Первая бэта после начала войны

Теперь он годился только для разборки на запчасти. Правое крыло торчало острыми пластинами эндоскелета, полностью освобожденными от обшивки и перекореженными по краям. Заслонки между верхней топливной магистралью и основным баком сдвинулись, и едва голова падала, подчиняясь системному требованию энергосбережения, изо рта начинал стекать мутный энергон, смешанный с хладагентом, маслом и еще шарк знает чем. И, конечно, намекая аэроботам на то, что соединяться проводами, играть электромагнитными полями и обмениваться топливом в процессе интерфейса можно не только втроем, Тандер и представить себе не мог, что они притащатся к нему в камеру всем гештальтом. Сворачивая шейные серво в попытке рассмотреть и пересчитать посетителей, он разрывался между одинаково сильными желаниями отключиться и уйти ко Всеискре прямо сейчас и высосать из чужих корпусов хотя бы немного жизненно необходимой энергии. В аудиодатчиках шумело, звук периодически пропадал, но о причине спора несложно было догадаться, и Тандер обратился к главному среди этих придурков: — Как видишь, я слегка не в форме… — аэробот шагнул ближе, пропадая из поля зрения, и Тандер рефлекторно попытался повернуться, до предела растягивая левую цепь, но добился только того, что динамики на пару нанокликов закоротило от поднявшегося к горлу топлива. Прокашлявшись, он продолжил наигранно бодрым тоном: — Так что, если хотите научиться новым штучкам и получить удовольствие, какого вам больше никто не предложит, вам придется отвести меня в мойку! Видимо, выглядел Тандер совсем плохо, потому что особенных возражений не услышал. А те, которые высказал кто-то невидимый, касались не опасности разгуливающего по базе пленника, а гнева Прайма. — Да ладно тебе, Файр, — произнес командир аэроботов прямо над аудиодатчиком, ковыряя замок на правом наручнике, — мы бы все равно сняли с него эти цепи. А Прайм пусть засунет свои претензии себе в выхлоп, я подписывался воевать, а не отказываться от всех развлечений, так что никаких правил мы не нарушаем. Легкий, дразнящий разряд чуть взбодрил, хотя до этого Тандер подозревал, что самостоятельно на ноги не поднимется — а тут даже идти смог. Уровень энергии был приемлемым, автоботы не собирались доводить пленного десептикона до стазиса, но искалеченное крыло и прочие, менее заметные повреждения забирали на себя почти весь резерв аккумуляторов, который оставляла носителю бэта. — Вы серьезно считаете, что он удовлетворит пятерых?! — Тандер не разглядел говорящего, сосредоточившись на негнущихся, подкашивающихся серво, но почему-то разозлился на этот брезгливый тон. И испугался, что шанс получить энергию и легальный статус для бэты ускользнет, так и оставшись глупой надеждой. — Поспорим? — оскал с половиной дентопластин на перемазанном энергоном фейсплейте выглядел скорее вызовом, чем приглашением к интерфейсу, но на это Тандеру было налить; хуже было то, что он вновь пошатнулся, и рухнул бы, если б не держащий его за талию аэробот. — Я не могу избавиться от этих ощущений, — Тандер мотнул головой в сторону оголенного остова крыла, — но хотел бы перекрыть их другими, — алые линзы совсем рядом смотрели безжалостно и хищно, и чувствовалось, что шлаков аэробот все равно решит по-своему, уговоры бесполезны. — Вы не разочаруетесь, обещаю. Всего лишь грун назад Тандер тупо разглядывал неизменную стену перед собой, боясь смотреть на изуродованное крыло — а сейчас шел, пусть и спотыкаясь, по коридорам автоботской базы, и от этого контраста хотелось смеяться. Настроение хаотично скакало от эйфорической уверенности в себе до ненависти и отчаяния. Только сейчас Тандер заметил, что удары по голове, вероятно, сбили цветопередачу — все вокруг имело малозаметный зеленоватый оттенок, вызывавший стойкие ассоциации с синтетиками. Прохладные струи очистителя попадали прямо по затягивающимся царапинам от энергохлыста, здоровое крыло рефлекторно вибрировало, а ободранное — просто болело, но, несмотря на все неприятные ощущения, смыть с себя