Первая бэта после начала войны

— Ты знаешь, что ты носитель? — Да, — выплюнул Тандер, проглотив ехидные фразы, больше похожие на пассивно-агрессивную попытку защититься. — И от кого же ты заискрил? Он снова быстро глянул в фейсплейт черно-белого оплавка и мотнул головой так резко, что видеопоток почти на целый клик засбоил, разрывая изображение белыми черточками помех. — Это моя бэта? Да отвечай же, трус, ничего я тебе не сделаю! Чужие пальцы явно были горячее, чем обычно, и это значило, что Джазз серьезно нервничал; но жесткое прикосновение, не дающее отвернуться, неприятно ощущалось холодом. Тандер слишком устал после отходняка — трех грунов непрестанной дрожи, сотрясавшей все системы и изматывающей фантомными болями, — и сопротивляться не собирался. — Хочешь, чтобы тебя отремонтировали? — Да пошел ты на болт. Баки, меньше цикла назад заполненные до краев, напомнили о себе мерзким чувством пустоты. Тандер уже давно вытеснил из памяти все эти моменты, омрачавшие долг носителя новой Искры: постоянный голод, конденсат, слишком быстро испаряющийся с перегретого корпуса, слабость от смешных нагрузок, порой мешающую даже думать. Не было смысла продлевать агонию. Может быть, для автоботов слияние Искр и все его последствия — непостижимая загадка, признак слабости, неуместной на войне: даже среди десептиконов Тандер слышал порой о святости уз, возникающей нерушимой связи и прочих глупостях. Это казалось смешным и милым. Поэтому он никогда не спорил, хотя знал лучше многих, что для открытия Искры достаточно желания слиться с партнером, и не имеет значения, чем оно вызвано, запредельным доверием или рвущей процессор похотью. В любом случае, и то, и другое Тандер в состоянии был отличить от потребности унизить и причинить боль. Автобот, выспрашивающий сейчас имя того, кто дал бэте часть генетического кода, совершенно точно самоутверждался каждый раз, разжимая пальцами створки камеры Искры, и Тандер скорее позволил бы оторвать себе крылья, чем признал бы права этой мрази на новое и чистое существо. Лучше тогда ему и вовсе не покидать корпуса, уходя вместе с носителем в дезактив. — Спрошу попроще, — Джазз пощелкал пальцами прямо перед оптикой. — С кем ты делал это за последние декациклы? — Скорее уж со мной делали, — огрызнулся Тандер. «Это», что бы ни подразумевал автоботский оплавок, используя такой эвфемизм, разозлило Тандера окончательно. И он добросовестно перечислил всех, кого помнил по имени, начиная с Мегатрона, и добавил, что большинство не представлялось. Широкая, неадекватная улыбка, обыкновенно растягивавшая фейсплейт Джазза, куда-то исчезла. Тандер не был уверен, что это связано с его словами, он вообще старался поменьше пялиться на автоботов. Казалось, в камере слышно было только его собственную вентиляцию. Впрочем, ее надрывное гудение, неприятно бьющее по аудиосенсорам, запросто могло заглушить все остальное. От этой тишины становилось страшно. И этот страх, иррациональный и бессмысленный, лишь усилился, когда Джазз с неожиданной злобой выругался в адрес своих же соратников. — Если ты не можешь идти сам, я помогу. — Ну хорошо, — наконец недоверчиво откликнулся Тандер, не решаясь уточнить, куда ему предлагают идти. — Помоги. Дальнейшее тревожило еще больше — какой-то неправильностью, нереальностью, — и он старался вести себя максимально сдержанно, чтобы не разрушить неожиданно сменившееся отношение автоботов. Если это было галлюцинацией, то Тандер не хотел, чтобы она заканчивалась, и заранее ненавидел ее за это. За лживую надежду, подсунутую перегруженным сознанием. Он видел, как сходили с ума меха, не сумевшие приспособиться к новому миру. Миру, в котором уважение и взаимовыручка сменились желанием выжить за счет других. Тандер молча позволял автоботскому медику обследовать свой корпус. Не было ничего удивительного в том, что в галлюцинации причудливо перемешались события многоворновой давности и обрывки новых: точно так же прикасались медики в репродуктивном центре Иакона, когда Тандер заискрил от подобранного ими абсолютно идентичного партнера, фейсплейт которого даже не стремился запоминать. Вот только крыло они тогда не покрывали регенерационным составом. Это была просто работа — оплачиваемая не кредитами, но гораздо более ценными возможностями: за квартекс, проведенный в бесконечных обследованиях и мучительном процессе вынашивания, Тандер намного раньше своих сокурсников получил офицерскую должность, а стремление изучить геологию никто не смел называть блажью. Когда бэту извлекли, он вернулся в привычную жизнь героем, честно выполнившим свой долг перед обществом. Сейчас же не осталось ни того общества, ни самого понятия о каких-то обязанностях перед ним. А об этом бело-зеленом медике, которого боялись сами автоботы, Тандер слышал такое, что бережные прикосновения к неработающим, но еще чувствующим турбинам были удивительны даже для бреда, вызванного синтетиками. Лишь когда Джазз снова повел Тандера по коридору, бесконечному и серому, осторожно придерживая за локоть — в правой ноге пришлось демонтировать всю камеру сопла, деталей на замену, сказал Рэтчет, пока что нет, и