Встреча

      — До встречи! — говорила ему Салли при расставании.       — До встречи! — откликался он. — До завтра!       — Нет, — иногда возражала она. — По-моему, тебе всё-таки пора отдохнуть. До послезавтра!       Так часто путешествовать во сне по иным мирам было и впрямь не очень полезно. Наяву Вадима одолевали приступы дремоты. Нет, глаза не слипались — слипались (как он называл такое состояние) мозги. Окружающий мир, прежде чёткий и стабильный, теперь иногда «плыл», подрагивая; периферию поля зрения заселяла всякая чертовщина. Несколько раз такое состояние накатывало на него даже за рулём.       Но остановиться он уже не мог. Свидания с Салли привносили в его жизнь то самое душевное тепло, которого он лишился в отношениях со Светой. И нет, Салли не намекала ни на какие телесно-ориентированные продолжения (а сам он настаивать не рисковал) — зато неизменно выбирала для встреч такие места, один вид которых заставлял забыть о рутине земного существования; вовлекала его в истории и приключения, что были точнёхонько ему по силам и позволяли почувствовать себя «на коне». Поднаскучивший ночной мир заиграл новыми красками; Катьяри сам удивлялся тому, насколько его вкусы сходятся со вкусами Салли и как однообразно в последнее время выбирались места для Сборов под предводительством Майолин.       Среди правил Круга запрета на интрижки внутри группы не было. Но, будучи человеком разумным, Катьяри осознавал, что амурные истории в замкнутых коллективах хороши лишь пока они длятся, разрыв же будет болезненным и непременно ударит по всем — не только по незадачливым влюблённым. У Тарка с Майолин в самой начале их магической «карьеры» было, по всей видимости, что-то вроде романа. Но старшие маги благополучно переросли этот этап своей жизни, сохранили добропорядочные отношения и, что самое удивительное, ухитрялись никого своим прошлым не напрягать. Правда, выяснять, чего это им стоило, Катьяри не хотелось. Майолин с Тарком представлялись ему чем-то цельным и гармоничное — но не романтической парой, а своего рода мобильной боевой единицей.       Таким же неделимым целым казались раньше Утака и Салли. Пара старших магов, пара младших — и он, Катьяри, вечно где-то посередине. Разве что с Утакой было несколько проще, чем с остальными. Но объяснялось это, похоже, банальной ненавязчивостью и немногословностью последнего. Что у того на уме, Катьяри не понимал, и сейчас, сблизившись с Салли, понимать стал ещё меньше.       Итак, осложнять и без того странные взаимоотношения внутри Круга ещё и делами сердечными было идеей никудышной — хуже только на работе романы крутить. И потому любой знак, свыше или не очень, любой жест судьбы, говорящий ясно, что Вселенная против, Катьяри бы остановил. Просыпаясь по утрам рядом с мирно посапывающей женой, Вадим смотрел на неё с тихим ужасом:       «Бог ты мой, я ведь всё ещё люблю её… Всё ещё…»       — Светик! — как-то раз не выдержал он. — Давай, наконец, поговорим! Не вечно же мы так будем…       И услышал в ответ:       — Не сейчас, Вадь. Я пока не готова.       «Не тяни же, не тяни! — едва не взмолился он. — Я могу не выдержать и влюбиться в другую!»       А миры, где путешествовали Катьяри и Салли, были один другого краше…       Щёки Вадима впали, глаза потускнели. Сон и явь путались у него в голове. Однажды ему привиделось, что за их с Салли прогулкой наблюдает Света.       Потом он действительно поймал Светин взгляд на конечной остановке своего маршрута — но не на Старослободской, а на противоположной, «Парк имени Крупской». Это было во время их с Танькой обеда. От площадки для разворота и стоянки автобусов до ближайшей чебуречной здесь было рукой подать, но Вадим на обратном пути сделал крюк через парк. Подпинывал листья, жевал пирожок с невнятной начинкой и бездумно смотрел сквозь реденькие деревья в дальние загородные дали (отчего-то жёлто-фиолетовые), в которые (и из которых) по ниточке моста сновали букашки автомобилей.       Ощущение чужого взгляда потянуло его резко обернуться — но он лишь хрустнул плечами, отлип от спинки скамьи, на которую, оказывается, опирался, и неторопливо продолжил прогулку, словно бы случайно бросив беглый взгляд в направлении, показавшемся ему подозрительным. Светка! Жена стояла у раздвоённой полудохлой берёзы (парк был диковат и неухожен) и тоже делала вид, что любуется пейзажем.       Это было уже совсем смешно. За кем она шпионила так — за ними с Таней? Проверяла, прилично ли ведут себя напарники во время перерывов в работе? Так Танька и до того, как родственнички подсунули ей еле ходящую тётку, отсюда на обед практически всегда бегала домой: жила она в двух шагах. А уж о том, что после злополучной вечеринки Вадим с Танькой даже в глаза друг другу не особо глядели, ограничив общение чисто деловыми вопросами, и говорить не приходилось. Ну его, от греха подальше!       На следующий день Вадиму показалось, что знакомый светло-серый плащ мелькнул в потоке входящих в его автобус пассажиров. Раньше в таких случаях Света всегда подходила к водительской кабине, сейчас же мало того что села в неприметном уголочке — так Вадим ещё и не отследил, где и когда она вышла. Надо ли говорить, что подобные случаи только подогревали его нервозность и усиливали паранойю? Недобрые ревнивые глаза стали мерещиться ему уже практически везде.       И он в который раз возблагодарил судьбу за то, что он умеет. Вздумай он, например, замутить всерьёз с той же Таней — разве стал бы он делать это в реале? Сновиденный мир — идеальная явка. Неловко, конечно расспрашивать Салли, как им с Утакой удалось, будучи знакомыми наяву, отыскать друг друга и во сне (да ещё с довольно низменными целями расспрашивать!), но ведь есть же такая возможность, чисто теоретически? Есть?