пыль и засохшую грязь было роскошью, грун назад невообразимой. Броня скрипела под пальцами, втянувшие в себя жидкость воздухозаборники плевались облачками пара. Пусть здесь Тандер был всего лишь десептиконом, запертым в клетку с единственной целью — замучить до дезактива… на какие-то клики он почти забыл об этом. Стоять вот так, чистым и свободным от цепей, выворачивающих руки, когда измученные системы автоматически отключались — уже было счастьем. Звуки падающей жидкости за тонкими перегородками затихали: пока еще никто не заглянул в крайнюю кабинку и не потащил наружу, к новым испытаниям на прочность, но Тандер почувствовал, как дрожат серво. Запертый в самом жутком месте на всем Кибертроне и вжавшийся в стену под фальшивым прикрытием тугих струй очистителя, Тандер до боли стискивал оставшиеся денты, но не мог заставить себя пошевелиться. Он беспомощно соскользнул на пол, пытаясь сделать это без грохота или скрежета, чтобы не привлечь внимания, и с этой точки рассмотрел валяющуюся на полу бутылку. Прозрачные хлопья, засохшие вокруг горлышка, вызвали из глубин памяти цепочку ассоциаций, и Тандер неловко пополз вперед. Сами собой включились анализаторы — довоенные еще, встроенные при получении второй специальности — но несколько мучительных нанокликов он все-таки раздумывал, просчитывал потенциальный вред для развивающегося в корпусе нового существа. Так, стоя на четвереньках, он и столкнулся взглядом с одним из аэроботов, и в алой оптике прочел предвкушающее любопытство. Пожалуй, именно это позволило, отбросив сомнения, втянуть в себя моментально обжегший глоссу растворитель. — Ржа! — крик еще одного аэробота, благодаря которому Тандера в прошлый раз отцепили от шлаковой стены, эхом заметался по душевой. — Командир, он тут решил дезактивироваться! — Фрага с два! — фильтры скрутило спазмом, и Тандер схватился за мокрое ребро перегородки, ощутимо ее пошатнув. С третьего рывка удалось подняться, хоть и опираясь на потрескивающий под весом боевого меха пластик. — Хочешь разогнать нейросеть до полного кайфа? Попробуй! Омерзительная дрожь, заставляющая поджимать крылья и тянуться прикрыть середину корпуса, постепенно отступала, и вполне ожидаемо Тандера бросило в другую крайность: теперь он эйфорически скалился изуродованным ртом, вполне дружелюбно объясняя аэроботам, почему ацетон и толуол действуют именно так, а не иначе, попадая в топливо, и как уберечь от разъедания шланги и прочие нежные детали, правильно влив растворитель в масло, и как перенастроить фильтры для процессоровыносящего эффекта… Конечно, получилось уговорить автоботов попробовать, и позже, мокрый от подтекающего из воткнутых во все горловины трубок и обильно выступившего на прижатых друг к другу меха конденсата, Тандер почуял остаточный эффект от сверхзаряженного и включил правый насос на максимум, почти полностью высасывая чужие баки. Под таким коктейлем казалось, что и пятерых немаленьких меха не хватает, чтобы выбить в офф. Мысли рассыпались многоцветными фейерверками, проносясь на нереальной в обычном состоянии скорости, и, несмотря на непрестанные разряды и пульсирующее внутрь и наружу топливо, контролировать ситуацию было до смешного просто. Сдавливая скользкие пластины чужой брони, будто бы изнемогая от похоти, Тандер злорадно причинял боль совершенно не соображающим партнерам. Чувствовать себя огромным аккумулятором, ублажаемым почти что толпой, было приятно, и он даже не слишком скучал — синтетики всегда делали любой интерфейс лучше, хотя в старые времена Тандер предпочитал более качественные смеси, не только разгоняющие процессор, но и дающие непередаваемую полноту ощущений. Сейчас же самоуверенный командир аэроботов хрипло поскуливал, практически свалившись поперек коленей Тандера, а фейсплейт слева упрямо вылизывал еще один краснолинзовый, изредка вскидываясь, и восторженная, как у спарклинга, улыбка напоминала о всей тяжести прожитых ворн. Очень легко оказалось послать максимально мощный разряд по всем соединениям, не отличая электрических