наступать было не больно, но странно, потому что ниже колена удалена была нейросеть, — лишь в этом молчании, когда Тандер вновь перестал понимать, где проходит грань между реальностью и процессорными сбоями, он рискнул спросить, куда его, собственно, ведут. — Ко мне в отсек, я ведь уже сказал — теперь со мной жить будешь… — автоботский оплавок заткнулся на полуслове и уставился на вырвавшегося Тандера снизу вверх. — Нет, — отрезал он, стараясь держаться как можно более уверенно. Сервоприводы, управляющие искалеченным крылом, заныли от напряжения, но не это напугало Тандера. Он точно знал, что фантомные боли и отголоски реальных ощущений в бредовых образах нормальны, но совместная жизнь с уродом, переломавшим ему эндоскелет, не могла привидеться даже под самыми процессоросносящими синтетиками. — Нет! — уже почти закричал Тандер. — Я туда не пойду! Он заторопился в обратном направлении, неуклюже ставя правую ногу и периодически касаясь стены кончиками пальцев, автоматически прикрыл корпус и отвел бесчувственное крыло назад, как только Джазз загородил дорогу. Но удара почему-то не последовало, и фейсплейт автобота, казалось, отражал беспокойство. — Чего смотришь? — огрызнулся Тандер, глядя сверху вниз на белые, почти слепящие блики на ярко-голубом визоре. — Давай, бей! Я никуда с тобой не пойду, слышишь, я лучше сдохну в этой долбанной камере, я… — он замолк, заметив, как тонкая линия губ кривится, преломляясь в пугающей ухмылке. — А ты умеешь быть храбрым, — Джазз шагнул ближе, уверенно протягивая руку, и Тандер отшвырнул ее, почти ударил, сам не понимая, что на него нашло. — Мне нравится. Рэтч мне сказал, что ты нервный будешь, так что не сливай топливо, ничего тебе не сделаю. Вот только идти тебе больше некуда, если ты сам еще не понял. — Я на это не поведусь! Ты думаешь, я не понимаю, что вы все это придумали, лишь бы надо мной поиздеваться?! Раз уж традиционные методы не сработали… — Фраг, — охлаждающие струйки из чужих вентсистем коснулись кокпита, и только тогда Тандер осознал, насколько перегрелся его корпус. — Фраг, я слышал, что от носительства тупеют, но чтоб так… Чувак, ты хоть соображаешь, какая это редкость — бэта? Так вот в чем дело, с каким-то глухим отчаянием подумал Тандер и повнимательнее присмотрелся… один болт, за визором не различить линз, да и как понять, не лжет ли этот оплавок? Тот аккуратно коснулся локтя и вскинул фейсплейт, улыбаясь — но, кроме тщетных попыток продемонстрировать добрые намерения, Тандер четко видел в этой улыбке грубое, нескрываемое торжество. — Ты же был сознательным, патриотом, когда вписался в программу и позволил установить себе эту фраговину, — еще шире оскалился Джазз и мягко потянул, разворачивая. — И доволен ведь был, а?! Чего сейчас-то выпендриваешься? Тандер стиснул денты и промолчал. — Ох, прости, я забыл, что ты-то наверняка одобрял всю эту ржавую систему! Ну, теперь выносишь бэту и для меня. Нравится такой поворот? Осторожно сжимая руку чуть выше локтя, Джазз провел до конца коридора и выше — на лестницу с грязными, мутными, но все равно открывающими темное небо высокими окнами. Свет звезд забликовал на гладкой поверхности визора, резче очертил тонкий нос и черные детали шлема, ограничивающие фейсплейт с боков. Белые денты, приоткрытые широкой улыбкой, притягивали взгляд. Все в Джаззе было чистеньким и блестящим, он больше походил на вечно обдолбанного завсегдатая какого-нибудь клуба, чем на телохранителя — но Тандер помнил, каким он был до войны. Сейчас из-под визора, с правой стороны, тянулась на щеку тонкая линия шрама — и больше никаких следов драк. Приглядевшись, Тандер заметил, что и уголок губ справа поднимается выше. Что ж, даже если бы Рэтчет исправил повреждение фейсплейта идеально, Джазза все равно сложно было бы назвать красавцем. — И все же я не понимаю, какого болта ты не сказал о бэте раньше. Что, правда думал, что мы настолько психи и не понимаем, как это важно? Мы всегда были за мир и порядок, если хочешь знать. Да, за равенство для всех! Я знаю все твои шлаковы аргументы, что ты можешь мне сказать… и знаешь что? Они дыры от гайки не стоят! Ваше тупое десептиконское упрямство ни к чему не приведет!.. Чего ты им добился, а? Так хорошо было в пыточной?! Как только Джазз активировал систему допуска, открывая двери кварты, Тандер понял по фейсплейту еще одного оплавка, сидящего на платформе, что в покое его не оставят. Оскал под темно-оранжевым визором обнажал сияюще-белые денты, каждая из которых была остро заточенной. И не похоже, чтобы этот оскал символизировал дружелюбие или еще какие-то теплые чувства. — Добро пожаловать, крылатенький! — Рикошет легко соскользнул с платформы и раскинул руки, будто собираясь обнять, и Тандер невольно напрягся. — Ты чего, вообще уже? — раздраженно буркнул Джазз. — Тронешь его — руки оторву и в рот тебе вставлю, понял, заешь тебя ржа?! Ты что вообще тут забыл? — А что, мне уже нельзя проведать брата? Ладно, ладно, сваливаю. Тандер со свистом провентилировал, только теперь сообразив, что на базе автоботов наверняка хватает места, чтобы у каждого была собственная кварта. Какое счастье.