Чужое и наше

      Водовороты времени окружили его и потянули за собой. Он больше чувствовал своего тела, не чувствовал прохлады пустовавшей комнаты «Дельты», он теперь был своим телом, своим сознанием — единством своего естества, бесплотной, лишённой оболочки душой, которую тянуло далеко от Дуброва, далеко от сегодняшнего дня, далеко от его мира. В этот раз всё было иначе: не было быстро меняющейся картинки, не было потока информации такого быстрого, что кружило голову. Была тишина. Духота Огненных земель.              — У вас есть план? — спрашивает темноволосый крепко сбитый мужчина. Ему в районе тридцати (или хорошо сохранившихся сорока, подмечает Артём, замечая что-то в его взгляде), он держится уверенно и немного напыщенно.              Кирилл — живой, здоровый, кажущийся почти человеком, почти тем, кого Артём знал с детства и кого запомнил весёлым и немного безрассудным (а не разбившимся на заброшенной стройке) — повязывает что-то на руке у Славы. Она выглядит слабой, разбитой, но не сломленной. Артёму кажется, что он смотрит в аквариум: звуки доносятся до него странным эхом, а изображением искажено.              — … где вы точно знаете, как остановите Христофа, не навредив ходу истории. Настолько я понял из ваших разговоров, именно это — ваша главная цель, — до Артёма доносятся не все слова. Некоторые тонут между ним и мужчиной. Но Артём этого почти не замечает: он наблюдает за сестрой, которая выглядит также, как и Слава, которую он помнит, но кажется совсем другой. Волосы у неё лежат иначе. Осанке не хватает выправки. Лицу не хватает собранности. Жестам не хватает чёткости и осознанности.              — А-а-а, этот план…              Голос Андрея Прохорова режет слух. Но Артём даже не бросает на него взгляда. Он смотрит на Славу, которая всё трёт и трёт свою руку, словно пытаясь что-то от неё отскоблить.              — У нас была идея найти Авеля и рассказать ему всё, — доносится до Артёма голос Нины. — Объяснить, что стоит последить за Христофом.              — Только вы про одно важное звено не забывайте, — подмечает мужчина, Артёму не знакомый. — Про самого Христофа. Может, Авель и поможет вам, вот только Христоф навряд ли будет действовать по тому же сценарию.              Мужчина прикладывает пальцы к переносице и шумно выдыхает. Все его движения кричат о том, сколько глупости сконцентрировано в троице, собравшейся напротив него. Они говорят про Авеля, про Христофа — Артёму знаком только первый, знаком по учебникам, по историям стражей, по рассказам отца. О втором Артём слышал, но никак не может вспомнить, где именно — очередное необычное имя, чем тут стражей удивлять. Но говорят о нём так, словно от его смерти зависит чужая жизнь.              — Вы так и не поняли, что ни прошлое, ни будущее вам уже не спасти? Всё, на что вы теперь способны — это задать истории верное направление и не допустить ошибок, которые могут повлечь за собой что-то фатальное.              Артём смотрит на них, заточённых по ту сторону аквариума, видит, как шевелятся их губы, как двигаются их тела. Но он не слышит их слов. Вместо этого он слышит голос Славы, слабый, надломленный:              — Эдзе прав, даже я это понимаю. Мы хотели не дать Христофу довести дело до конца, но совсем позабыли про то, что существуют люди, учащиеся на своих ошибках.              Голос Славы исчезает так же резко, как и появился. Остаётся в памяти Артёма имя. Эдзе. Он смотрит на мужчину, которого сестра назвала Эдзе, смотрит на то, как Нина и Андрей занимают свои места у кругу из костей. Артёма передёргивает. Но Слава вдруг идёт в другую сторону. Её останавливает Кирилл, говорит ей что-то.              Похорони её, остаётся в воздухе, словно дымка. Слава подходит к своему месту в круге. Эдзе начинает что-то говорить, но слова, которые слышит Артём, не соотносятся с происходящим.              — Слыхал, куда ведёт дорожка, выстеленная благими намерениями? — голос явно принадлежит Прохорову.              — А ты слыхал, на что способны фейри?              Прежде чем Артём понимает, кому принадлежал второй голос, знакомый, но чужой, наступает темнота. Никаких тебе новых водоворотов времени, никакой новой картинки — темнота и тишина. Закончилось кино. Выключили свет.       И осталось лишь пустота.                     Артём открыл глаза только тогда, когда ему начало казаться, что вокруг гремели взрывы, а глаза слепили зелёные вспышки. Как в тот день, когда на штаб напали, когда на экране у Аниты были ядовито-зелёные вспышки, обозначавшие опасность.       В голове его звучала одна мысль.       Беги.       Беги.       Скорее убегай.       Но кто его-то спасёт? Артём резко оторвал голову от подушки. Теперь это была кровать не Славина вовсе, теперь она принадлежала Марселю, но Артём всё равно приходил сюда иногда и сидел подолгу, словно ничего не менялось, словно не было ничего странного вокруг, словно ничего никогда не становилось иным, чуждым, страшным.              В штабе было тихо. Никаких взрывов, никаких зелёных вспышек — одна лишь тишина. На телефоне было два пропущенных от Артура и сообщение от него же. «Зайди в пекарню. Нам нужны ягодные пироги. Срочно». Больно кольнула совесть — Артур заботился о Славе больше, чем Артём даже пытался. А ведь обычно всё было иначе; обычно близнецы всегда были готовы помочь друг другу в трудную минуту, они всегда рассказывали друг другу правду.       Правду, пронеслось в голове у Артёма. Вот тебе и причина: правда, скрытая от него Славой. В этом Артём искал причину для всего и сестринскую вину — не глядя на себя, на своим поступки и свои решения.       На часах было около пяти; напоминание о «встрече с Р.К.» светилось на экране смартфона.              — Чёрт, — выругавшись, Артём подорвался, схватил с пола свой рюкзак и куртку и вылетел из комнаты «Дельты», из штаба. Скорее на улицу, скорее в центральный бар на Московской, где его ждали больше часа — или уже не ждали вовсе.       Голова кружилась, его всё ещё мутило, а мысли о том, что Открывавшего правду он никогда не принимал вовремя, вились где-то рядом.                     Когда он добрался до Центрального бара, часы на смартфоне показывали половину шестого вечера. Артём был готов к тому, что, окажись он в баре, ему уже не посчастливится встретиться с Робертом. Не то чтобы ему этого очень хотелось, но не сдерживать обещания он не любил. Пристыженный собственной совестью, Артём прошёл в бар.              Столики пустовали — все, кроме одного, в самом углу зала. За ним сидел Роберт; кожа его казалась ещё темнее в тусклом освещении бара, а амулеты на шее лениво поблескивали в свете ламп. На длинных пальцах висели кольца, крупные и аляпистые, а запястья украшали браслеты. Тёмная его рубашка была не застёгнута на две последние пуговицы, открывая глубокие шрамы и крупную родинку на ключице.              — Явился, — Роберт почти хищно улыбнулся, зажимая между зубов пожёванную зубочистку. Он вальяжно сидел на деревянном стуле; тёмные глаза оглядывали Артёма, оценивали.              — Прости, — замялся на месте Артём. — Дела в штабе были, — он выпалил первое оправдание, которое пришло в голову. Оправдывался, как маленький ребёнок, право дело.              Роберт беззвучно захохотал:              — Знаем твои дела, — и положил зубочистку на столешницу.— Садись давай, чего встал и вылупился как баран на новые ворота. Садись, говорю.              Артём повесил куртку на спинку стула и опустился напротив Роберта. Продавец удачи пил из высокого стакана что-то крепкое, тёмное и вязкое, происхождение чего Артёму определить было сложно.              — Это для меня специально бармен заказывает, — проследил за его взглядом Роберт. — Не местная вещь, не из вашего мира. Тебе оно только во вред будет. Глядишь, и копыта откинешь, — улыбнулся он, добавляя: — а тебе я вон, чай с конфеткой заказал. Маловат ты ещё для взрослых напитков.              Артём фыркнул. Наглая улыбка возникла на смуглом лице Роберта. Вероятно, раздражение, которое сейчас пронизывало Артёма, доставляло ему особое удовольствие. Чай был налит в кружку из толстого стекла без рисунков с забавной ручкой, за которую Артём не мог бы ухватиться так, чтобы не обжечь пальцы. К счастью, к его приходу чай уже успел остыть.              — Ты мне защиту обещал, — напомнил Артём, размешивая сахар в чае. Извращение, подумал он, этот сладкий чай.              Роберт на соседнем стуле приподнял брови; в баре было спокойно: играла тихая музыка — кажется, кто-то из современных британских рокеров пел о любви — мягко светили лампы, народ ещё не заполнил пустовавшие места.       — Сразу к делу, да? — кошачья, почти хищная улыбка снова озарила лицо Роберта. Но улыбки его в тот вечер не приносили спокойствия, не казались добрыми, не приносили комфорта. Хитрые, животные, такие не похожие на вчерашние они заставляли Артёма нервно ёрзать на стуле. — Ишь какой.              Роберт сделал небольшой глоток тёмной, крепкой и вязкой жидкости. Поджал губы. Откинулся на спинку стула.              — У тебя есть вопрос ко мне, — сказал он, пригрозив Артёму пальцем, на котором было два кольца: одно с крупным камнем, а другое — узкое, тоненькое, совсем без украшений. — Вижу по глазам. Нюх у меня тонкий, — добавил Роберт и постучал себя по носу.              Артём коротко кивнул. Вот сидел перед ним этот Роберт, распинался, рассказывал всё, какой нюх у него тонкий, как глубоко он чувствует и как много понимает. Артём людям (и нелюдям) доверял легко — даже слишком; это и прежде приносило проблемы, но в каждое болото Артём нырял с удивительной смесью глупости и оптимизма. Он не был уверен, стоило ли ему задавать вопрос Роберту — узнать ему хотелось нещадно, но даже он понимал, какие последствия доверия продавцу с нелегальной ярмарки могут быть.              — Допустим, — Артём отпил немного чая. Слишком сладкий. Приторный. Отвратительный. — Слышал об Эдзе?              Роберт покачал головой, раздумывая. Глаза сделались будто ещё темнее, когда Роберт погрузился в собственные мысли. Он молчал добрых пять минут, словно перерывая в голове папки с именами тех, кого когда-нибудь встречал. Будто в его голове был целый зал с папками, именами, воспоминаниями, через который следовало пройти, где каждый ящик нужно был растормошить.       Откинулся на спинку стула, устремил взгляд почти чёрных глаз в стену за Артёмом и молчал, пока, наконец, не выдал:              — Имя знакомое, но вот так просто тебе не скажу, — Роберт выпрямился, пододвинулся ближе к столу, шею вытянул — да так, что неприятно близко оказался к Артёму, — тут надо подумать, повспоминать. А кто он?              Артём снова пораскинул мозгами о том, что стоит держать язык за зубами. Но вместо этого, словно в чай не простой сахар подмешали, продолжил:              — Маг? Гончая? Не знаю, — он закусил губу, раздумывая, — проводил ритуал с кругом из костей.              Роберт оживился. Блеск в карих глазах недобро заиграл в тускло освещённом баре.              — Я читал, — добавил Артём поспешно и сделал большой глоток чая, чтобы как-нибудь заткнуть себе рот.              Продавец удачи напротив прищурился, молча наблюдая за тем, как Артём старательно отводил взгляд, как пытался изо всех сил не говорить больше.              — Интересно, — протянул Роберт, играя со стаканом в руках. Тёмное, крепкое, вязкое дрожало, подобно желе, — я повспоминаю, потом тебе скажу. Чувствую, мы с ним пару раз пересекались уже.              