Заложники правды

I'm tired of running I'm tired of hiding Feeling the mask slip away I tried to hold you I tried to keep you (с) Red — The mask slips away

В больничных покоях Хиде-Зо чувствовал себя неуютно: новые пациенты поступали чуть ли не каждые пять минут, в реанимацию то и дело завозили каталки с людьми. Кроме стойкого запаха растворов и лекарств парню чудился запах горя и боли, но друга он обязан был дождаться. Руиза находился в манипуляционной, Асаги же, несмотря на протест врача, был в палате с Тсунехито, который отходил от наркоза после операции. Анзи чудом угодил ему в плечо, а не в сердце, и благодаря оперативной работе врачей жизни парня уже ничего не угрожало. Ожидание утомляло, и Хиде-Зо казалось, что вот-вот — с минуты на минуту — и ворвётся полиция, а затем их всех быстро арестуют. И когда дверь в приёмное отделение в который раз открылась с тихим щелчком, Хиде-Зо инстинктивно дёрнулся, отвернувшись от окна — от случившегося сдавали нервы. — Мы идём, или как? — холодно бросил вышедший Руиза, так, будто ничего и не происходило с момента их последней встречи. — Как хочешь, — не на шутку обиделся Хиде-Зо. — Я знаю, что я тебе не друг, тем более, не Исами и заменить его не смогу уже никогда. Если есть желание, можешь ехать домой — около входа нас в машине ждёт Джун — он отвезёт тебя, я же останусь здесь и дождусь Асаги. А затем, как приеду, тут же переселюсь, чтобы не мозолить взор каждый раз. И, знаешь, плевать, что я до последнего не верил в твоё самоубийство! Я ломал голову, как ты так исчез; всё это время я скучал по тебе и не находил места, особенно после той записки — так быть не могло! Прости, что стал лишь обузой и камнем на шее, — при этом Хиде-Зо, развернувшись, прошёл и сел на диванчик для ожидающих. — Ты волен делать всё, что захочешь. Больше я не стану тебя мучить. Закрыв глаза, парень положил голову на спинку дивана — сильнее всего ему хотелось, чтобы всё это оказалось каким-то дурным, плохим сном, чтобы он проснулся сейчас от кошмара в своей комнатке в штабе. — Я тоже скучал по тебе, — как вдруг Хиде-Зо почувствовал, что его обнимают. — Знаешь, почти всё, что ты сейчас сказал — глупости, ты мне нисколько не мешаешь, и я абсолютно не хотел бы себе другого соседа. В последнее время, когда тебя постоянно забирали на задания и тренировки, мне стало казаться, что тебе даже плевать на меня, вот и не лез лишний раз… — Это ещё кому на кого было плевать, — грустно усмехнулся Хиде-Зо, но продолжать перепалку не стал — от пережитого силы были на исходе. — Прости меня, пожалуйста. Если сможешь, — посидев рядом ещё минутку, Руиза отстранился и стал потихоньку одеваться. — Поехали домой? Вместе? А остальное я расскажу по дороге… *** После выписки из больницы, казалось, жизнь будто замедлилась. Только Тсунехито переступил порог съёмной квартиры, им овладело стойкое ощущение дежавю, от которого он никак не мог избавиться. Та же картина с итальянским городком, висящая в прихожей, нарисованная им когда-то на тематический конкурс. В гостиной всё так же вперемешку валяются на диване цветные ручки, карандаши, альбомы и отдельные чистые листы, пара ластиков, кисти и баночки с красками. На кухонном столе стоит та самая чашка с уже заплесневевшим кофе, из которой Асаги нечаянно его тогда облил… Странно, почему он так её и не убрал?.. Асаги… Что это за человек, сумевший втереться не только в доверие, но и запасть в душу? А затем допустить, чтобы от рук каких-то идиотов пострадали простые, не имеющие отношения к его делам, люди?! Да только эти невесёлые мысли по кругу ни к чему не приводили. Когда Тсунехито увидел Асаги, придя в себя после операции, его неожиданно охватила какая-то странная дрожь. Тсунехито и слушать ничего не хотел; ему хотелось зло рассмеяться мужчине в лицо и поинтересоваться, что же он здесь делает. Но сил хватило лишь на хриплый шёпот: «Уходи! Уходи, сейчас же, и не приходи ко мне больше никогда! Знать тебя не желаю!» на все задаваемые вопросы. И как бы Асаги не пытался поговорить, Тсунехито упорно молчал в ответ, не замечая ни кругов под глазами мужчины, ни того, насколько он также устал и измучен. Выдохнул парень только тогда, когда остался в палате совсем один, и когда на следующий день нежеланных посетителей не оказалось. Несколько раз его навещали Хиде-Зо с Руизой — массажист уже полным ходом шёл на поправку, — которые в общих чертах и открыли парню всю правду. Тсунехито был очень рад их видеть, и когда пришло время выписки, попросил, чтобы именно они отвезли его домой. — А как же Асаги? — удивился тогда Хиде-Зо, сидя на переднем