Иллюзия ненависти

      Это была самая темная и кровавая ночь за последнее время на территории погрязшей в междоусобице страны. Для феодальной Японии XVI века настали непростые и очень тяжелые времена. Императорская династия уже не одно столетие проводила единоличного рода политику, не принимая во внимания феодал, самураев и растущий авторитет сёгуна, ярость и жестокость которого набирала обороты. Отношения между воинами и аристократами дали трещину. Началась очередная борьба не за простое признание, а за власть над всем государством. Но даже несмотря на явное недоверие со стороны самурайского сословия, никто из императорского окружения не ожидал, что предателями окажутся придворные служители из Учиха Ичизоку. Императора предали те, кто уже более века обеспечивал ему и его предкам безопасность.       Однако если вернуться на какие-то пять лет назад, можно увидеть ситуацию совершенно в другом свете. Восстания и вторжение со стороны соседних государств были лишь сезонной и вполне решаемой проблемой. Тогда многие провинции и администрации не имели явных и критичных разногласий. В стране царило пусть и хрупкое, но все-таки равновесие. Два феодальных центра Японии — Эдо и Хэйан, две небывалые военные мощи, между которыми был установлен мир и тесные отношения. Хэйан по праву являлся императорским городом, где официально имели власть лишь члены императорского рода. Но в не менее влиятельной провинции Эдо правил всеми признанный сёгунат Ходзё, владения и сила которого уже теснила императорскую. И так как рано или поздно один из центров попытается перевесить чашу весов в свою сторону, были приняты рискованные, но необходимые меры.       Во избежание конфликтных ситуаций и возникновении заговора на обеих сторонах, было решено отправить в каждую провинцию по клану-посреднику. Со стороны императорского рода отправился его приближенный клан Хокиту, который стал служить сёгунату. В ответ на это от сёгуна Ходзё в провинцию Хэйан был отправлен преданный ему клан Учиха, который был прославлен своими талантливыми и доблестными самураями. Каждая из сторон обязалась держать слово уважать и считаться со своими посредниками. Пусть все понимали, что данный ход лишь доказывал царящее между городами недоверие, однако таким образом мир смог продержаться более ста лет.       Но этим мирным временам было суждено разбавиться мраком. Из-за частых набегов с соседних стран начались волнения, что постепенно давало трещину между правящими сторонами. Однако даже такая обостренная обстановка никому не позволила думать о смене власти. Напротив, Эдо и Хэйан объединили усилия в борьбе с вражескими наступлениями с материка. И так как у страны все еще оставался лишь один формальный лидер, было принято усилить охрану императора и его семьи.       Задолго до злополучной ночи пять лет назад Совет Администрации Хэйяна решил сменить офицерский состав личной охраны императора. Так как воины Учиха Ичизоку на тот момент являлись самыми приближенными и верными, новый капитан дворцовой армии был выбран именно среди них. Однако выбор пал не на самурая, жившего на территории Хэйана, а на того, кто все это время служил сёгуну Ходзё.       К своим тридцати годам этот воин заполучил достойное признание, что и повлияло на выбор Императорского дворца. Обладая не только доблестью и бесстрашием в бою, он также выделялся своим умением предугадывать шаги противника и грамотно продумывать ответную тактику. Едва вступив в ряды войска Ходзё, он уже с юных лет проявлял те качества, которыми обладают прирожденные полководцы. И так как список его военных достижений был довольно внушительным и богатым, он стал самой подходящей кандидатурой на роль командующего императорской охраны. Поэтому, как только Совет провел свое собрание в Хэйане, уже через несколько дней в Эдо прибыл воин с их посланием, в котором было указано имя нового Первого капитана.       ― Итачи-доно…       Услышав свое имя сквозь сон, Итачи все равно не смог открыть глаза. Все еще пребывая в цепких объятиях своего кошмара, который без устали повторяется продолжительное время едва ли не каждую ночь, он пытался наконец-то проснуться. На его умиротворенном лице проявилась возражение и борьба, правильные черты внезапно исказились в агонии. Последнее восстание, которое он беспрекословно и твердо подавил, вновь воссоздалось перед глазами. Его годами натренированное тело, в котором никогда не убавлялись силы, заметно напряглось. Буквально каждая мышца, наполняемая тяжестью, пыталась подавить неприятную дрожь. Однако предсмертная мольба восставших о пощаде и их крики настойчиво продолжали истязать воина, с чем он уже ничего не мог поделать.       ― Господин?       Голос зовущего его человека стал громче. И как только тихо прошедший в его покои человек подступил к нему ближе, Итачи открыл глаза. Не успел он обдумать своих действий, как его руки сами схватили лежащие возле него ножны и обнажили меч.       ― Я… ― застывший на месте кареглазый парень, едва опустился возле футона господина, как увидел перед собой лезвие его катаны. ― Я лишь хотел Вас разбудить…       Пытаясь в этот момент восстановить тяжелое дыхание, Итачи заметил мелькнувшее беспокойство на лице своего подопечного. Молодой парень, которому он когда-то спас жизнь, сейчас с недоумением и легким страхом смотрел на него.       ― Я ведь предупреждал, что лучше ко мне не подкрадываться, Хитори, ― устало вздохнув, Итачи опустил руку с мечом. ― Особенно, когда я сплю.       ― Прошу прощения, что потревожил, Вас, господин.       Склонив голову перед офицером, Хитори поклонился. Впервые увидев своего господина в подобном беспокойном состоянии, он не знал, какой будет его реакция. Однако ничуть не озаботившись тем, что его сон был прерван, Итачи вовсе не собирался его отчитывать. Вместо этого он вновь не сдержал тяжелого вздоха и схватился за голову, впустив пальцы в свои длинные черные волосы.       ― Приготовления к нашему отъезду готовы?       ― Да, ― Хитори поднял взгляд на Итачи, затем осторожно встал на ноги. ― Я распорядился о завтраке. Как только наш господин поест, можем отправляться.       ― Вот как? ― Итачи покосился на подопечного, чем вновь заставил его напрячься. ― Так ты рисковал своей жизнью только для того, чтобы сообщить мне о трапезе?       ― Вовсе нет. Я посмел войти в Ваши покои по другой причине. Ваш брат. Он желает проститься с Вами перед Вашим отъездом.       ― Значит, Саске здесь?       ― Да. Он ожидает Вас в саду.       ― Уже нет, ― раздался голос со стороны веранды.       Итачи обернулся, после чего встретился взглядом с беспрестанными, но слишком внимательными глазами. Черный взор его младшего брата бегло прошелся по комнате старшего и задержался на лежащих у футона склянках. И, сделав некоторые выводы, которые уже давно напрашивались сами, Саске вернул взгляд на брата и спросил:       ― Проблемы со сном? Выглядишь неважно.       ― Я тоже рад нашей встрече, ― не сдержав задумчивой усмешки на специфичное приветствие от младшего брата, Итачи повернулся к Хитори. ― Мне…       ― Ваша юката, ― уже ответив на не озвученную просьбу господина, Хитори протянул ему халат. ― Я дам распоряжение слугам, чтобы подали завтрак на веранде восточного крыла.       Получив в ответ от Итачи кивок, Хитори скрылся за дверью комнаты. И как только между оставшимися наедине братьями воцарилось молчание, атмосфера сразу же пропиталась едва уловимым напряжением. Имея невероятно схожие черты лица, в итоге эти двое стали слишком друг на друга непохожими. Даже их одежда, начиная от кимоно, хакама, заканчивая хаори, имела отличия не только в цветах, но и в их принадлежности к разным «сторонам» и кланам.       Темно-синий и черный цвета кимоно старшего символизировали принадлежность к администрации самураев Эдо под началом сёгуната Ходзё. Младший же, отказавшись от такой чести, еще десять лет назад на свое пятнадцатилетие вступил в клан-последователей Хокиту, который хоть и служил сёгуну, однако был подчинен лишь императору в Хэйане. Воинам этого клана позволялось носить одежду, окрашенную не только в серые, но и в бордовые оттенки, как символ благосклонности императора и их преданности. И так как противоположные взгляды на жизнь, на мир и на войны нередко разделяли отцов с сыновьями, а братьев с братьями, подобной участи не избежали и в этой семье.       