Когда ты будешь готова

— Гермиона, как ты? — Я в порядке, Гарри. Тебе, наверное, пора на работу? Беги, со мной все будет хорошо.       Гарри встал и поцеловал ее в макушку. — Мы к тебе скоро обязательно зайдем. До выходных? — Конечно, я буду очень рада вам. — Воспользуюсь твоим камином, — сказал он, беря горстку летучего порошка с полки.       Гермиона не могла справиться с любопытством. — Кто она?       Было видно, что Гарри неприятна эта тема, но еще больше он не хотел расстраивать подругу. — Это Лаванда? — спросила Гермиона. — Нет.       Девушка удивленно посмотрела на Гарри: «А кто?» — Это Габриэль. — Кто? — не сразу поняла Гермиона. — Сестра Флёр, Габриэль Делакур, — сказал Гарри.       Он неловко пожал плечами и шагнул в камин.       Гермиона несколько минут бездумно смотрела на остатки зеленого пламени, пока, наконец, не стряхнула с себя оцепенение. Она не знала, что больше ее задело — что Рон, не поставив точку в их отношениях, стал с кем–то встречаться, или новость о женитьбе, ведь её замуж он не звал. В душе была некоторая обида, но тут же подсознание подсунуло ей образ Люциуса и их поцелуй. Гермиона потрясла головой.       «Нет, все не так! Он был единственный живой человек рядом, не удивительно, что я прониклась к нему симпатией, но не я его целовала! И между нами ничего нет!» — возразила Гермиона своим мыслям, но тут же почувствовала легкий укол совести.       Гермиона осмотрелась в своей квартирке, которая когда–то казалась ей крохотной. Теперь же, после Азкабана, она казалась целыми апартаментами. Девушка бесцельно слонялась из угла в угол, не в силах найти себе занятие, даже стеллаж с книгами не привлекал ее. Все было непривычно. Гермиона посмотрела в окно — люди неторопливо прохаживались по мощеной улице, деревья тронула первая желтая листва, которая покачивалась от легкого ветра, вдалеке слышалась музыка, — обычный день свободного человека, но такой особенный для нее.       Из открытого окна донесся приятный запах свежей выпечки, и у Гермионы скрутило желудок. Слишком давно она не ела нормальную пищу. На улице девушка чувствовала себя неуютно, словно посреди открытого океана. В пекарне у нее разбежались глаза от разнообразия выпечки. Всевозможные булочки и пирожные лежали на прилавке, распространяя соблазнительный аромат. — Вам помочь, дорогая? — спросила миловидная женщина средних лет. Она была чем–то похожа на Молли Уизли, и Гермиона почувствовала легкую горечь. — Да, я хочу попробовать все, — улыбнулась она, — каждой булочки по одной, и каждого пирожного.       Продавщица удивленно улыбнулась. — Как приятно, когда у молодой девушки хороший аппетит, — сказала она и отдала Гермионе большой пакет со сдобой.       На улице Гермиона не выдержала соблазнительно запаха и вцепилась в большой шоколадный круассан. Она измазала все пальцы и с удовольствием их облизывала, почувствовав, наконец, себя хоть чуть–чуть живой. Дома она накинулась на остальную еду, пока не почувствовала, что ее сейчас вырвет — за год желудок отвык от такого количества вкусной и жирной пищи.       Стемнело, и Гермиона пошла в родной душ, смыть с себя запах Азкабана, который, как ей казалось, въелся в нее навсегда. Она яростно терла себя мочалкой, снова и снова намыливала волосы, с остервенением чистила зубы нормальной щеткой и пастой. Гигиенические процедуры в Азкабане оставляли желать лучшего. Она вытерлась мягким полотенцем и влезла в уютную пижаму. Гермиона аккуратно забралась в свою постель, теплое одеяло легко придавило ее тело, и она почувствовала блаженство. Никогда раньше девушка не замечала, какая у нее удобная кровать. Она смотрела в потолок, сжимая в руках волшебную палочку, свою драгоценность, с которой она теперь так боялась расстаться. Ей хотелось какого–то тепла и ощущения счастья, но даже в уютной квартире перед глазами стояла камера Азкабана. — Экспекто патронум, — шепнула Гермиона в попытке вызвать патронуса, но тщетно. Голубой дым лениво выплыл из палочки и растаял.       Девушка силилась вспомнить свои счастливые воспоминания, но они были слишком глубоко спрятаны или отобраны Дементорами.       