Nueve

Избранный Манабу коридор довольно скоро вывел их группу на поверхность. Им не пришлось выкапываться наружу из песка, как предположил Кулоэ, делая умозаключение на основе того, что в пещеры они попали именно таким образом — ​нырнули вниз. На самом деле на свет они вышли без всяких сложностей — ход заканчивался крупной округлой дырой в песчаном холме. Путешественники выбрались из неё с огромным удовольствием, глотая встречный сухой и горячий воздух с такой благодарностью, словно это была прохладная родниковая вода. Выглянули и остолбенели. — Так просто не бывает, — озадаченно высказался Арю, потирая пальцами нахмуренный лоб. — Точно, не бывает, — пробормотал Руки. — ​Мы будто время опередили. Как такое возможно?​  Тогда солнце только начинало свой красочный спуск к горизонту, оттенки неба даже не потеплели до вечерних. Здесь до сих пор был день, казавшийся теперь бесконечно долгим, нереальным. В самом его начале они ступили на неприветливую территорию Бисма, затем добрались до оазиса, пережили вероломное нападение саламандр, а ещё позже спустились в сокрытую от глаз обычных путников страну, принадлежавшую этому свирепому племени.​  — Думал, выйдем глубокой ночью, — неторопливо проговорил Рейта. — Мне вообще померещилось, что мы не меньше суток были в плену, — удивился Казуки. Куница перебил его: — Нет, ребят, меня больше не это поражает. Под землёй, конечно, по-другому время ощущается, неба ведь не видно, и оттого можно было обмануться в его течении. Тем более с нами столько событий произошло. Другое странно. Как, скажите на милость, мы оказались у самой границы Катедры? По моим расчетам, нам пришлось бы ещё полтора дня провести в пустыне. Три-четыре оазиса, несколько тяжёлых переходов. А тут — бац — и мы на месте! Как в сказке просто! Я же пересекал Бисм раньше, этот круг огромен, так скоро его не пройти. — Старуха, шельма такая, знала, куда нас отправить, —​ уверенно заявил Манабу. — Вот мы и срезали путь её тропой. Иначе это не объяснишь. — Ещё скажи, что она по доброте душевной нам быструю дорогу наколдовала, и тогда я тебя точно тресну, — раздражённо буркнул дракон. Всякое упоминание о ведьме вызывало на его лице гневную бурю эмоций от полнейшего омерзения до дикой злобы. Благодаря кристальным змеям его спина больше не болела, но сама мысль о пережитом унижении и о потерянных силах заставляла Высшего страдать. Охотник с пониманием похлопал его по плечу и первым двинулся вперёд, к недалёкой границе.​  — Я так понимаю, вентану на этот раз мы искать не будем, — бросил он небрежно, рассматривая открывающийся перед ними грозный​ вид. Тёмные стены из сплетённых то ли столбов, то ли стволов тянулись вправо и влево, так далеко, докуда хватало взгляда. И у всех путников по неизвестной причине возникло стойкое убеждение, что, шагая по пустыне вдоль причудливой каменной ограды, они не нашли бы края. Так можно было обойти Катедру по кругу, неизвестно, сколько бы на это потребовалось дней, но иного пейзажа они не увидели бы. Невиданных масштабов строение обнимало кольцом все части Нуэве, что они прошли до этого: ​Храм, Драконьи Земли, Терру и Бисм. Кто мог возвести подобную замысловатую ограду с бойницами, косыми башенками, куполами, склонёнными шпилями и страшными барельефами в форме различных живых существ? Какому безумному архитектору хватило бы на это фантазии и средств? Невозможно было представить. Ответов у них не было, только вопросы. И все продолжали брести в молчании, впитывая глазами новые и новые детали растущей по мере приближения к ним стены. Построено это чудовищное здание было на редкость хаотично, никакого намёка на симметрию в нём не наблюдалось. Милейшие округлые окошки соседствовали с узкими длинными прорезями, высеченными