Сорванный урок

— Они убивают меня, Арно! Убивают! — увесистый том «Конфликтологии» врезался в стену в паре дюймов от головы Савиньяка. Арно вздрогнул, но ответил спокойным, почти ласковым голосом: — Ричард, возьми себя в руки. — Он подошел к Ричарду, взял его за плечи, мягко усадил на диван рядом с собой. — Это всего лишь один невыносимый класс. Младшим ты нравишься, они сегодня меня просто замучили, узнав, что ты заболел и отменил урок. Все спрашивали, как твое здоровье и когда ты вернешься. А эти паразиты окончат школу через три месяца, и ты их забудешь, как страшный сон. — Я не выдержу три месяца. — Выдержишь, — Арно сильнее стиснул руку Ричарда, вызвав у него новый приступ злости. Что он понимает, треклятый счастливчик, который, как гипнотизер, смог заставить всех, даже старших, признать себя авторитетом и учить своих обожаемых Дидерихов и Венненов? Что он понимает в отчаянии и бессилии? — Нет. Ты ни кошки не знаешь, Арно. — Тогда ищи другую работу. Здесь, конечно, высокий оклад, но в другом месте ты сможешь подзаработать репетиторством. История мало кому дается, а хороших специалистов днем с огнем не сыщешь. Будешь при тех же деньгах, но еще и при остатках здоровья. — У меня нет времени на поиски! Эдит страдает, она... — Тише, тише, — торопливо сказал Арно и приложил палец к губам Ричарда. — Я знаю про Эдит, нет нужды повторять и снова травить себе душу. И я понимаю, что у тебя совсем нет сил, но ты потерпи, еще немного потерпи, а я все-таки посмотрю вакансии. Мне Эмиль, кстати, говорил, что в Южной Марагоне отстраивают два военных городка, там точно будут школы и понадобятся учителя. Хочешь, я позвоню ему и разузнаю? У него есть знакомые в кадровом отделе и в отделе снабжения, у него вообще везде знакомые есть. — Арно, я и так вашей семье должен по уши... Вы маму с Дейдри приняли, помогли с первой операцией для Эдит. Я никогда не расплачусь. — Свои люди — сочтемся! — улыбнулся Арно и потрепал Ричарда по спине. — Кстати, мама прислала новости и фотографии. Твоя умница Дейдри заняла второе место на школьном конкурсе рисунков. На мой вкус, ее работы немного отдают авангардом, но я ни кошки в искусстве не понимаю, если честно. Давай вместе посмотрим! *** Следующим утром, собираясь на работу, Ричард положил в портфель маленькую фарфоровую фигурку желтой киркореллы. Ее на первые карманные деньги купила и подарила брату четырнадцатилетняя Айрис. Ричард надеялся, что этот забавный талисман придаст ему сил и напомнит, ради чего он терпит издевательства несносных учеников и смиряется со своим полным бессилием. Когда Ричард вошел в класс, то увидел, что на его столе ровной стопочкой лежали исписанные листы бумаги. Он осторожно придвинул их к себе, бегло просмотрел. Это были эссе, которые он задал классу на прошлый урок, но так и не собрал. Ни похабщины, ни непристойных рисунков – простенькие портреты выдающихся деятелей эпохи Излома, обычные ученические сочинения. Ричард пересчитал листы: пятнадцать, одного недостает… Сердце забилось чаще, то ли от страха — а вдруг готовится новая подлость? — то ли от радости. Неужели Алва, несмотря на вчерашнюю убийственную тираду, все-таки заставил своих товарищей-вассалов уделить внимание истории и прекратить войну с преподавателем? Тем временем ученики уже расселись по своим местам. Окинув их взглядом, Ричард поежился от неприятного предчувствия: парта Рокэ Алвы пустовала. Напрасно он радовался... Отсутствие вожака наверняка значит, что Ричарду предстоит не просто испытание воли, а настоящая борьба за жизнь — еще более жестокая, чем вчера. Ничего, Алва, ничего... Еще посмотрим, кто кого. Ричард вытащил из портфеля желтую киркореллу и пристроил ее на стопке эссе. Слюдяные глазки глядели на него ободряюще и весело — так, как всегда смотрела Айрис. Раздался деликатный стук, дверь в класс приоткрылась. На пороге стоял Алва. — Эр Окделл, прошу простить за опоздание. Пробка на проспекте Дьегаррона. Разрешите войти? От неожиданной вежливости и невинного взгляда синих глаз Ричард на мгновение опешил, но потом кивнул, мысленно поклявшись быть начеку и пресекать любые попытки превратить урок в фарс. — Входите, Алва. Алва коротко кивнул, переступил порог и, жестом поприветствовав одноклассников, направился к своему месту. Возле учительского стола он торопливо скинул с плеча рюкзак — и задел металлической пряжкой хрупкую фарфоровую фигурку. Киркорелла с жалобным звоном упала на паркет, разлетевшись на осколки. На желтые осколки, очень похожие на те, что усыпали трассу после удара бронированного «мориска» о миниатюрный, жизнерадостно-желтый «линарец» Айрис... — Зачем. Ты. Это. Сделал. Ричарда переполнило бешенство. Ни обиды, ни боли он не чувствовал — лишь ярость, всепоглощающую, смертоносную, дающую силы непривычным к драке рукам. Он стремительно шагнул к неподвижно стоящему Алве. — Эр Окделл, он не специально! — вскочивший с места Вальдес смотрел на Ричарда с нескрываемым страхом. Что, паршивец, понимаешь лишь язык силы и злобы? — Эр Окделл... — Ротгер, не надо, — отмахнулся Алва. — Эр Окделл, я... Он вскинул глаза, и Ричард отшатнулся: на него смотрел Эстебан Колиньяр. Смотрел, ухмыляясь, стоя над искалеченным желтым «линарцем», слушал крики Эдит и стоны мамы и смеялся, выдыхая крупинки сакотты. Мир померк. Ричард видел лишь ненавистное лицо перед собой — так близко, такое беззащитное... Он схватил ублюдка за ворот, швырнул на землю, на обломки «линарца», навалился сверху, обездвиживая костлявое, слабое тело. Кто-то кричал, кто-то хватал его за руки — но Ричард без труда отбросил этих глупцов, которые понятия не имели, за какую падаль заступаются... Удар, еще удар — и некогда смазливое, а теперь навеки обезображенное лицо пропадает под кровавой маской. Подумать только, у него тоже алая кровь, совсем как у папы... у Айрис! Разве такое возможно? Кровь негодяев должна быть черная, как их душа. Ледяные пальцы еще цепляются за предплечья, царапают их гранями колец. Кажется, подонок кричит... Или он сам кричит, проклиная его? — Ричард! Ричард! Арно? Откуда он здесь? Он же в Тронко, на церемонии награждения Эмиля! И почему он так бледен? Так напуган? — Ричард, отпусти его! Колиньяр уже не сопротивлялся, лежал как мертвый на нагретой летним солнцем земле. Кто-то сдавленно плакал, кто-то взывал к Создателю, кто-то все еще пытался оттащить Ричарда от бездыханного тела. С губ сорвался негромкий смех. Руки горели, но на душе было легко и свободно. А потом шеи коснулось что-то острое и холодное, и мир взорвался миллионами осколков — золотых и сапфировых, жгучих и ледяных. Растаяв, они оставили после себя лишь жаркую, душную тьму. И ничего не стало.