«Имя твоё под запретом… Телефонный голос тает (а я не спешу к тебе) Ты — мегаполис, рождённый летом (ближе, ближе к весне)…» © «Граница» by «Ночные Снайперы»
9 июня
На пороге возникла Эрика, в руках красовалась бутылка красного вина. — Три экзамена позади. — Не рановато ещё отмечать? — В самый раз. Я только за математику переживала. — Хорошо, — я пожала плечами, — проходи. — Давно не собирались лишь вдвоём, я соскучилась, Варь. За второй бутылкой я отправилась в полдесятого вечера. — Почему к Антону на тусовку не пошла? Было очень драйвово. Он отличный диджей. — Товар до двух ночи принимали с менеджером. — Жаль, ты пропустила его фурор. — Ничего, не последний же концерт. — И то верно. Как твоя любовь поживает? — Спит, ест, работает, — я отчего-то улыбнулась той внимательности, с которой девушка слушала меня. — Неужели тебе это столь интересно? — усмехнулась я, пополняя её опустошенный бокал. — Мы так о нём ни разу не поговорили. Я делилась с тобой своими личными впечатлениями, теперь чувствую себя должной, так как не была такой же учтивой по отношению к тебе. — Нет никакой проблемы в этом. Но мы, конечно же, можем обсудить его персону. — У вас всё всерьёз? — Нет, — я отвратительно глупо улыбнулась какому-то самому постыдному для меня воспоминанию. — У нас уже всё прошло. Выдохлись мы. — Расстались? — удивлённо вопрошала Эрика. — Что случилось? — Мы не сошлись, как паззлы из разных коробок… — Я видела, что Эрике моего ответа недостаточно, оттого пояснила. — Я его любила, а он принимал мои чувства. Прозаичная история. А любить невзаимно ой как тяжело. — Нет никакой надежды на восстановление связи? — Нет. — Я замерла на полуслове. — Если только он меня внезапно не полюбит. Но этого не случится. Так что разрыв окончательный и бесповоротный. — Давай, Варь, выпьем за то, что ты вышла из безрадостных отношений живёхонькой! Свет был выключен. Я взирала на чёрный потолок, а Эрика продолжала говорить и говорить, еле-еле ворочая языком. -… представляешь, я недавно узнала то, что меня ударило по голове, словно мешок с картошкой. Я раньше и подумать не могла, что один человек может предать. Мне долгое время казалось, что вот кто угодно способен подвести, но не он. Он такой правильный, честный, верный, ну неспособный на мерзкий поступок. А реальность меня убила своей правдой: он спокойно, без зазрения совести изменяет жене, которая родила ему детей и верит ему… до сих ведь верит и, наверное, сочтёт меня лгуньей, если я раскрою его секреты. Как после этого можно доверять кому-то чужому, если близкий и родной — предатель, скажи мне, Варя… — Эрика провалилась в сон. А я задержала дыхание. Как же такое могло случиться…10 июня
«Не забуду я о прошлом. И не буду я хорошей. Прекрати, опять, не надо. Всё насквозь, когда ты рядом. Улетаю прямо с крыши, Ну сделай мою громкость тише! Слишком тонкие тут стены, слишком ядом в моих венах Ты течёшь…» — «Чё на чём» by Мара
Думала недолго, какие действия предпринять. Взяла на работе отгул. Звонки Ургант предпочёл игнорировать. Единственное, что я смогла припомнить из нашего последнего полноценного разговора, — десятого с утра и до обеда будет сниматься его кулинарное шоу. Поэтому отправилась напрямую к «Останкино», не переставая упорно надеяться, что он не будет безразличным к тому, что я поведаю ему. Все три сообщения, что отправила ему в мессенджере, не прочитал. Написала на мобильный: «Есть важное дело. Касается одной из твоих дочерей. Пожалеешь, если не выслушаешь» 13:10 Без имени. «Я на работе» 13:17 «Поэтому я жду тебя у КПП 17» Без имени. «До завтра твоё дело не подождёт?» «Если говорю важно, значит это действительно важнее некуда. Завтра ты в семье разлад получить можешь» Без имени. «Аргумент засчитан, только я однозначно не могу. А ты где именно ждёшь?» «Внутри» Я подняла глаза от смартфона и лицезрела Ваню по ту сторону турникета. Он коротко взглянул в мою сторону и сказал что-то полицейскому. Я хотела остановить Урганта ещё на стоянке, чтобы поговорить, но вместо этого послушной змейкой устремилась за ним. Неуместно ощутила себя только после того, как створки лифта распахнулись, а Ваня целенаправленно шел в неизвестном для меня направлении, не сбавляя шага. Я почти бежала за ним и свободно вздохнула, когда он открыл одну из дверей, наконец, и вошёл. В комнате не сразу загорелся свет. Внутри стояли два больших стола, несколько шкафов, стулья, какие-то статуэтки и масштабный офисный стул. Ваня плюхнулся в кресло, взлохматил волосы и посмотрел на меня, так и не ушедшую с прохода. — Можешь присесть. Так о чём будет наша беседа? Мне показалось, что его стул находился на слишком большом расстоянии от прочих. Поэтому я подхватила