будто для обороны от захватчиков. И тут же были гигантские балконы — полусферы, какие-то уступы, лестницы, ведущие в никуда из ниоткуда, царские ложи и совершенно обычные квадратные окна. Одни скульптуры, прочно установленные на специальных подиумах, и другие, точно вырастающие из стены, изображали людей, зверей, птиц и драконов. Ни единого мирного выражения лица или морды странники не увидели: только злобные, разгневанные, перепуганные, плачущие. Все барельефы смотрели на них выпученными каменными глазами, тянули к ним​ свои руки и лапы, точно пытались выбраться из стены, выпрыгнуть наружу на территорию Бисма. Друзья подошли почти вплотную, до границы оставалось несколько десятков шагов, они застыли в недоумении, задрав головы вверх. С земли казалось, что строение подпирает своей чудовищной угловатой мощью облака, до того оно было высоким. — Я смотрю, дверей и арок в этой штуковине полно, столько же, сколько дырок в сыре, выбирай какую хочешь. Думаю, пойдём напролом в первую попавшуюся, да? — закончил начатую ещё на выходе из пещеры мысль Рейта. — Какой умный у нас Лапа, просто потрясающий, — то ли съязвил, то ли похвалил охотника Арю. — Да, особенной безопасной точки входа тут нет, как и самой безопасности не существует в помине. Вся граница Катедры и есть вентана. Зайти в неё проще, чем куда-либо. А вот выйти нашей компании будет трудновато. Но это я чуть позже объясню, а пока — привал, мальчики, надо отдохнуть. — Наконец-то! — выдохнул Манабу, одним воскликом выражая всеобщую усталость. Он воткнул в землю захваченное у саламандр копьё с головой варана, обозначая место стоянки, сбросил вещи на песок и не сел — рухнул рядом, совершенно обессиленный. Остальные ещё не успели последовать примеру мальчика, когда он зевнул и добавил: — Ноги не держат. Я сейчас прямо тут, прямо так засну. Палатку уступаю желающим дрыхнуть под какой-никакой крышей. Мне и звёздного неба хватит. Накройте меня потом чем-нибудь, чтоб не помер от холода. И не будите до завтрашнего утра! — Кхе-кхе… —​ виновато прокашлялся Арю. — Простите великодушно, дружочки, но мы не можем торчать тут до утра.​  — Как? — вырвалось у Руки, который только присел рядом с сиротой. — Ну, сказал «А», говори «Б», не томи, — произнёс охотник, деловито копаясь в снятых со спины пожитках. — Без основательной причины я время сна сокращать не согласен. Как бы мы ни торопились, нам нужен отдых. Ты вон на ворона своего хотя бы полюбуйся: он на курицу общипанную​ похож, того и гляди рухнет с насеста. Взъерошенный потрепанный Кулоэ в это время стоял на одной ноге, сонно покачиваясь, видимо, потому что натёр вторую в пешем подземном путешествии. Услышав нелестное сравнение, ферал возмущённо каркнул: — Чивось-чивось? Слухайте, ну энто же ни в какие ворота ужо! Меня, врана благородного, да с курой драной сравнивать! Тьфуй! От кого, от кого, а от вас, господин охотник, не ожидал! — Да мы все сейчас такие же, — успокоил ворона Казуки. — Пусть Арю нам объяснит, что он имел в виду, пока самые слабы… то есть самые измученные не уснули. Манабу грозно сверкнул в его сторону глазами, вызывая в ответ только преданную собачью улыбку. Куница быстро залепетал, как бы извиняясь: — Так… Давайте сначала расположимся тут, потом я всё расскажу. Только, пожалуйста, не спите пока, погодите. Отдых будет, но не такой большой, и причина не в нехватке времени, а в особенностях Катедры. И ещё… Готовим пир горой. Надо съесть как можно больше. Лапа, я помогу! Разговор состоялся только когда палатка была установлена, спальные места подготовлены, а припасы заметно опустошены. На палочках над костром подрумянивались кусочки старого хлеба и драконьего мяса, в котелке шкворчала сытная каша с сушёными грибами из