Суббота, Отель «Golden Sea», 19:45
Тяжелый шаг… Ещё один… И ещё один… Босые ноги идут по ковровому покрытию в неосвещённом коридоре и подкашиваются. Порой, их обладательница спотыкается то о подол своего прекрасного платья богини, то от усталости. Кажется, что она пьяна, и в этом утверждении есть доля правды. Она пьяна от всего того дерьма, которое произошло с ней за семнадцать лет жизни. Сегодняшний случай — не исключение. Сегодняшний случай стал последней каплей. На шее туго завязан длинный кусок ткани с кровавым пятном, оторванный от подола василькового платья и похожий на шарф. В руках — белоснежные туфли, красоту которых запятнали бордовые капли, стекающие с рук. Запястья и спина в кровоточащих царапинах от острых ногтей. Несколько локонов небрежно вылезают из некогда идеальной греческой причёски. Голова дергается и постоянно резко поворачивается куда-то, словно услышала какой-то пугающий звук. Узкие, голубые зрачки залиты слезами и нервно дергаются, смотря на дверь, ведущую на террасу. На последнюю дверь её спасения из этого Ада… За этот последний шаг, который она собирается сделать именно на этой террасе, Данте бы записал её в список грешников седьмого круга и второго леса — места где души самоубийц похоронены в стволах деревьев. Да, раскаяться за этот страшный грех она не сможет, но другого выбора у неё нет. На Земле она причиняет только боль окружающим, а мама, её единственный маяк в этой жизни, давно ждёт её на том свете, хотя… Вряд ли они увидятся… Мама в Раю; ей — прямая дорога в Ад. Уж лучше навеки жить в обители дьяволов, чем прожить свою дерьмовую жизнь среди смеси чертей и ангелов… Снова дует ветер, развевая порванное, испачканное в крови платье, вылезшие локоны золотистых волос и «шарф» на её шее. В голове больше нет никаких мыслей, кроме одной — прыжок через перегородку. Она продолжает идти по холодной плитке террасы, как к двери деревенского домика, где жила с матерью. Ноги вновь сводит, и она опять упала, но тут же встаёт и, как ни в чём не бывало, идёт дальше к своей цели. В голове бушует шторм голосов: матери, которая нежным голосом зовёт её с того света; тихий и холодный, принадлежащий отцу, который прощается с ней перед очередной командировкой; Сульфуса, который говорит ей, что не бросит и всегда будет рядом; Гейба… Раф подошла к перегородке, и её трясущиеся пальцы сжали холодную металлическую перекладину, отделяющую её от смерти. Да, она уже ничего не соображает. Словно робот, она идёт на свадьбу со своей кончиной и не понимает, что делает. Не понимает и понимать не хочет. Ей уже всё равно… Окончательно потеряв рассудок, она слышала только тихие зовы подсознания и тела. Ноги гудели и просили отдыха, а перед глазами всплывали какие-то отрывки из памяти, которые мелькали перед глазами, как неинтересный фильм. Ей стало тяжело дышать. Делая глубокие вздохи и выдохи, она опустилась на колени, но руки с перекладины не убрала, а продолжила сжимать. Горькие слёзы продолжали течь с голубых глаз. Ну и пусть. Всё равно, это последний раз, когда она плачет. На том свете она позабудет даже об этом слове. Позабудет обо всём. И о том, что привело её на «эшафот», тоже…***
Несколькими минутами ранее… Вытерев слёзы и успокоившись, она вошла на веранду, где школьный бал буквально расцветал. Несколько пар кружились в вальсе и подавали пример новым гостям торжества. Раф не стала обращать внимание на них. Сейчас, главное — найти Гейба и уйти отсюда. Но нельзя попадаться на глаза Мики, Гаса и, тем более, Сульфуса. Иначе, конфликт будет неизбежен. Ни лица, ни каштановых волос, ни его тёмно-изумрудного костюма нигде не было видно. Повсюду стояли только одноклассники и незнакомые ребята из параллельных. Надо спрашивать. А этого тоже не хотелось: говорить с теми, кому ты ни слова не сказала за один месяц, и объяснять, почему у тебя заплаканное лицо. Она продолжила искать парня, бродя по веранде, пока чья-то рука не схватила её. — «Пусти!» — крикнула Раф. В руке появился дискомфорт, и она стала её выдёргивать. Когда её отпустили, она повернулась и увидела Гейба. Шатен недовольно смотрел на неё. Казалось, что его зелёные глаза вот-вот просверлят в ней дыру. Или он просто сдерживается, чтобы не сожрать её с потрохами перед всеми. Раф была знакома с этим взглядом не понаслышке. Если его что-то не устраивало или злило, лучше бежать. Но ей бежать некуда. Придется снова терпеть его порывы гнева, которые каждый раз, в конце концов, обрушались на её. — «Рафи, где ты была?» — спокойно спросил