Роберт залпом осушил стакан и, показав Артёму жестом ждать здесь, отправился к барной стойке. Походка у него была плавная, уверенная, почти звериная, кошачья. Роберт долго пробыл у барной стойки, разговаривая с барменом с цветными волосами. Они смеялись, обсуждали что-то. За это время Артём успел допить свой чай и получить ещё пару сообщений от старшего брата.              «Зайдёшь?», — снова спрашивал тот.              «Ладно. Малиновый брать?» — резво набрал Артём, поглядывая в сторону барной стойки.              «Возьми ещё вишнёвый», — ответил Артур. «И яблочный. Я тебе деньги кину сейчас», — добавил он сразу же.              Ещё до того, как Артём успел ответить, пришло ещё одно сообщение: «У вас со Славой всё в порядке?»              «А чего?» — спросил Артём, но ответ так и не прочитал — вернулся Роберт с полным стаканом крепкого, тёмного, вязкого.              — Не скучаешь? — осведомился он, устраиваясь на своём стуле. — Извиняй, — он неловко улыбнулся (или, по крайней мере, изобразил неловкую улыбку), — парень за стойкой — старый друг и клиент. За жизнь поболтали, сделку заключили. Знаешь, как это бывает.              Артём неопределённо кивнул. Не знал, как это бывает; у него не было старых друзей и клиентов, с которыми можно было и поговорить, и деньги заработать. На секунду Артём задумался — а деньги ли зарабатывал Роберт? Или он был, как и Адити: покупателем воспоминаний, паззлов, из которых складывается человек? За окном темнело, и в баре становилось всё больше народу.              — Слушай, слепец, — деловито начал Роберт, снимая с шеи один из амулетов, — только для тебя. Никому другому не предложу.              — А я думал, что у тебя специально для таких, как я товары собраны, — Артём улыбнулся, подушечками пальцев чувствуя холодную каёмку блюдца, — думал, я один из тысячи.              — Да ты у меня один-единственный, — Роберт покачал головой, словно Артём сказал несусветную глупость, и начал крутить в руках тонкую цепочку.              Они сидели друг напротив друга; Артём положил в рот карамельку, которую к чаю ему заказал Роберт. Клубничная. Солоноватая, но приятная. Роберт перебирал тонкую цепочку, всё время упуская камень, на ней висящий.              — Это, — Роберт протянул ему голубой камень на тонкой железной цепочке, — тебя защитит от дурного. От магии плохой, от людей и нелюдей страшных. Знаешь, обычное дело.              Артём взял амулет в руки, покрутил его, но не решался надеть на себя.Что-то в нём отталкивало — ровно как в Роберте; амулет переливался, отдавал серым в свете тёплых ламп. Он был холодным, практически ледяным — несмотря на то, что висел на шее у Роберта и соприкасался с его кожей.              — Не доверяешь мне? — Роберт слегка нахмурился. — Обижаешь. Я стражей и пальцем не трону. Мне жизнь дорога вас калечить. Тем более, тебя, слепец.              Роберт быстро облизнул губы.              — Нюх у меня хороший, — повторил он снова, — говорю же: хороший ты человек. Защита тебе нужна.              Он многозначительно кивнул, пряча взгляд между Артёмовой шеей и голубым камнем, рассматривая его руки, неуверенно державшие амулет. Роберт пил тёмное, крепкое, вязкое медленно, выжидая.              — Спасибо, — тихо ответил Артём, принимая амулет и надевая его себе на шею.              Маленький голубой камень сперва показался невероятно тяжёлым, способным и шею ему переломить, но вскоре холодным лёгким грузом повис, но на душе всё равно было не спокойно.              — Это значит, защита сработала, — заверил его Роберт, заметив беспокойство, — магия — это тебе не легкая задача и не лёгкая ноша.              Артём кивнул. Где-то вдалеке раздался грохот; если бы никто, кроме него не вздрогнул, Артём бы мог поклясться, что то был целый дом, свалившийся под собственным весом.