Терры. Странники сидели у огня, как когда-то, вроде бы недавно, а будто бы столетия назад. Они смотрели, как облака начинают покрываться предвечерней позолотой, как туманится и плывет воздух над языками пламени, и его хищные отблески играют на лицах друзей. Смотрели на что угодно, только не на страшную стену за их спинами. — Эй, Руки. Хочешь камушков? Я тут собрал немного в карман, пока мы с Арю колышки вбивали, — смущённо спросил Рейта хмурого дракона. После произошедшего в Зале Змей они почти не общались, от этого было тяжело на душе. Тогда между этими двумя произошло нечто особенное: с одной стороны, сделавшее их невероятно близкими и родными, с другой — построившее новую преграду. Они словно перестали быть просто представителями враждующих рас, а кем стали друг для друга — никак не могли определиться. Руки мрачно посмотрел в протянутую ладонь, со вздохом выставил вперёд​ свои две, сложенные ковшом. — Давай камни. Но я очень сомневаюсь, что смогу их есть. Многие ощущения​ после клеймения изменились. Я стал иначе воспринимать запахи и звуки, они теперь глуше, притупилось и зрение. Как вы такие ополовиненные и слабые живёте вообще? ​ — Неплохо живём и другого не знаем, — отозвался Манабу, бездумно ковырявший какой-то подобранной веткой пылающие в глубине костра угли. Искры взлетали вверх и таяли, как звёздный дождь. — Вообще-то в этой уязвимости даже есть свои плюсы! — горячо воскликнул Казуки. — Я бы многое отдал, чтобы оказаться на твоём месте, Руки, но, боюсь, если бы они успели меня клеймить и я вернул бы свой небесный облик, то путешествие вам пришлось бы завершать без меня. Я бы умер, а если нет — вынужден был бы вернуться туда, к Конклаву, чтобы восстановиться. Ты просто не понимаешь, как же тебе повезло ощутить эту человеческую слабость ​и при том не быть ограниченным во времени. Ха-ину поглядел на дракона с искренней завистью, но тому она была непонятна. — В чём плюсы-то? Пока я вижу лишь то, что меня лишили всех моих сил, а это, знаете ли, немаленький такой минус. Изуродовали, сделали ущербным… И вот я гляжу на эти камушки, обычная же моя пища, а голод испытываю не по отношению к ним… И это ужасно. — Ты хочешь мяса? — догадался взгрустнувший было Казуки. Манабу в утешение угостил пса вкусняшкой, и тот только что благодарно слизнул с руки и проглотил целиком очередную вяленую полоску. — Дикость, да? — дрожащим голосом произнёс Высший. — Умом я понимаю, что это плоть моих родных, но обоняние творит со мной что-то страшное, предательское. Никогда бы не мог подумать, что стану таким… Дракон судорожными движениями ссыпал камни в предложенную Рейтой деревянную плошку, ополоснул их водой из фляги, осторожно взял один двумя пальцами, понюхал. Потом зажмурился и отправил в рот. Пять пар глаз наблюдали за этой процедурой с живым любопытством. Руки старательно и медленно гонял камушек во рту от одной щеки к другой, но в итоге всё-таки сплюнул на песок. Туда же отправились и остальные камни. — Нет, не могу, — почти всхлипнул он. — Проклятье. — Ну не расстраивайся так, это же тело изменилось, а не ты. Не вини себя. А выход есть всегда. Ты можешь каши поесть, она без мяса, — с сочувствием предложил ему Манабу. Ответный взгляд был преисполнен гневом и болью, будто Руки предложили не пообедать, а плюнуть в лицо родной драконьей матери, если бы она у него была. Он недолго боролся с собой, но голод всё же взял своё, и Высший сдался. — Давайте сюда вашу дурацкую кашу, — скривился он. — Боги, как же вкусно… Добавки! — решительно заявил Руки, через минуту протягивая Рейте пустую плошку. — Я и представить не мог, что эта ваша серая липкость может быть такой восхитительной! Кулоэ поддакнул: — Отож! А вы — каменюки да каменюки! Скокмо обедов