Обет молчания

— Что это? — спросил четырехлетний Шерлок, слегка сморщив нос, указывая на витиеватую надпись на запястье брата. — Это — твоя судьба, — слишком пафосно, с какой-то полуулыбкой сказал Майкрофт, любовно поглаживая рукописную фразу. — Так, именно по этим словам, которые появятся у тебя на руке в десять лет, ты узнаешь его. Человека, который предназначен тебе судьбой. — Как узнаю? — Он скажет тебе их при вашей первой встрече. После этого Шерлок начал мечтать о том, когда эта надпись появится и у него на руке. И о том, как они встретятся. Он мечтал об этом моменте, глядя на родителей, которые нашли друг друга именно по этим словам: «Простите, вынуждена отказаться» — на запястье отца и «Да ладно, нельзя же даже на вечеринке обниматься с книгами по физике» — на запястье матери. Шерлок жил этим, грезил. Он видел, как иногда Майкрофт поглаживает витиеватую надпись. «Какого черта здесь делает посторонний?» Не самая романтичная фраза, но Шерлок был уверен, что у его брата есть десяток вариантов ответа, и он точно знает, что сказать своему соулмейту при встрече. А потом, когда Шерлоку было шесть, он пошел в школу. И вот там узнал, что дети и люди, вообще, жестоки. Его впервые назвали уродом. С каждым годом он ждал появления надписи все меньше, на самом деле опасаясь увидеть там очередное ругательство. Родители и брат как могли старались его успокоить, но Шерлок с упорством повторял, что ему никто, абсолютно никто не нужен. К своим десяти годам у Шерлока было двадцать одно доказательство, что надписи не нужны. И самым главным было то, что надпись можно украсть, подделать, разведать и притвориться, что сказанное словно на самом деле — судьба. И когда на десятый день рождения, проснувшись утром, он не обнаружил на запястье никаких надписей, то почувствовал облегчение. Теперь никто не будет говорить, что ему надо меняться. Так или иначе, надпись всегда влияла на судьбу. Определяла жизнь. К примеру, мать могла бы никогда не пойти изучать физику, если бы не эти слова. Получая надпись, все старались жить по этой инструкции. И только где-то в глубине разочарованно ворочалось что-то непонятное, какая-то обида и тоска. Его никогда никто не примет. Но это было неплохо. *** — Держи, это тебе, — перед ним на стол легла книга. Шерлок хмуро посмотрел на привезенный Майкрофтом подарок и, сложив руки на груди, спросил: — Зачем мне это? — Тебе стоит это изучить, чтобы иметь возможность общаться с тем человеком, которого ты когда-нибудь встретишь. Это… — Скучно. И я уверен, что мне это не нужно… — Шерлок… — Нет! — тринадцатилетний Шерлок вскочил из-за стола, с силой сжимая кулаки. — Ты забываешь, Майкрофт, что есть еще люди, у которых чистые руки — потому что они одни, уникальные и им никто не нужен. Тысячи вероятностей смерти в младенчестве, смерти в раннем детстве. Миллион исходов! — Ты же сам понимаешь, брат, — Майкрофт посмотрел на родителей, а потом перевел взгляд на младшего ребенка. — Таких людей всего один процент, чаще всего причиной является невозможность человека говорить. Поэтому тебе стоит… — Нет! Мне это не нужно. Никто не нужен. Уж лучше я буду один, чем буду общаться с кем-то… таким. Мне не нужен… урод! — Шерлок! — сурово выкрикнул Майкрофт, но младший брат стремительно развернулся и вылетел из комнаты. — Майк, — миссис Холмс положила руку на плечо старшего сына, слегка сжав. — Не злись на него. Он маленький, он еще не понимает… — Ему уже тринадцать. Он не может относиться так… Как у него только язык повернулся назвать так своего соулмейта… — Он поймет, Майкрофт. Он обязательно поймет. — Я очень на это надеюсь. Семья Холмсов вышла из гостиной, а на столе осталась лежать книга в черном кожаном переплете с золотистой надписью — учебник по языку жестов. *** Спустя столько лет, привыкнув жить без постоянного ожидания того самого близкого человека, Шерлок просто наслаждался жизнью. Он не оглядывался назад, он не ограничивал себя мыслью, а вдруг это не понравится его человеку. Ему было плевать. В молодости он сидел на наркотиках, став старше, подсел на раскрытие преступлений. Это была достойная, интересная жизнь. И за давностью лет он даже успел забыть, что отличается. Хотя забыть до конца не удавалось. Чертов Майкрофт всегда, навещая его, интересовался, как дела на личном фронте, любовно поглаживая ободок кольца: они с Лестрейдом не так давно оформили партнерство. Шерлок морщился, но после ухода брата снова откладывал эту мысль подальше. Ему. Хорошо и так. Тем более спустя столько лет… В один из дней, когда брат снова явился докучать ему, Шерлок решил, наконец, усыпить бдительность его личного надсмотрщика. Он сказал Майку Стемфорду, что ищет соседа. Лишь бы брат отстал от него со своим контролем. Он как раз проводил очередной анализ, когда в двери вошел Майк в сопровождении опиравшегося на трость мужчины. — Здесь все изменилось, не правда ли? — добродушно спросил Майк, и Шерлок кинул взгляд на вошедшего. Значит, потенциальный сосед. Военный врач, ранение, психосоматика. Надо узнать о нем побольше. Нужен повод… Шерлок кинул взгляд на Стемфорда. Тот стоял слегка расслабленно, верхняя одежда осталась в другом кабинете вместе с телефоном. Телефон, отличный повод: — Майк, можно твой телефон? Мой сигнал не ловит. — А чем не устраивает городской? — Предпочитаю СМС. Майк потянулся, ощупывая карманы. — Прости, остался в пальто. Мужчина предсказуемо потянулся в карман, вытаскивая телефон, но неожиданно просто закашлялся и вытянул руку с телефоном вперед. Шерлок взял смартфон, набирая сообщение Лестрейду. — Это мой друг, кстати. Джон Уотсон. Да, — Майк несколько рассеянно почесал затылок. А Шерлок, не отрываясь от телефона, спросил: — Афганистан или Ирак?