сиденье такси. — Ты бы знал, как он переживал и проклинал себя, с момента, когда обнаружил, что тебя похитили! Готов был застрелиться сам, хотя целились в тот момент и в него; не находил себе места, пока ты был в операционной, а затем в реанимации. Он практически не ел и не спал все эти дни; пока я, вместе с медсестрой и врачом, чуть ли не силой заставляли его отдохнуть на диванчике, стоящем в коридоре, напротив палаты, хотя бы пару часов. Постоянно просил у тебя прощения, держа за руку, говорил, какой же он дурак и кретин, и молился, чтобы всё закончилось хорошо. — Прости, конечно, но я не хочу ничего слышать об этом человеке, — слабо улыбнулся Тсунехито, отведя взгляд, и замолчал. Хиде-Зо пожал плечами и больше эта тема ими не поднималась. Сейчас же Тсунехито больше волновало то, как жить дальше, как сводить концы с концами. Он боялся думать о том, что его могут исключить или уже исключили из университета за прогулы и неявки, ведь посещаемость и сроки сдачи проектов никто не отменял. А многие из них уже истекли. Уволить с работы, так как он две недели пробыл в больнице, вообще не давая о себе знать. И даже пульсирующая боль не отвлекала от грустных дум. Идти к своей мечте, и враз потерять всё из-за чьей-то игры и собственной доверчивости и глупости?.. Только предпринимать что-либо парень не спешил. Не было ни сил, ни желания. Руки ни к чему не тянулись, особенно первые дни, проведённые дома, когда большую часть времени он спал. Просыпался, зачастую, по вечерам, но лишь для того, чтобы хоть что-то поесть и снова отправиться в постель. Рисовать пока что не представлялось возможным, да и это напоминало Тсунехито про Асаги, когда в тот злополучный день мужчина явился к нему с деловым предложением. И зачем он, Тсунехито, вообще, согласился?.. Иногда парень ловил себя на мысли, что хотел бы ударить Асаги, оттолкнуть, высмеять. Бессилие, обида и горечь прочно засели в душе, как бы старательно он их не отгонял. Но с каждым днём в голове всё сильнее вертелся один-единственный вопрос. Почему так случилось?! Почему?! Эти мысли, словно та жвачка, раз за разом бередили мозг, и в один из тех холодных дождливых вечеров, когда Тсунехито в который раз просто лежал и смотрел в одну точку. Спать он был уже не в состоянии, поэтому от скуки разглядывал на потолке то появляющиеся, то исчезающие блики света от фонаря, стоящего на соседней стороне улицы, как вдруг в дверь позвонили. «Кого там принесло в такую погоду, — вяло подумал парень. — Меня нет дома, идите вон отсюда!». Но в дверь продолжали настойчиво трезвонить, так что Тсунехито, мысленно ругаясь, кое-как встал и открыл дверь, даже не посмотрев в глазок, а затем окинув визитёра ледяным взглядом. — Привет, — тихо сказал промокший гость. — Я всё понимаю, ты не хочешь меня видеть и слышать, но давай поговорим. В последний раз. — Зачем ты пришёл? — хмуро отозвался Тсунехито, не впуская Асаги в квартиру. — Я же тогда всё сказал… — Пожалуйста! Это займёт не более пяти минут. Я скажу, что хотел и уйду. Обещаю. — Ну ладно, — помолчав, Тсунехито нехотя отошёл, впуская мужчину вовнутрь. — Но если… — но, запнувшись, фразу так и не окончил, глядя куда-то в пол. — Я… Я действительно виноват перед тобой, знаю. За то, что не смог, не сумел предусмотреть всё это. Предупредить об опасности. Спрятать, в конце концов, — Асаги сдержал слово, и просто стоял, не проходя дальше, опершись плечом на дверной косяк и также глядя куда-то в пространство. — Эти сволочи знали, куда бить, чтобы побольнее. А я витал в облаках, ничего не замечая, — Асаги ненадолго замолчал. — Тогда в меня тоже хотели выстрелить, думаю, ребята рассказали тебе об этом, но у человека удалось выбить оружие из рук. Только лучше бы пристрелили сразу, если бы я знал, что всё так обернётся. Если бы был выбор… Я не должен был оставлять тебя одного и отдаляться, делать вид, что мне плевать… Да поздно уже что-то говорить и сожалеть, прошлое не изменишь. Ты хороший человек, Тсуне, необычный и интересный! Я счастлив, что мы с тобой встретились! И, знаешь, очень сильно по тебе скучаю. И по нам. По нашим разговорам, обсуждениям идей, когда ты что-то громко рассказываешь со светящимися от счастья глазами, радуешься успехам в учёбе, по тем совместным уютным вечерам, утреннему кофе, в конце концов… Тсу… Если сможешь, прости меня, пожалуйста!? — при этом Асаги, подойдя ближе, бережно обнял Тсунехито, отчего тот закрыл глаза, вдыхая нотки такого родного парфюма и понимая, что никуда и никогда его уже не отпустит. — Давно уже простил, — тихо отозвался парень и несмело обнял Асаги в ответ.