один из них за спинку и поставила напротив его кресла. Присела, едва задевая Ванины колени. Ургант как-то даже выпрямил спину. — Ты общался с Эрикой о нас? — судя по его выражению лица, нет. — Нет никаких «нас», — отчеканил с выражением полного нейтралитета Ургант. — И это абсолютно точно, только Эрика, похоже, думает иначе… — Читаю замешательство на его лице. — Она ночевала у меня сегодня. Так удивлённо смотришь, будто не знал. — Я усмехнулась. Да, очевидно, не знал. А ночь провёл тогда где? — Я понял. Это всё? — Ургант отталкивается ногой, отчего стул несколько меняет траекторию, свет падает на его лицо. То, что я вижу, не может не омрачать. Что вчера с ним произошло? Подаюсь корпусом вперёд, в один шаг сокращая расстояние между нами. Встаю прямо над его головой, но Ваня никак не успевает среагировать, лишь потерянно взирает снизу вверх. — Откуда эти Марианские впадины под глазами? — осторожно касаюсь подбородка, чтобы оценить весь ужас состояния его кожи. — Ты скоро посереешь, если продолжишь в том же духе. — Ургант от прикосновения вздрагивает и легонько поворачивает голову в противоположную от меня сторону. — А вот это тебя уже волновать не должно. — Но я не могу ничего с собой поделать, если всё-таки тревожит. И ты не в силах это изменить. — Тебе не пора отправляться в свою жизнь к себе любимой? — милое Ванино лицо омрачается и превращается в невероятно хмурое, лишённое света, жизни, тепла. — Сейчас я напоследок поцелую одного гневного господина, — аккуратно приподнимаю голову за подбородок, секунды три всматриваюсь в уставшие глаза и нежно-нежно прикасаюсь к губам. Спустя пару мгновений Ваня отвечает, причём настолько агрессивно, что я могла бы испугаться не на шутку, но не успеваю, будучи подхвачена за попу и усажена на колени. Мы, как лишенные разума существа, стаскиваем друг с друга одежду, впопыхах не понимая, куда она летит и останется ли от неё в итоге хоть что-то. Ургант приподнимает меня, держа на себе, укладывает на стол, с которого спешно и местами шумно падает канцелярия. Входит быстро, до основания, дышит так, словно сердце сейчас разорвётся от перегрузки. Я кричу то ли от боли, то ли от нескончаемого наслаждения, а скорее от смешанного чувства. Ваня время от времени затыкает мои возгласы слюнявыми кусающими поцелуями. А я, всякий раз пребывая в восторге от очередной порции его злости, жду с волнительным нетерпением следующей. Случайно рукой зацепляю наградную статуэтку, и они все с диким грохотом летят в тартарары. Ургант шепчет что-то о том, что я разучусь ходить на ближайшие пару дней, что он рад, что делает мне такую пакость. А я в ответ кусаю его за плечо — на миг ловя себя на мысли, что останется не просто след, а шрам, причём глубокий, напоминая себе, что после необходимо рану продезинфицировать и найти качественное средство против шрамов. Тяну его за мочку уха, вынудив хрипло зашипеть. Кончает он прямо в меня и падает сверху. Его пот тонкой струйкой бежит от лба вдоль линии скул и капает, орошая холодком, на мою грудь. — Как в «Останкино» со звукоизоляцией? — вопрошаю, а в ответ слышу яркую насмешку. — Вообще неплохо, но не в кабинетах. — Закрой на ключ двери. — Без стука не войдёт никто. — То есть две секунды нам дадут фору? Приподнявшись, Ваня всматривается в глаза. Ах, как лицо-то посвежело! — Мы разве не закончили? — Нет, надо твои боевые раны обработать. — А представь, если я сейчас подхожу к двери и кто-то бесцеремонно врывается? — Упс! — смеюсь. — Поторопись. — Стреляю глазами, Ваня, усмехаясь, таки поднимается. Сидит на кресле в брюках, я топчусь вокруг него с ватой и перекисью водорода, приговаривая, какой он молодец, что ведь совсем не больно, а он такой сильный мальчик. — Я никогда раньше не занимался любовью на работе. — То, что было между нами, называется иначе — занятие местью. — Там всё печально? — Жить будешь, причём неплохо. В любом случае, я могу твой шрам перманентно маскировать яркими засосами. — О, тогда я спокоен. Я взъерошила Ване волосы. — Эй, полегче, у меня укладка, между прочим! — Была у тебя укладка, а теперь творческий беспорядок. Пока Ургант надевал рубашку, смотря в зеркало и находясь в противоположном конце кабинета от меня, убирающей волосы в «пучок», я спросила задумчиво. — Мальчонку небось хочешь? Очевидно, Ване хотелось съехидничать, но по какой-то неведомой для меня причине улыбка с его уст медленно сползла, и он взглянул многозначительно на меня. — Не пьёшь ничего? Я отрицательно мотнула головой. — Я была только с тобой, причин не возникало, — пояснила тихо скорее для себя, чем для Вани. — Никакого значения не имеет. Если, Варь, случится — я воспитаю, ты даже не рассуждай на эту тему.