Основания для разногласий появились еще с начала службы старшего сына. С ранних лет обучаясь искусству владения мечом, в скором времени Итачи давал уроки и своему младшему брату. Однако едва он прошел официальную церемонию принятия в ряды армии Ходзё, буквально на следующий день ему пришлось столкнулся со всей жестокостью на поле брани. Постепенно и уверенно жизнь насильно принялась его менять. Правящий в Эдо сёгун изо дня в день призывал искоренять малейшую жалость к врагам и предателей. Даже малейшее снисхождение расценивалось не как слабость, а как преступление.       И если Итачи, следуя примеру своего отца, беспрекословно выполнял приказы сёгуната, то Саске наотрез отказался за ним идти. Но даже не находясь со старшим братом в одном ряду, он все равно знал, насколько трудно и непросто ему приходится. И увиденные настойки для сна и бутылка из под саке лишь подтвердили его предположения. Весь тот ужас наблюдаемый и исполняемый преданным воином Ходзё время от времени возвращается ему во снах. Исполняя приказы, он противился своему внутреннему голосу и не хотел с этим мириться. Поэтому, как только Саске узнал о назначении старшего брата, он понадеялся, что сможет его отговорить.       И даже несмотря на ничтожные шансы того, что приближенный воин Ходзё откажется от назначения, за которым явно скрывается возможный госпереворот, Саске уже мысленно подготавливал аргументы.       ― Ты без меча.       Услышав голос старшего брата, Саске прервал ход своих мыслей и вернул на него взгляд. И пару мгновений спустя обдумав его слова, он прикоснулся к поясу, с которого снял ножны возле охраны:       ― Сёгун запретил императорским посредникам проносить мечи на территорию Учиха Ичизоку.       ― Но тем не менее на тебе эта хаори.       Вновь услышанное замечание заставило Саске вернуть взгляд на Итачи. Хоть тот и не смотрел на него в ответ, однако то насмешливое издевательство в его словах дало о себе знать. Но так как Саске был вполне к этому готов, он лишь усмехнулся и взглянул на свою темно-бордовую накидку поверх серого кимоно:       ― Думаешь, мне следовало заявиться к тебе голым?       ― Нет. Ты мог бы ее просто не надевать, ― Итачи поднялся с футона и накинул на свои плечи юкату. ― Цвет хоть и благородный, но явно вызвал недоумение у окружающих.       ― Это было нечто большее, чем просто недоумение, ― вспомнив то, с какими взглядами его провожала не только охрана, но и прислуга имения, Саске устало вздохнул. ― Я и вовсе подумал, что меня к тебе не пустят.       Что действительно могло произойти, так как уход младшего сына Учихи Фугаку из клана вызвал не просто всеобщее недоумение, но и народное негодование. Изъявив желание примкнуть к императорским последователям, проживая при этом в городе сёгуна, Саске всполошил все близлежащие администрации. Но если Итачи уже смирился с волей младшего, приняв ее с большим трудом, то их товарищам по службе до принятия было еще очень далеко. И думая о непростых отношениях со своим братом, Учиха затянул пояс на юкате и вышел на веранду.       Позднее затянувшееся утро встретило его свежим прохладным ветром и царящей вокруг весной. Выглядывая и снова скрываясь за облаками, солнце наполняло сад жизнью и золотистым светом. День обещал быть теплым, ясным и удачным. И оценив сложившиеся погодные условия, как самые подходящие для дальней дороги, Итачи перевел взгляд с сада на Саске:       ― Даже если бы они помешали нашей встрече здесь, ты смог бы позже приехать ко мне в Хейан.       ― К отцу, который оставил здесь своих сыновей в качестве залога сёгуну?       Тактично промолчав уже не на первое заявления такого рода, Итачи не сдержал тяжелого вздоха. Пусть он уже и привык к неподатливому и непростому характеру Саске, но каждый раз он удивлялся тому, насколько упорным является его упрямство. Его привычка говорить прямо все, что он думает, выдает в нем не только его затянувшееся возмущение, но и бьющее через край юношеское безрассудство. И так как всегда до этого просто игнорировал протесты и недовольство младшего, именно сейчас Итачи решил ему ответить:       ― Ты еще слишком молод, Саске. Поэтому в тебе так упорно горит обида на него.       ― Да, ты прав, ― тихо ответил Саске, в легком осуждении нахмурив брови. ― Я молод. Так же молод, как и дочь императора.       Очередное молчание, которое Итачи не спешил нарушать, послужило его новым ответом. Теперь в их разговоре возникла тема, которую Саске хотел, но не мог поднять сразу. Так как с детства был вхож в круги общения старшего брата и его сослуживцев, он прекрасно знал, к чему был затеян перевод в императорский дворец. Властолюбивый сёгун никогда не скрывал ненависти к своему брату по власти даже после наступления мира. Поэтому если пожелал назначить своего сына на место правителя Эдо, он не остановится ни перед кем. И вслед за свергнутым им императором отправится его единственная дочь, которая имеет все законные права на трон. Но даже если подобное решение является чрезмерно грубым и, возможно, несправедливым, сам Итачи без колебаний решил выполнить приказ. Понимая, на что идет, он проявит преданность роду Ходзё и приведет сына сёгуна к власти любым путем.       ― Это борьба за его законное место, — ответил он, наконец-то нарушив свое молчание. — Мой долг посодействовать ему.       ― Он хочет убить своего брата, ― тише заметил Саске, не скрыв не только свое недовольство, но и настоящее отвращение. ― Неужели ради власти и ты мог бы пожелать мне… смерти?       ― Ты прекрасно знаешь, что я никогда о подобном и мысли не допущу.       Заметив вышедших на веранду слуг с водой и полотенцем, Итачи направился к ним. Все еще не сбросив с себя остатки непростого сна, он надеялся, что как только умоется прохладной водой, то окончательно придет в себя. Но при этом он все равно был полон уверенности и сил, чтобы отвечать брату на все его вопросы. И так как еще не дошел до главного из них, Саске последовал за Итачи и вновь к нему обратился:       ― Тогда почему? Почему ты до последнего идешь за этим человеком, Нии-сан?       ― Это мой долг как воина состоящего в администрации самураев Эдо. Меня вынуждает не только наш кодекс, но и вера в то, что он делает.       Итачи подошел к слуге, в руках которого его уже ждало деревянные ведро, наполненное холодной водой из источника. Опустив в нее ладони, он ощутил приятную прохладу, от которой его самочувствие уже становилось лучше. И плеснув себе водой в лицо, мужчина не только взбодрился, но и оставил истязающее его сновидение позади. Подобная мелочь прибавила бодрости не только его телу, но и духу.       Однако несмотря на то, что старший брат во время умывания холодной водой стал чувствовать себя лучше, Саске, напротив, чувствовал, как от услышанного аргумента ему самому становится хуже. Поэтому молча и хмуро наблюдая за Итачи, он уже подбирал более сдержанные слова, чтобы выразить свое легкое негодования. Но стоило ему лишь разжать губы, как вместо него заговорила подступившая к брату служанка.       ― Господин, ― девушка подала хозяину белое полотенце, затем протянула ему чашу с водой. ― Ваше полотно и…       ― И? ― взяв из ее руки полотенце, Итачи перевел взгляд на чашу. ― Что это?       ― Ваш травяной р-раствор… ― растеряно промямлила девушка, встретившись с его хмурым черным прожигающим взглядом. ― Раствор… разбавленный в горячей воде, как н-наказал…       ― Кто?       Чуть вздрогнув от его короткого уточняющего вопроса, в котором уместилось пусть и сдержанное, но все же недовольство, служанка нервно сглотнула и опустила голову. Сильнее сжав керамическую чашку в руках, она пыталась унять в теле дрожь волнения и подступающей паники.       ― В-ваш лекарь, господин…       ― Я впервые тебя вижу, ― заметил Итачи, заставив плечи девушки лишь сильнее напрячься. ― Ты действительно думала, что я приму что-то из рук незнакомки?       ― Я, ― услышав дрожь в своем голосе, девушка утратила остатки своего терпения и сил, оттого не справилась с комом, подступившим к горлу. ― П-проявила невнимательность и… совершила… ошибку… П-простите…       Не сдержав усталого вздоха, Итачи наблюдал то, что не любил больше всего на свете ― женские слезы. Сам того не желая, каждый раз видя их, он в большинстве случаев был их причиной. Не прилагая особых усилий, будь то служанка, аристократка, гейша или ее ученица, мужчина на свои поступки или слова получал в ответ их слезы. И если зачастую последних женщин доводили его пренебрежение и чёрствость, то для прислуги достаточно было лишь его взгляда. И так как в данный момент случилось то, с чем он уже сталкивался, Итачи решил уже отпустить вздрагивающую от слез девушку.       ― Думаю, если в следующий раз уделишь внимание правилам дома, в котором будешь служить, проблем не возникнет, ― заметив, что его слова все-таки смогли отвлечь ее от слез, Итачи продолжил. ― Это лекарство разведет мой личный слуга. Воду и еду я принимаю только от него. Можешь идти.       ― Д-да, господин…       Нисколько не поразившись тому, что этот человек смог довести девушку до слез лишь парой слов и своим взглядом, Саске все-таки понимал, по какой причине чаше с водой было уделено такое пристальное внимание. И пока старший брат вытирал лицо и пребывал в своих мыслях, Учиха бросил взгляд на скрывшуюся за углом служанку:       ― Думаешь, найдется женщина, которая осмелится тебя отравить?       ― Женщины глупы, ― задумчиво начал Итачи, прикоснувшись полотенцем к шее. ― Это и является главной причиной моей предусмотрительности. Их легко надоумить и использовать.       ― И ты стал таким предусмотрительным лишь после третьего покушения?       ― Мне несказанно повезло, что их удалось предотвратить.       ― Да, ― тихо согласился Саске, вспомнив самый тревожный и неприятный день из своей жизни. ― Но не все.       Вернувшись в воспоминания пятилетней давности в день, когда на его двадцатилетие из Хэйана прибыли их родители, Саске постарался не окунаться полностью в тот ужас, который пережил его брат и он сам. Погода еще с самого утра казалась слишком тихой и спокойной. Подобное затишье и вовсе представляло собой что-то зловещее и даже опасное. Но так как в тот день ни разу не подул ветер, на небе не было ни облака, а летнее солнце беспрепятственно освещало и обогревало землю, никто не придал значению чрезмерному природному покою. Поэтому не было никаких причин отменять чайную церемонию в честь дня рождения младшего сына главы Учиха Ичизоку.       Все происходило так, как всегда ― утренняя служба в храме и молитва, после которой семья и близкие отправляются в церемониальный сад. Пытаясь угодить гостям, чайный мастер с особой тщательностью подбирал сорт напитка специально для каждого. Ассистирующие ему гейши плавно и грациозно разливали чай, затем с неменьшей грациозностью подносили чашки участникам церемонии. Находясь рядом с братом в тот момент, Саске сидел за своим чайным столом и вздрогнул, когда соседний опрокинулся. Увидев то, как старший схватился за кимоно на груди и закашлял, он выпустил свою чашку из руки и бросился к нему. Хоть на тот момент страх и шок овладели им, он все равно понимал, что причина всего происходящего в чае. И когда капля крови струей пустилась с губ Итачи, Саске окончательно убедился в своих предположениях.       Не прошло и мгновения, как среди гостей разошлась паника. Вмиг побелевший старший сын уже не подавал признаков жизни, на что его младший брат впервые ощутил жжение в своих глазах от застывших слез. Утратив связь с реальностью, Саске без конца пытался докричаться до Итачи, но каждый раз получал в ответ лишь молчание. На тот момент осознавая, что остался совсем один и потерял единственного человека, которого считал своей семьей при живых родителях, он отказывался мириться с происходящим. И всей душой воспротивившись судьбе, которая захотела лишить его брата, Саске все-таки его не потерял. Чудом вовремя подоспевшие личные лекари сёгуна оказали Итачи помощь. Определив яд по запаху, оставшемуся в чашке, они буквально на месте в церемониальному саду изготовили противоядие.       Но несмотря на то, что все-таки был спасен, Итачи пришлось не просто. Яд хоть и удалось нейтрализовать, однако малая его часть уже успела проникнуть в его кровь. Пролежав без сознания несколько дней, он едва не сгорел от температуры и лихорадки. И с тех времен испытывая не самые приятные чувства к чайным церемониям, в свои дни рождения Саске начал обходиться лишь одной службой в храме.       ― Да, ― после недолгого молчания ответил Итачи, чем отвлек младшего от неприятных воспоминаний. ― У императорских последователей… слишком длинные руки.       ― Ты… ― вернув взгляд на брата, Саске не сдержал искреннего недоумения. ― Ты до сих пор думаешь, что за этим стоят… они?       ― Избавляться от врагов во время чайной церемонии ― это, можно сказать, уже императорская традиция.       Прекрасно понимая, о чем идет речь, Саске все равно противился и не признавал того, что за попытками отравить его брата стоял кто-то из императорского окружения. В тот же день основательно взявшись за поиски виновного, он опросил всех, кто участвовал в церемонии, но сразу же заметил, что одна из ассистенток мастера пропала. И в итоге никто не мог назвать ни ее имени, ни дома, ученицей которого та девушка была. Если и находил хоть какой-то след, Саске его терял, однако в нем всегда оставались догадки и весьма убедительные, на его взгляд. Но так как его старшему брату они вряд ли бы понравились, он молчал. И лишь сейчас решив воспользоваться подходящим моментом, он решил наконец-то поделиться своими давними предположениями:       ― Ты доверенное лицо самого сёгуна Ходзё. Не для кого не секрет, что ты дороже ему, чем его родной сын. Не думаешь, что его окружению твоя смерть нужнее, чем императору? Сын господина Ходзё мог лично стоять за тем покушением.       Наконец-то огласив свои догадки, которые уже давно стали для него более вероятным объяснением произошедшего, Саске начал ждать ответа Итачи. Но так как тому явно было неприятно обсуждать своего господина и тем более обвинять его сына в покушении, он не спешил что-то говорить. Данная тема была не только неприятной, но и слишком провокационной и даже запретной, и если бы даже имел свое личное мнение, Итачи бы никогда не посмел его огласить. Поэтому снова выдержав недолгую молчаливую паузу, он решил вернуться к тому, о чем они говорили ранее, чтобы просто сменить тему:       ― Мы, кажется, обсуждали не это, а мой перевод. Полагаю, ты просто хотел мне что-то сказать перед моим отъездом.       Вполне ожидаемо для них обоих ответив на слова старшего недовольным взглядом, Саске нахмурил брови. Ему пришлось сделать глубокий вдох, чтобы набраться терпения и сил для очередной заведомо неудачной попытки переубедить Итачи.       ― Да, хотел. Я хотел сказать тебе, Нии-сан, что, отказавшись от предложения сёгуна о переводе, ты бы не нарушил кодекс.       ― Так ты не знал? ― выразив свое легкое удивление, Итачи не сдержал задумчивой усмешки, после чего продолжил путь по веранде в сторону сада. ― Предложение о переводе поступило не от господина Ходзё, а от самого императора.       ― Что?       Позволив своему ступору сбить его с мысли и погрузить все тело в легкое оцепенение, Саске замер. Услышанное настолько казалось невообразимым и невозможным, что Учиха не сразу даже понял, о чем именно пошла речь. Но как только он осознал смысл услышанных слов и попытался в нем разобраться, он неуверенным шагом последовал за братом.       ― Стать императорским капитаном тебе предложил он сам?       ― Да. Император сам решил сменить капитанов в личной армии. Он рассчитывает на то, что я найду тех, кто без конца устраивает диверсии в его армии. Можно сказать, я как кот, который в его доме должен переловить всех крыс. И ты только представь, как их много.       ― Кот, который должен переловить крыс? ― задумался Саске, сравнявшись с братом. ― Забавно.       ― И что же?       ― То, что как только переловит всех крыс, кот сам ей станет.       Не удивившись тому, что услышал, Итачи вновь усмехнулся и покосился на брата, которого явно переполняли чувства протеста. Но даже имея такой несдержанный и прямолинейный нрав, Саске, к его удивлению, все-таки был крайне осторожен в словах. И так как этот разговор им только предстояло закончить, младший Учиха продолжил свои мысли:       ― Какой кот, живя в доме своего хозяина, начнет готовить заговор против него.       ― Император мне не хозяин, ― тихо возразил Итачи, направив свой взгляд вперед. ― Такой шанс выпадает раз в жизни, и наш господин решил воспользоваться им. Я просто выполняю приказ.       ― Приказ? — недовольно протянул Саске, взглянув на брата. — Ты так же чтишь и кодекс. Честно признаю, что в этом ты для меня пример. Но разве в нем нет оговорки о женщинах, замешенных в политике?       ― Есть. Но это касается женщин, относящихся к правительству Эдо.       ― К какому бы правительству ни относилась и, где бы ни была, женщина все равно остается женщиной.       Осознав в этот момент, что младший брат не отступит, Итачи остановился. Он хоть и был готов проводить беседы с Саске столько, сколько потребуется, однако спорить с ним уже действительно не было сил. Поэтому, как только тот прекратил шаг и встал рядом с ним, мужчина решил, что их разговор уже подошел к концу:       ― У меня приказ. И я ничего с этим сделать не смогу. Рад был увидеться с тобой. Все же надеюсь, ты найдешь время, чтобы навестить меня в Хэйане. Мне нужно готовиться к дороге.       Получив в ответ от Саске молчание, Итачи уже догадывался о том, что мог бы сейчас услышать. Но окончательно утратив интерес и терпение к обсуждению его предстоящего назначения, мужчина прекрасно дал понять, что его решение останется неизменным. Поэтому, так и не дождавшись каких-либо слов от брата напоследок, он продолжил шаг, однако все-таки услышал позади себя его задумчивый голос:       ― Я слышал, что ее глаза по цвету напоминают озеро Тоя, и когда смотришь в них, можно даже утонуть.       Саске озвучил свои мысли, чем заставил старшего брата остановиться. Не думая, что ему придется использовать подобный аргумент, он все-таки приберег его напоследок. Однако теперь, убедившись в том, что будущий капитан императорской охраны в своих решениях непреклонен, Учиха понимал, что его слова примут не убеждающую, а предостерегающую роль.       ― Говорят, ни один весенний живописный пейзаж не сравнится с ее красотой, ― Саске продолжил свои мысли, встретившись с Итачи взглядом. ― Мы хоть и воины, но чувство прекрасного ощутить способны. И я нисколько не сомневаюсь в том, что… Ты даже представить не можешь, на какие муки подписался.       ― Муки?       ― Да, Нии-сан, муки, ― серьезно повторил Саске, ничуть не смутившись возникшей усмешки на губах брата. ― Что если, взглянув в это озеро, ты… утонешь? И затем оказавшись перед выбором, ты…       ― Я имел дело с красивыми женщинами, Саске, ― преждевременно ответил Итачи, не позволив ему закончить. ― Можешь не волноваться. Избалованная дворцовая девчонка меня ничем не поразит. Ее императорский характер наверняка приглушит ее врожденное «обаяние».       ― Избалованная девчонка?       Теперь являясь не единственным из них, кто усмехался, Итачи наблюдал на лице Саске едва ли не умиление над тем, что он услышал. И так как действительно услышал до боли глупое предположение старшего брата, которое явно не имело ничего общего с реальностью, он обреченно покачал головой:       ― Кажется, ты мало знаешь о людях, у которых будешь служить, ― заметив, что своим ответом заставил Итачи озадаченно нахмурить брови, Саске насмешливо улыбнулся. ― Какая опрометчивая непредусмотрительность. Это непохоже на тебя. Ведь сам император неоднократно отмечал, что принцесса скромна. Даже слишком.       ― Скромна? ― повторил Итачи, не скрыв своего явного сомнения в услышанном. ― Он любит ее больше, чем кого-либо в этой стране. С чем же можно сравнить ее небезызвестную скромность?       ― Со слугой. Императорская наследница скромна и покорна, как служанка.       И как только на лице старшего вновь возникло недоумение, Саске посчитал, что сделал свое дело. Если Итачи даже не рассматривал вариант передумать и отказаться от назначения, он все же заслуживал быть предупрежденным. Поэтому, больше не имея намерений его отговаривать, он пожелал ему благополучной дороги и удачной предстоящей службы.       Но если Саске к тому моменту, когда направлялся к выходу дома, уже думал о своих предстоящих делах на этот день, то Итачи все еще не отпускал мысли об императорской наследнице. Наблюдая серьезную уверенность, с которой брат пытался его переубедить, мужчина еще сильнее не мог поверить в правдивость услышанного.       ― Принцесса-служанка? ― тихо протянул он, провожая уходящего брата взглядом. ― Это же смешно.