Но все в бара продолжали пить, болтать и шутить; Артём прокашлялся — на языке будто осталась пыльная крошка. Он даже выпил ещё противного чаю, лишь бы избавиться от привкуса строительной пыле на губах.       Следующие полтора часа они провели, всё попивая свои напитки, глядя на то, как темнотой покрывался Дубров. Артём узнал о том, где Роберт успел побывать за свою долгую жизнь, и рассказал о том, что ему, вообще-то, нужно быстрее домой возвращаться — сестра с братом ждут его, да ещё и с пирогами. Где-то вдали прогремел гром.              — Опоздал ты тогда, — засмеялся Роберт, глядя на часы, — пекарни закрыты. В магазинах одни только заветренные и жёсткие остались.              И правда, заметил Артём, глядя на экран смартфона. Уже было слишком поздно. Экран пестрил оповещениями: обновления, напоминания, звонки.       От Артура было три новых сообщения.              — Как твой друг? — спросил Роберт, кивая на смартфон, который разрывался от звонка Артура.              — Это мой брат, — бросил Артём, тихо извиняясь и поднимаясь с места.              Перед тем как услышать голос брата, Артём услышал отдалённый голос сестры, шорох и тихий грохот. Словно они в спешке куда-то собирались.              — Ты где сейчас? — обеспокоенный голос Артура донёсся до него через шум.              — Собираюсь уже домой. Не переживай ты так, мамуль, — Артём улыбнулся, но улыбка сошла с губ, когда он заметил машины с сиренами, пролетавшие по улицам за окном. Машины были из штаба — мимо них Артём проходил чуть ли не каждый день и каждую знал.              — Не надо домой, — быстро сказал Артур и что-то произнёс не в трубку, вдали послышался голос Славы, — давай в штаб.              Артём схватился за спинку стула, стиснул в кулаке свою куртку.              — Чего случилось? — спросил он, чувствуя, как ноги становились ватными. Опять машины с сиренами, опять что-то не так, опять опасность. Беги.       Беги.       Беги.       Скорее убегай.       Но кто его-то спасёт?..              — «Дельта» была на задании, — Артур говорил громко и серьёзно — и звучал совсем как отец, как бы странно это не было, — Даня с Марселем в порядке, кажется.              — А Ваня? — сердце пропустило удар.              — Не знаю, — честно ответил Артур и снова сказал что-то Славе. — Мы едем в штаб со Славой.              — Я буду, как только смогу, — Артём уже схватил со спинки стула свою куртку и, извиваясь, пытался натянуть её на себя.              — Осторожней там, — вместо прощания сказал Артур.              Роберт смотрел на него удивлённо, но без беспокойства. Попивал своё тёмное, крепкое, вязкое, расслабленно откинувшись на спинку стула. За ухом у него была зубочистка, а спокойствие пронизывало каждое его действие.              — Что-то случилось? — спросил он, крутя в руках свой стакан.              — Да, — Артём повязал на шее шарф и почувствовал, как оттянул свою серьгу, — не могу сейчас сказать, что, но мне надо срочно уйти.              Роберт кивнул:              — Понимаю. Тогда я тебя потом найду, расскажу про Эдзе.              Артём закивал головой, застёгивая куртку, кидая телефон в карман. Нужно скорее, нужно быстрее, нужно лучше. Артём похлопал себя по карманам, проверяя всё ли взял. На своей шее он чувствовал холодный голубой камень, который при соприкосновении с горячей кожей почти обжигал.              — Если что, я тут каждый день вечером сижу. За этим столиком. Грустное зрелище, на самом деле, — сказал Роберт. — Надеюсь, с твоим другом всё хорошо.              Последнюю фразу Артём уже не расслышал — она исчезла в шуме бара, когда он спешил к выходу.       Ему нужно было бежать. Скорее, быстрее бежать. В штаб. Перебегая дорогу на красный под сигналы водителей, срезая путь через дворы. Бежать, сломя голову.       Беги.       Беги.       Скорее убегай.       Но кто его-то спасёт?.... Точно не ты.