Записки Гермионы Джин Грейнджер

Октябрь–декабрь 1998 года — самый напряжённый период моей жизни. Внизу была пропасть, слева на краю стоял Рон, справа — Драко. И я прыгала, извивалась между ними, готовая сорваться в любую минуту. Рон стал замечать некую отстранённость с моей стороны, считал, что я на него в обиде. Мерлин! Знал бы он, как всё на самом деле, не думаю, что он смог бы меня тогда простить. У Драко сдавали нервы. Он ревновал меня к Рону и всему свету. И разве я могла его винить? Моя ненависть к себе достигла своего апогея. Вечный недосып, нервозность и апатия преследовали меня везде. Драко не делал мою жизнь легче. Сам он постоянно срывался, становился холоднее. Его стала раздражать моя неспособность принять свои чувства. А мне было страшно. Мы зашли так далеко со всеми этими обманами. Как же после всего можно было открыться? Прийти к Рону и сказать «Привет, знаешь, я тут уже больше полугода сплю с Малфоем. И только сейчас я поняла, что мы должны расстаться»? Это убило бы его, да и меня тоже. Вся эта паника и неопределённость достигла своей кульминации на рождественском приёме у Министра Магии. Мы с Гарри и Роном были официально приглашены. И кому-то взбрело в голову пригласить ещё и Драко. Наши с ним отношения в публичных местах складывались не очень. Я усиленно делала вид, будто не замечаю его, а он всеми силами старался привлечь к себе внимание: ехидные замечания в мой адрес, двусмысленные намёки и нахальная улыбочка. Драко превращался в настоящего ублюдка, каким был в Хогвартсе. А в то Рождество он перешёл все границы допустимого. Мы с Роном сидели за столиком, болтая, когда к нам подошёл пьяный в дрова Малфой: — Здорово, Уизли! — воскликнул он, усаживаясь на стул рядом с нами и заставляя меня напрячься. — И тебе, Грейнджер. Впрочем, мы уже здоровались, — заплетающимся языком сказал он, — или, подожди, прощались с утра, когда ты уходила от меня? Не помнишь? Я замерла, ожидая реакции Рона. Но он похоже не воспринял слова блондина всерьёз. — Вали отсюда, Малфой. Тебе здесь не рады, — бросил рыжий. — Мне тоже не очень приятно твоё общество, Уизли. Но что же дама? Разве, Грейнджер, тебе неприятно моё общество? — с напускным удивлением поинтересовался он. — Уходи, Малфой, — презрительно глядя на него, ответила я. Презрение нетрудно было изобразить, потому что его пьяный вид и поведение вызывали во мне лишь отвращение. — Малфой? А как же твоё «Драко» высоким голоском, когда я вдалбливаюсь в тебя? — бывший слизеринец выгнул бровь. — Заткнись, Малфой! — Рон не выдержал подобной дерзости, вмиг разъярившись. Он вскочил из-за стола, схватил блондина за шиворот, выталкивая из зала на улицу под удивлённые взгляды гостей. Мне осталось лишь следовать за ними. Когда я оказалась на улице, парни были уже вовсю увлечены дракой. Уворачиваясь от ударов со сверхъестественной для пьяного грацией, Малфой продолжал провоцировать Рона: — А ты знаешь, Уизли? Какая она горячая штучка в постели? А? Вы с ней хоть уже целовались? Потому что мы да, и она невероятна! — Иди к чёрту! — проревел Рон, бросаясь на блондина. Он повалил Малфоя на землю, избивая его в слепой ярости. По виску аристократа, окрашивая белоснежные волосы в алый цвет, струилась кровь. У Рона была рассечена губа. Драко больше ничего не говорил лишь как безумный хохотал, а Рон всё не останавливался. — Рон! — крикнула я. Он не отреагировал. Тогда я подлетела к нему, пытаясь оторвать от блондина. Рон дёрнулся, чуть не сбив меня с ног, и выпрямился. Он подошёл ко мне. — Скажи, что каждое его слово — ложь, что он всё выдумал, — рыжий всматривался в мои глаза, ожидая ответа. — Я… — я была в растеряна, всё произошло так быстро, и я не успела сориентироваться. — Понятно, — бесцветным голосом заключил Рон и исчез. — Нет! — воскликнула я, но было уже поздно. Тут на улицу выскочил Гарри. — Что происходит? — он ошарашенно смотрел то на меня, то на Малфоя. Я покачала головой, собираясь с мыслями. — Иди найди Рона. Он ушёл растерянный и злой, я волнуюсь за него. — Но как же… — Иди! — приказала я. — Я здесь разберусь. Гарри, всё ещё ничего не понимая, трансгрессировал, подчиняясь. Малфой лежал без сознания, добитый истерикой и Роном.