости даже для того, чтобы признать себя. Я такой, какой я есть, и Андрей тоже. А я вновь и вновь убегаю. Смешно. — Алло, нам нужно поговорить, выходи. — Ты издеваешься? Ночь на дворе! Меня мать никогда не отпустит. — Я около дома. Посмотри в окно. — с первого этажа на меня смотрела пара удивлённых глаз. Он положил трубку и в спешке щелкнул засовом. — Ты чего?! Что вдруг такого важного?! — он был напуган, как и я, потому что действительно собирался сказать это… младшему… брату… Снова заныл живот. Голова закружилась. Он так близко, но при этом непостижим. Сделав несколько неуверенных шагов навстречу к окну, я потянулся к Андрюше. Наши лица так близки, что я забыл, чем дышать. Если бы он не сделал такое жалобное и напуганное лицо, которое всегда мне казалось до чёртиков милым, я бы ни за что не признался бы просто так. Но… — Я влюблен в тебя… — Дим? — он дрожал, как осиновый лист. Переменчивая натура всё-таки… — Что ты делаешь? Нас может кто-то увидеть! — завопил он, чувствуя, как я заметно быстро приближаюсь к нему. — Насрать вообще… — я не ожидал от себя такого. Я никогда не думал, что могу быть настолько грубым и жадным. Я никогда не думал, что мой поцелуй может быть таким несопоставимо мне хамским. Я боялся случайно прикусить ему губу — настолько мне было неожиданно кайфово. — Дим, Дим! — запищал красный как рак Андрей, отталкивая меня как можно дальше. — Кто-то идёт, подожди! — Мне плевать, если это мама. А если это Витя, так тем более плевать! — боже, я сам себя сейчас в нокаут отправил. Настолько глупые мысли и слова, что аж страшно. — Андрей, пожалуйста, я умоляю тебя! Давай признаемся маме! Мы уже не маленькие дети, она обязана нас принять! — Я не думаю… — А я знаю. — ещё один поцелуй. Становилось жарковато. Тем более, когда с лавок то и дело ты ощущаешь мерзкие презрительное взгляды старух. Хорошо, что Андрей их не видит, иначе бы уже давно положил бы меня. Интересно, а он тоже думает, что я плохо целуюсь? — Или это только девушки такие…? — разорвав поцелуй, закончил вслух я, на что Андрей вопросительно поднял бровь: — Что? — А? Не, я просто задумался, прости. Ну так что? Мы… Сделаем это? — Ч-что? — фраза немного выбила его из колеи. Я засмеялся и перефразировал вопрос: — Маме расскажем? У нас же взаимно типа? Да? — Мне уже плевать. — донеслось из-за спины Андрея. Я вновь ощутил его сильный страх, даже не прикасаясь и не вглядываясь в лицо брата. — Делайте, что хотите. Я не могу гнать на вас, тем более, после всего того, что делала сама. Знаете… Эта была всё одна большая шутка. И я просто не могу поверить, что так ошиблась. Но уже поздно. Простите меня, если создала родным сыновьям проблем. — захлопнув холодильник, мама, явно опечаленная и очень расстроенная, развернулась и направилась к выходу из комнаты. Мы с Андреем переглянулись, и с одного взгляда поняли друг друга. Андрей спустился ко мне на улицу и мы направились в парк. Да, довольно странно звучит, но самые лучшие цветы растут там, тем более, что ночью уже все цветочные магазинчики закрыты.***
Вернулись мы уже к рассвету, из-за расхождения во вкусах относительно подарков. Мама открыла нам дверь, после чего мы сразу же, с порога, накинулись на неё. — Мы не собрались извиняться. Просто важно сказать «спасибо». — мама неохотно приняла цветы и четыре коробки дешёвого шоколада, пока я завязывал речь. — Видишь ли… Мы чувствуем друг друга именно благодаря тебе, поэтому я солгу, если скажу, что не знаю Диму… — Короче, мам… Мы счастливы благодаря тебе. Ты сделала нашу жизнь другой, не такой, как у других, но это не плохо для нас… В общем, че мы сказать хотели… — Родная мать всегда знает, как лучше её детям. Поэтому, мы благодарны тебе и твоему выбору. Не вздумай себя ругать и нагружать! Важно лишь то, чтобы мы хорошо жили, ведь так? — Блин, короче, мы счастливы, если счастлива ты, и не хотим, чтобы то, что делает нас действительно счастливыми ты называла «своей ошибкой». — Господи, прекратите, я сейчас заплачу! — от её смеха стало легче, конечно, но не от слёз, медленно текущих уже по подбородку. Тёплые объятья двух самых лучших людей для меня. Нужно ли добавлять, что я счастлив? Кажется, мы наконец-то поняли друг друга. И теперь довольно забавно вспоминать, что братишка нашёл себе проблему на пустом месте, которая привела его к абсолютному счастью, при этом даже не задев мамины чувства. Мамы, от которой он пытался скрыться, и которая, кстати говоря, пыталась скрыться от него…