он. Сдерживается. Спокойным можно назвать только голос парня, скрывающий бешеного зверя в его плоти. Таких ситуаций лучше избегать, или будет плохо. Он нервно дышал и сжимал кисти рук в кулаки. — «Как ты попросил, я вернулась сюда, потом, мне стало душно, и я поднялась наверх подышать свежим воздухом на террасе,» — ответила девушка. Сдерживался не только он. Она тоже старалась спрятать свой страх перед его яростью и не психануть. — «Отойдём. Я ничего не слышу,» — сказал Гейб и взял её руку. Раф испугалась не на шутку. Грубо держа её за запястье, он тащил её с веранды в коридор отеля. Его шаги были большими и быстрыми, а дыхание настолько громким, что его было слышно даже сквозь музыку и сплетни присутствующих. Они спустились на десятый этаж. Как и на шестнадцатом, там был выключен свет, и только луна, святящая за огромным окном во всю стену, освещала помещение. Мрачно, тихо и безлюдно. Раф всегда боялась таких помещений, особенно, когда оставалась с Ним… — «Так где ты была?» — повторил свой вопрос Гейб, продолжая сверлить её взглядом. — «Ты попросил меня вернуться на веранду,» — глубоко вздохнув, отвечала девушка. — «Тебя долго не было, мне стало душно и я пошла на террасу… Я стала искать тебя… Давай поедем домой?» Шатен улыбнулся и захохотал, прикрывая глаза ладонью. Недоумевающим взглядом Раф смотрела на него, пока в коридоре не раздался громкий хлопок. Правая щека пылает и краснеет. На ней отчётливо виден красный отпечаток ладони. Это её расплата, по которой предательски текут слёзы горя и ненависти. Расплата за то, что точно так же посмела прикоснуться к лицу того человека, которого должна до конца жизни благодарить. Девушка приложила ладони к щеке, пытаясь смирить боль, но от этого становилось только хуже: отпечаток болел ещё сильнее. — «Ты, что, дрянь, думала, что можешь мне лгать?!» — выпалил Гейб, толкнув её. Потеряв равновесие, девушка упала на пол. — «Ты думала, я не узнаю, что ты крутишь шашни с кем-то на стороне?!» — замахнувшись, он пнул её ногой. — «Я… Ни с кем не крутила шашни!» — дрожащим голосом произнесла Раф, свернувшись от боли в животе и сдерживая стоны. — «ТОГДА КАКОГО ЧЁРТА ТЫ ТАНЦЕВАЛА И ПОШЛА С НИМ НА ТЕРРАСУ, А?!» — кричал он, наклонившись к её уху. Не успела она что-либо ответить, как рука схватила её шею, сжимая со всей силы. — «Ты забыла, что принадлежишь только мне?! Забыла, что твой папаша подписал контракт с моим отцом, ради спасения своего банка, а?! Отвечай!» — «Я… Я н-не забыла… Между н-нами н-ничего не было!» — хриплым голосом отвечала белокурая, сжимая его запястья и пытаясь освободиться. Когда в лёгких голубоглазой осталось мало кислорода, он отпустил её, бросив на пол, как старую сломанную куклу. Раф подняла голову и увидела свой кошмар: накаченный мужик с пистолетом приближался к ней, заряжая оружие патронами. Его глаза пылали от гнева и злости. — «Нет… НЕ ПОДХОДИ КО МНЕ!» — крикнула она, отодвигаясь назад. — «УЙДИ!» — «Бедная Рафи…»— усмехнулся Гейб, продолжая приближаться к ней и смотреть в узкие голубые зрачки. — «Ты опять боишься, что мои товарищи придут к тебе домой и побьют тебя?» — «Уходи… УМОЛЯЮ, УХОДИ!» — трясла головой Бьянки и медленно пятилась назад. — «И правильно делаешь, что боишься! А, ведь, на месте Паоло, могу оказаться и я. Но вместо того, чтобы убить тебя, я могу сделать это с Росси!» — ухмыльнулся зеленоглазый. — «НЕТ! НЕ ТРОГАЙ ЕГО! Делай со мной всё, что угодно, но не трогай Росси! Он не виноват! Это я…» — умоляла голубоглазая, заливаясь слезами. Гейб на секунду остановился и схватил её за предплечья. — «А ты поумнела, Рафи. Молодец, хорошая девочка.» Она всё ещё смотрела в горящие зелёные радужки его глаз и нервно сглатывала. Шатен крепко держал её руки и пожирал хищным взглядом. Теперь, ей некуда бежать. Лиса попалась в капкан охотника. Оставалось только одно — нападать, как её учил Сульфус. Она быстро замахнулась. Ещё совсем немного, и кулак влетел бы в глаз Гейба — не попал. Она остановилась, испуганно уставясь на свою сжатую ладонь, которую крепко держал в руке парень. — «Нет, дорогуша… Посмеешь поднять на меня руку — я нарушу одно из условий контракта. Ты же не хочешь лишиться невинности раньше свадьбы, верно?» — хитро прищурился он. — «Ты — монстр!» — с ненавистью прошипела она. — «Я знаю, но, что поделать? Я привык, что всё, что я пожелаю, принадлежит мне. И ты — не исключение!» — ухмыльнулся зеленоглазый. — «Скажи «спасибо», что я не тронул твоих друзей.» — «Отпусти меня!» — прорычала Раф, когда он сильнее сжал её