Родители были уже не так близки ей, и счастливые моменты просто забылись и стерлись, ведь все детство она провела в Хогвартсе. Ее друзья — да, было много хорошего, но все перечеркнула война, в которой они так пострадали. Воспоминания о Роне — том, с кем она почувствовала себя счастливой — теперь от них становилось еще грустней. Еще несколько минут Гермиона перебирала свои воспоминания, но не нашла ничего, что могло бы ей помочь. Смахнув непрошенные слезы, она закрыла глаза, заставляя себя заснуть. Усталость взяла свое, и Гермиона провалилась в беспокойный сон. ***       Ровно в полночь Гермиона открыла глаза, она будто слышала бой часов Азкабана. Она покрылась липким потом, даже в собственной постели она не чувствовала себя защищенной. Ей казалось, что сейчас они вновь придут, забрать последнее, что у нее осталось. В голове всплыли слова Люциуса: «Ты больше не должна бояться, никогда! Всегда будет кто–то, кто поможет тебе справиться со страхом».       Гермиона вновь закрыла глаза и взмахнула палочкой: «Экспекто патронум». В приоткрытые веки она увидела, как забавная выдра поплыла по комнате, весело перебирая лапками. — Спасибо, — тихо сказала девушка, зная, что обращается не только к патронусу, но и к Люциусу.       Ей стало грустно. Оттого, что сейчас, в этот момент, Люциус Малфой подвергался атаке Дементоров, а ее уже нет рядом. В Азкабане их патронусом было общение. Теперь Люциус лишен этого, и Гермиона не знала, выдержит ли он еще год так же стойко, как предыдущие четыре года.       Первая ночь дома, такая беспокойная и странная. Выдра, махнув хвостом, вылетела в окно и растворилась, но Гермиона и не старалась ее удержать, ей уже не было страшно. ***       За прошедшую неделю Гермиона привела в порядок свой дом и некоторые дела. В субботу она ждала своих друзей, Гермиона знала, что многие хотят ее увидеть, но не знала, хочет ли сама встретить много людей. Она до сих пор чувствовала себя неуютно на улице или в магазине. А еще она не хотела видеть Рона, боялась расплакаться или разозлиться.       Гермиона тщательно протирала стол и расставляла бокалы, когда услышала стук в дверь. Сердце на мгновение затрепетало, и девушка отворила замок. — Мерлин, вечеринка тут? Я слышал, освободили одну милую ведьмочку! На пороге стоял Джордж Уизли с букетом полевых цветов. — Рада видеть тебя, — сказала Гермиона, обнимая друга. — Я тоже. Как ты? — Стараюсь держаться, но все дается непросто, — честно ответила девушка.       Вновь раздался стук — приходили остальные гости. Гермиона была окружена близкими друзьями и сейчас чувствовала себя счастливой в крепких дружеских объятьях Невилла и Луны.       Последним зашел Рон, за ним невесомо проплыла светловолосая девушка, почти копия Флер, но с удивительно непохожим выражением лица. Некая брезгливость читалась во всем ее существе, она была не похожа на милую девушку со свадьбы Билла и Флер и даже отдаленно не напоминала малышку из Шармбатона с Турнира Трех Волшебников. — Рада вас видеть, — натянуто произнесла Гермиона.       Рон неуклюже топтался с ноги на ногу, но, все–таки пересилив себя, обнял Гермиону, пытаясь сгладить неприятный момент. Он осознавал, что, скорей всего, в дружеской обстановке он видит Гермиону в последний раз.       Всем было интересно, как Гермиона провела год, как она изменилась, но девушка отвечала на вопросы лишь из вежливости. Кто не был в Азкабане, никогда не поймет, как хочется наложить на себя «Обливиэйт», лишь бы избавиться от воспоминаний о нем. — Гермиона, у нас есть для тебя небольшой сюрприз, — сказал Гарри, — сейчас, как никогда, тебе нужно развлекаться, грядет новый квиддичный сезон.       Гарри увидел, как Гермиона еле заметно усмехнулась, все знали, что она единственная, кому совсем не интересен этот вид спорта. — Мы знаем, может, это не совсем то, что ты хочешь, но в следующую субботу в дружеском матче играет команда Джинни. Ты не поверишь с кем! С болгарами! Виктор Крам тоже будет там.       В глазах девушки загорелся мстительный огонек, она видела, как запылали уши Рона, вероятно, от воспоминаний об отношениях Гермионы и Крама. Но про себя девушка отметила, что ей безразличен Рон как мужчина. И даже вид его поцелуя с Габриэль не вызвал в ней ничего, кроме воспоминаний о ее поцелуе с Люциусом.