Мне кажется, я не один

      Слава не звонил неделю, которая тянулась для Вани, словно вся жизнь. Он думал, что Слава просто забыл про него, ну, или что он оказался на голову съехавшим мудаком, который набрал кредитов на его номер. Мирон за неделю выходил только на приемы, больше никуда. Ваня чувствовал, что тот боится звонка, которого ждет сам.       Люди приносят только страдания. Мирон это давно понял. Понял, когда его мать, сильно разозлилась на мальчика за то, что тот опять сделал все неправильно, что он не общается с одноклассниками и вечно молчит. Она со всей силы толкнула Мирона в стену, крепко прижала к ней и била мальчика по лицу, говоря о том, какое он ничтожество. Тогда появилась Кира, последующие три дня она провела в углу, рисуя маленькие изуродованные куклы на стене. Лицо было в синяках и ссадинах. Разбита верхняя губа. Неприятный привкус крови был на языке. Кира долго плакала, тихо, так, чтобы мать из соседней комнаты не слышала. Она знала, что за испорченные обои получит снова, но все равно не прекращала рисовать.       Отец узнал только через два года. Он спокойно собрал все вещи жены и выкинул их в окно, когда она возвращалась с работы. Потом соседи долго это обсуждали, Мирона били теперь в школе. Все дразнили его, запирали в кабинете со страшными и толстыми одноклассницами, громко смеясь. Мирон забился еще сильнее. Он не понимал, почему с ним так обращаются.       Ваня даже толком не мог поговорить с Мироном, он не отвечал ему. Илья был сильно обеспокоен тем, что Федоров не хочет выходить в реальность. Психолог заметил ухудшения в состоянии Мирона. В вечер субботы, когда Ваня сидел за картиной, Федоров объявился. Тихо, безжизненно шепча:       — Я попробую.       Кисть Вани упала, на лице появилась полуулыбка. Он верил в это.       — Слава звонил?       — Пока нет, — убеждая и себя этим «пока», ответил Ваня, — не пропадай.       — Хорошо.       И Мирон вышел. Ваня потёр веки глаз руками. Тяжелый вздох, и он берет почти пустую пачку сигарет. Зажигалка внутри, чтобы долго не искать. Первая затяжка, он прикрывает глаза, выпуская дым вверх.       — Сколько раз я говорил, что дома курить нельзя? — пробурчал Илья, — я буду тебе на лоб клеить, что тебе нет 18 лет!       Ваня пропустил все мимо ушей. Снова он со своими правилами. Кому они нужны? Точно не Ване. Настроение было где-то под шахтами в Китае. Илья выбил сигарету из Ваниного рта и потер руки.       — Да какого черта ты пристал ко мне?! — злобно закричал Ваня.       — Потому, что из-за тебя мы можем сгореть! Ты ведь даже и не заметишь! — раз на здоровье Ване было плевать, может, он подумает о Мироне.       — Не можем, я, блять, не настолько криворукий! Да и вообще, что ты пришел? Если ты хочешь сознание, то иди-ка ты подальше, я картину не закончил! — Ваня выкинул почти целую сигарету в окно, перед этим потушив о какую-то грязную тарелку.       — Если я захочу, то ты ничего не сможешь сделать, — Илья сложил руки на груди.       — Ты сам говорил, что пока кто-то не завершит то, что начал, другой не имеет права брать разум. Или ты от злости своей память теряешь? — небрежным тоном напомнил Ваня.       — Я что-то не вижу, чтобы ты что-то делал, кроме саморазрушения, — Ваня обернулся и показал рукой на мольберт, где был уже готовый набросок с попытками все это закрасить.       — Ты давно не фотографировал, — заметил Илья.       — У меня нет идей.       — Развивай воображение, — с этими словами Илья тоже ушел.       «Начни с себя, придурок»       Мелодия мобильного телефона зазвучала в среду, в середине приема у психолога, когда Мирон рассказывал, как он себя чувствует. Юрий Геннадьевич недовольно посмотрел на телефон, потому что давно было оговорено, что при сеансах ничто не должно отвлекать. На мобильном высветилось имя «Слава». Федоров нервно сбросил вызов и выключил телефон. Сердце забилось чаще. Мирон не находил себе места после звонка. Мысли были заняты только тем, что ему скоро предстоит встреча с абсолютно незнакомыми людьми в неизвестном месте не пойми где. Чтобы руки не дрожали, Мирон крепко сжал их вместе. В горле пересохло. Федоров просто сидел и молчал.       — Вас обеспокоил звонок? — спросил Юрий, поправляя большие очки.       — Да нет, просто сбился, — криво улыбнулся Мирон и нервно забегал глазами по кабинету. Ладони вспотели. С чего он решил, что тот заволновался? Нет, он был напуган.       — Тогда я вам напомню, что вы остановились на том, что у Вас сон с частыми пробуждениями.       — Да-да… — Мирон закрыл глаза, пытаясь собраться.       — Скажи, что тебе плохо, попроси выйти на пару минут, — сказал Ваня, близко стоя к Мирону. — Тебе нужно успокоиться и рассказать, что произошло.       — Я могу… Юрий Геннадьевич, можно я освежусь? Буквально пару минут.       — Да, конечно, — понимающе кивнул врач и отложил планшет с бумагой.       Мирон быстро поднялся, схватил телефон и вылетел из комнаты, заходя в ближайший мужской туалет. Хорошо, хоть место приличное, и все приятно оборудовано. Мирон открыл кран и плеснул себе в лицо холодной воды, качая головой.       — Что сердце-то стучит, как трамвай на рельсах? — спросил Ваня, вновь появляясь.       Слава звонил… — нервно ответил Мирон.       — Ну вот и здорово, вы договорились? — произнес Ваня.       — Я был на приеме, на звонок не ответил, — невесело сказал Федоров.       Холодная вода никак не успокаивала; звук сердца эхом разносился по телу. Мирон не хотел никуда идти.       — Перезвони прямо сейчас и скажи, что ты придешь, — серьезно произнес Ваня.       — Ты знаешь, что вышло из подобного, я не могу, — нервно ответил Мирон и облокотился о раковину. Кажется, он прокусил губу.       — Это было давно, не все люди одинаковые, это твой шанс, наш. Звони.       Федоров выключил воду. Нет, все люди одинаковые. Все. Соня просто бросила его, она не любила его, он лишь был фриком, который ей понравился. А потом она поняла, что он не просто прикидывался дураком, он был им. Да и еще со склонностями к насилию. Но Мирон не понимает, зачем Соня такое говорит, Федоров никогда бы не поднял на нее руку. Он любил ее. Нужно остерегаться людей.       — Ты так и хочешь продолжать жить? В страхе? В пустой квартире? Пора уже выбираться из ямы, Мирон, — прошептал Ваня, что потом эхом отбивалось в голове. Ваня всегда знал, как подобрать слова. Он хорошо знал Федорова.       — Да, — тихий вздох, — не хочу.       Ваня улыбнулся и протянул Мирону телефон. Если бы Мирон не был ядром, то это место принадлежало бы Ване. Федоров не помнит как давно Ваня появился, но его присутствие кое-как оживляет Мирона. Может энергии в Ване было столько от того, что он еще пока подросток. Он хочет чувствовать и пробовать все, что ему только в голову взбредет. Быть в центре событий и самому быть событием. Потом не надо, надо сейчас. Но этого у Вани никогда не было, поэтому он хватается за все случаи, которые выпадают на его время. Пока ты видишь свет, ты живешь, нет света — нет тебя.       У Ваня уже были воспоминания о себе, о семье, даже о маленькой собачке, которую он так любил. Он также, как и Мирон, из мрачного Петербурга. Парень в юности был самым активным ребенком во дворе, он ходил куда только мог, играл, гулял, веселился. Был главарем мелкой банды хулиганов. И родители Ивана были людьми прекрасными, любили сына и поддерживали его во всем, но также ругаясь за его бунтарство. Ваня был счастливым. Особенно хорошо в его памяти отпечатался Дарчи. Премилое создание и труды всех богов вместе взятых слились в этом животном. Игривый, быстрый, умный и любимый. Ваня бегал с ним до реки и они оба с разбегу прыгали в прохладную воду с головой. И Дарчи даже рыбу ловил своим ртом, радостно неся ее хозяину; хорошая, приличная рыбка попалась к Дарчи, за что Ваня погладил его, говоря о том, какой он молодец.       До недавних пор Ваня вспоминал об этом и согревал себя, но теперь, когда он знает кто он, Ваня уже не уверен, правда ли все это. Почему родители ему не звонят? Да и где черт возьми находился их дом у реки? Он — не он.       Ваня знает это. И Ваня знает, что он не один.       Мирон нажал на номер Славы и, собираясь с силами, поднес телефон к уху. Гудки будто бы тянулись год, а то и больше. Может, Слава уже передумал? Но нет, наконец на той стороне провода ответили.       — Алло? — произнес Слава, будто бы не видя, кто ему звонит.       — Это я — Мирон, ты просто звонил, а я не мог ответить, — произнес Федоров. — Так что там насчет студии?       — Да-да, все просто отлично, через три дня пойдешь со мной к одному человеку, я тебя с ним познакомлю, а дальше ты уже будешь пробовать читать под бит, — радостно сообщил Слава. — Тебе лишь надо будет взять с собой слова треков, которые ты хочешь записать, я тебе советую взять сразу несколько, потому что не все может хорошо лечь на бит, тем более ты в первый раз.       — Ну, это очень здорово, я тогда побежал разгребать столы и свою голову, чтобы прям все ахнули только услышав первые строчки, — как он это из себя выдавил, Мирон сам не понимал, но в принципе, это он и хотел бы сказать. — Куда мне приезжать?       — Тогда тебе ах-х-хуительного вдохновения, — засмеялся Слава. — У твоей работы, помнишь тогда? Вот там давай встретимся, а дальше я тебя доведу.       — На дворе будет ясный день, поэтому не советую меня убивать, хорошо?       — Черт, тогда в следующий раз назначу тебе встречу в полночь в лесу при свете полной луны, так будет романтичнее?       — Да, вполне, тогда до встречи, — с полуулыбкой на губах попрощался Мирон.       — Увидимся, — и Слава завершил вызов.