Юноша с персиками

Солнце в самом зените, воздух дрожит от зноя. Ахейский лагерь словно вымер: воины скрываются от палящих лучей в полумраке шатров и под кожаными навесами на кораблях. На троянских стенах тоже никого нет – жара установила временное перемирие между воюющими. В шатре Ахиллеса тихо. Сам Ахиллес, совершенно обнаженный, лежит на боку и смотрит на Патрокла, спящего рядом. Младшему мирмидонцу что-то снится: глазные яблоки двигаются под закрытыми веками, ресницы дрожат. Ахиллес не хочет спать - последние дни только и делал, что валялся в шатре. И когда только спадет эта невыносимая жара… Скучно. Ахиллес решает отправиться к рабыням (та смугленькая дарданка, Брисеида, уж очень хороша!), но для этого нужно покинуть шатер и выйти на солнце… «Никуда не пойду», - думает Ахиллес. Просыпается Патрокл. Зевает, оглядывается по сторонам в поисках кувшина с водой. - Я скоро сдохну от жары, - говорит Патрокл и, сделав несколько глотков из кувшина, выливает остатки воды себе на лицо и на грудь. – Это боги нас наказывают. - Наверняка, богам самим сейчас жарко, - отвечает Ахиллес. - Да нет же. На Олимпе ни жары, ни холода не бывает. - Ты-то откуда знаешь? - Да слышал от кого-то… Не помню. Патрокл снова зевает. Потом придвигается поближе к Ахиллесу, обводит кончиком пальца его сосок. - Отодвинься, жарко… - ворчит Ахиллес. - Очень хочется. - Я сказал – жарко. Патрокл отодвигается к самому краю ложа и ложится спиной к Ахиллесу. «Обиделся», - думает Ахиллес. Он скользит взглядом по безупречным ягодицам Менетида, по его стройным бедрам и тонким, изящным лодыжкам. Красиво. Но слишком жарко. Ахиллес слушает мерный шум прибоя. От шатра до моря всего несколько десятков шагов, но Ахиллес знает, что вода слишком теплая и не принесет облегчения. Патрокл тянется к блюду с персиками, стоящему у ложа. Взяв один, ложится на спину и начинает есть. Ахиллес смотрит, как зубы Патрокла вонзаются в тонкую розовую кожицу. Персик перезревший, мягкий, и сок течет у Патрокла по пальцам. - Хочешь? – спрашивает Патрокл и кивает на блюдо. Ахиллес качает головой. - Как знаешь, - говорит Патрокл и берет второй персик. Сок течет у него по подбородку. Патрокл вытирает его ладонью, потом облизывает пальцы. Облизывает медленно, по одному забирая в рот и слегка посасывая. «Хм… Хм…» - думает Ахиллес, наблюдая. - Спрашиваю последний раз – хочешь? – Патрокл протягивает Ахиллесу еще один персик. - Последний остался. - Ээ… Ешь сам, - говорит Ахиллес. Патрокл кусает персик. Неторопливо облизывает губы. - Мм… мммм… это так… сла-а-адко, - Патрокл уже не говорит – стонет. И тут же видит лицо Ахиллеса прямо перед собой. - А ну положи, - сердито говорит Ахиллес. - Мм… что? Ахиллес забирает недоеденный персик и швыряет на пол. Потом сгребает Патрокла в охапку и целует, бесцеремонно раздвигая языком влажные от сока губы. В этом поцелуе нет нежности – только желание. - Маленький развратник, - говорит Ахиллес. – Ты заставляешь меня шевелиться, когда так жарко! - Я слишком горяч для тебя? Ахиллес сердится еще больше. - Заткнись, - рычит он, - заткнись… Патрокл смеется и обнимает Ахиллеса ногами, скрещивая лодыжки на его пояснице. Когда садится солнце, и жара немного спадает, Ахиллес выходит на берег моря. Потягиваясь, словно после длительного сна, он довольно улыбается. Затем направляется туда, где стоит шатер Одиссея. Полог, закрывающий вход, плотно задернут. - Одиссей! Одиссееей! – несколько раз зовет Ахиллес. – Спит он там, что ли… Одиссей! Так и не получив ответа, мирмидонец откидывает полог и заходит в шатер. Правитель Итаки вовсе не спит – Ахиллес застает его в объятиях кареглазой полуобнаженной рабыни. - Да чтоб тебя в Аид унесло! – ругается Одиссей. – Что надо?! - Остались еще у тебя те плоды, что принесли наши дозорные два дня назад? - Персики? Не ко мне тебе надо было, а к Идоменею. Он больше всего взял. - Я посылал к нему рабыню. Ничего не осталось. - Ну и горазд он жрать! – Одиссей смеется. – Вроде было у меня штуки две… Рабыня встает и приносит из дальнего угла шатра блюдо с персиками. - Эй, а зачем тебе? – спрашивает Одиссей. Но поздно, Ахиллес уже схватил персики и вылетел из шатра. Он мчится обратно к мирмидонскому лагерю, по пути прыгая и улюлюкая, словно мальчишка…