руки. — «Как хочешь, но прежде…» Бьянки закрыла глаза и приготовилась снова испытать боль. Через секунду, зубы парня впились в её шею и надкусили кожу. Из-под зубов «охотника» потекла кровь. Душераздирающий крик раздался по всему этажу. Перед глазами Раф моментально появились вооружённые мужики и она почувствовала, как на курок нажали и железная пуля прострелила её череп. Дальше — пустота… Да, он всегда так делал, когда был зол на неё. Тогда, он просто покусывал, но не до крови. Сейчас же, она чувствовала зубы в своей шее, будто её кусает вампир. Но укус принадлежит маньяку. Кровь начала струиться с раны и испачкала лямки платья. Несколько капель на её шее он противно слизнул языком. Отстранившись от сладкой кожи, Гейб одарил девушку довольным взглядом. Она сидит на коленях и нервно дышит. Маленькие голубые бусины в глазах дёргаются, как и всё её тело. На щеках застыли слёзы, а кровь продолжает течь из шеи. Перед ним — сломанная, сумасшедшая Раф. Шатен резко встал и направился к лестнице. — «Запомни, Рафаэлла. Если я ещё раз узнаю, что ты с кем-то общаешься без моего ведома, или, тем более, встречаешься, я убью любого. Любого! И ты это знаешь,» — сурово произнёс он, даже не оборачиваясь. — «В твоём случае, исхода три: или ты всю жизнь будешь жить, как моя личная рабыня, или я и тебя убью, или до старости проживёшь в психбольнице. Другого выхода нет! Даже если ты сбежишь, я тебя из-под земли достану! Приводи себя в порядок и поднимайся на веранду! Мы ещё не танцевали…» С этими словами, он начал подниматься наверх. Краем уха он слышал её отчаянные крики и улыбался. Теперь его дорожайшая невеста никуда не уйдёт. Возможно, он перебарщивал с насилием, но по-другому, по его мнению, подчинить себе никого не получится. Отец всегда учил его, что с подчинёнными надо вести себя, как тиран, чтобы никто не смел ослушаться. Так же и с женой и детьми. Покорность рождается от ударов кнута. Раф осталась в пустом, тёмном коридоре. Сейчас хотелось только одного — выплеснуть злость и обиду на что-нибудь. Оглянувшись вокруг, она увидела только двери номеров. Осталось только собственное, дрожащее тело. Она еле поднялась на ноги и, сняв туфли, побежала наверх по другой лестнице. По пути она мучила себя. Свободной рукой она оставляла глубокие царапины на запястье и спине, драла кожу и свои волосы, как кошка дерёт старый диван. Она оторвала кусок от юбки платья и начала туго завязывать на своей шее, пытаясь задушиться. Не помогало… Не получалось… Хоть фигура голубоглазой была похожа на робота-садомазо, физиономия которого не выражала никаких эмоций, её душа кричала и рыдала. Даже издевательства над собой не причиняли такой боли, как это сделали последние пятнадцать минут. Ей пришлось отвергнуть взаимные чувства Сульфуса, пришлось снова терпеть ревность и гнев Гейба… Ноги быстро бежали по ступенькам, но так же быстро уставали, таща свою хозяйку не на веранду, где проходил выпускной бал, а на этаж выше — на террасу…***
Вздохнув, Раф встала на ноги и посмотрела на небо. Огромные тучи затянули небосвод, скрывая сверкающие звезды, которые зачаровали её пятнадцать минут назад. Там, наверху уже нет того блеска бриллиантов, который она наблюдала вместе с Сульфусом, но она продолжала смотреть, задрав голову, словно ожидая появления этих маленьких огоньков. На лицо начали падать холодные, мелкие капли дождя, а где-то вдалеке — сверкали тучи и раздавался гром, который девушка не слышала. Она не отрывала глаз от неба и плакала вместе с полотном чёрных облаков. — Мама… Т-ты плачешь? — тихо спросила голубоглазая, всхлипывая. В ответ: гром и маленький дождик, капающий на её растрёпанные волосы и окровавленное платье. — Н-не плачь, мамочка… Всё б-будет х-х-орошо… Бьянки опустила голову и поднялась на ограждение, отбросив в сторону туфли и придерживаясь за рядом стоящую вентиляционную трубу. Она повернула голову и украдкой в последний раз взглянула на дверь, будто заметила там кого-то. На секунду, ей показалось, что там стоит мама, а потом, там стоял Сульфус, а за ним — Гейб. Но, на самом деле, никого там не было. Это очередной и последний обман её разума. Отвернувшись, она посмотрела вниз. Шестнадцать этажей… Вроде не мало… Да и какая разница с какой многоэтажки падать… Раф закрыла глаза, приготовившись к шагу в пропасть. К шагу в объятия смерти. Осталось только ступить одной ногой туда, и тебя нет. Не было, нет и больше не будет. — Прости меня, Сульфус… — прошептала девушка, убирая левую ногу с перегородки. — Мама, я иду…