и топливных, и втиснуть в свою распахнутую Искру сразу двоих. Отклик все-таки перезагрузил Тандера, как он с удивлением понял, снова активируя оптику. Он брезгливо спихнул с себя тяжелые корпуса, мимолетно злясь на желание остаться еще на какое-то время, перерабатывая поступившую в избытке энергию и вытягивая новые капли топлива из оффлайновых автоботов. И так уже один стал неестественно сероватым… или это глюк цветопередачи? Да и шлак с ними, они бы не пожалели случайного любовника из другой фракции, начни тот подыхать от слишком бурного интерфейса. Тандер пытался не думать о аэроботах: вспоминать произошедшее было даже гадко, хотя все сложилось так хорошо, как он и мечтать не смел. Но прыгающие в голове мысли — то о надписи на памятнике «Коннектил врага до дезактива!», то о возможных Искорках, которые, несомненно, порадуют автоботов, особенно этих, наверняка не знающих, к каким последствиям может привести развитие беты без специально вмонтированной камеры — снова и снова возвращали на фейсплейт Тандера злую, недостойную десептикона ухмылку. И все-таки он решил поторопиться — снова начинать энергообмен, отдавая вытянутое из чужих баков и уже частично переведенное в аккумуляторы, не хотелось. Пока Тандер смывал с себя чужие жидкости и неаккуратно укладывал под броню безнадежно запутавшиеся провода, его не потревожил ни один звук из того помещения, где оффлайновой кучей крыльев, рук и ног валялись автоботы. Бешеные скачки мыслей превратились в усталое зависание над какой-то одной идеей, но серво по-прежнему двигались уверенно и быстро, и боль отмечалась, как периодически проскакивающие по внутренним экранам сигналы системных ошибок. Ничего, кроме того, что уже было сделано, предпринять было невозможно. Но Тандер все равно злился: на себя, на едва ощутимую в глубине корпуса бэту, на оплавков, повсюду оставивших липкие следы пальцев, шлангов и штекеров. Он спокойно миновал так и не очнувшихся аэроботов и пошел по высокому мрачному коридору, выкрашенному в серый цвет и безжизненно освещенному галогеновыми лампами. Порой вдали слышались отзвуки шагов, но чуткости аудио не хватало, чтобы определить, откуда они доносятся. И с каждым движением Тандер чувствовал неотступное и жуткое, как стена пламени, пока еще призрачное жжение нейросети. По броне стекал конденсат, выделявшийся все интенсивнее — начиналось то, что медики звали абстиненцией, а простые меха отходняком. Пожалуй, и это было не самым плохим исходом в положении Тандера: по крайней мере, на ближайшие несколько грунов он был надежнейшим образом защищен от любых пыток и посягательств, он просто не сумел бы их почувствовать, чего, несомненно, жаждали мучители. Неловко расставив руки и отталкиваясь то от одной стены, то от другой, он упорно шагал в том направлении, откуда был притащен аэроботами. А когда окончательно перестал понимать, туда ли идет, и бессловесно проклял истерзанный автоботами, бэтой и химией корпус, неспособный никуда бежать, даже если за следующим поворотом откроется чистое небо… неожиданно споткнулся и рухнул куда-то вниз. Чуть не впечатавшись кокпитом в пол, Тандер рефлекторно выставил руки перед собой, силой инерции проехав еще какие-то метры — и захлебнулся болезненным стоном. Сознание ненадолго прояснилось, и Тандер сообразил, что хорошо приложился ободранным крылом о стену. А перед этим сверзился с лестницы. Как раз по этой лестнице он поднимался из камеры, царапая пальцами именно это серое покрытие и наваливаясь на командира краснолинзовых летучек. Некоторое время Тандер просидел в тишине, хотя больше всего хотел тихо завыть от непереносимо острых ощущений; но позволил себе лишь едва заметно покачиваться из стороны в сторону, баюкая эндоскелет крыла, превратившийся в сплошной оголенный сенсор, на который будто бы плеснули кислотой. Потом все-таки поднялся и отыскал собственную камеру, единственную с открытой дверью в этом коридоре. К шлаку все, вжаться спиной в стену и свернуться в клубок казалось более безопасным, чем оставаться у лестницы.