упустили. Господин охотник знатно кухарит, сама судьбинушка сподмогла вам егоных кушаний отведать, не упускайте шанс. — Да, Лапа — отличный повар, — согласился Арю с обворожительной улыбкой. — А ты-то почему не ешь? — дуя на ложку, спросил у куницы Высший. — Если подумать, я ни разу не видел, чтоб ты ел или пил… — А я попозже, — тихо сказал тот, отводя глаза, но тут же встряхнулся, оживился: — Когда сторожить буду, тогда и поем, мне это бодрствовать помогает, а то глаза просто слипаются, — ферал демонстративно потёр их кулаками и зевнул во весь рот. — Чур, я первый сторожу, хотя не знаю, хватит ли нам времени на смену. Ну-с, а теперь, возвращаясь к Катедре и отдыху… — Ага, дык чаво ты нам сказать-то хотел? — встрепенулся почти задремавший Кулоэ. Арю мягко ему улыбнулся,​ сдул с глаз мешавшуюся золотистую чёлку и заговорил вкрадчивым полушёпотом: — Хорошо, Пёрышко. Начну с легенды, так оно всегда легче объясняется. Слышал я её мимоходом, когда пробегал Лориэн. Там меня одна мавка ненадолго приветила после Катедры: накормила, напоила да сказку рассказала, эльфийскую — о том, откуда этот проклятый круг в нашем мире взялся. — Ишь какая гостелюбая мавка-то попалась, энто русалка штоль по-нашенски? — с явным неодобрением заметил ворон. — Там все гостеприимные, чтоб вы знали, и очень добрые. Хороший круг, чем-то родину нашу напоминает. Дойти б ещё туда. А мавки совсем не похожи на русалок, — усмехнулся Арю, — у них нет хвоста, да и вообще они лесные духи, живут в ветвях деревьев, их соками питаются. На лицо — девочки девочками, голенькие только, а со спины кожи нет, у них все жилы и вены видны, такими и рождаются. Кулоэ поморщился: — Голенькие? — Красотки вообще, вырезка ходячая, без спины, — хмыкнул Казуки. — Ну если бы не эта особенность, то, правда, были бы самыми красивыми девами на свете, краше только эльфийки. Но у мавок много других отрицательных черт: шаловливые очень, ласкаться любят и защекотать любого из живущих могут до смерти. Но мне повезло, моя спасительница меня просто выходила, мучить ферала ей почему-то было неинтересно. — Что-то ты на редкость везучий, куница. Не пойму, зачем мы тебе нужны, если ты столько один прошёл? И в Катедре был, и Лориэн пробегал, да всё сам, без спутников, — огрызнулся наконец наевшийся дракон, который, утолив аппетит, перестал голодно посматривать на румяные кусочки мяса. Чувство вины отпустило, и он, по-видимому, смог сосредоточиться на одном из любимых занятий — шпынянии Арю, которого до сих пор сильно недолюбливал, единственный из всей компании. Остальные же привыкли к кунице и уже считали его своим. Ещё бы, столько всего вместе пережили. Поэтому Манабу выступил в защиту побледневшего и замолчавшего ферала: — Хватит уже к нему придираться, Руки! Он ведь нам помочь хочет. Далеко мы без этих знаний не уйдём. Ты вот можешь объяснить, что нас ждёт за этой жуткой стеной? — Да, ты того… немного жестковат с ним, — покачал головой Рейта. Руки обиженно поджал губу: конечно, он не знал особенностей Катедры. Однако это не мешало ему испытывать недоверие к блондинистому душке-проводнику. — Так я и думал, что не можешь. Значит послушай других. Высшие ведь мудрые создания, что же ты не хочешь впитать чужую мудрость с благодарностью? Если не желаешь, не отвечай ему, Арю, — тихо закончил свою речь сирота. — Нет, почему же? — куница приосанился и, с вызовом поглядывая на Руки, продолжил: — Я отвечу. Не за везение своё, в этом не моя заслуга. Наверное, я неудачи хлебнул, когда сестру потерял, вот боги и жалеют меня теперь, справедливость восстанавливают. Но не всё так радужно, как тебе кажется, о недоверчивый Кроха. Пустошь ведь я пройти не сумел. Понял, что не выйдет в одиночку. Так что не такой уж я особенный и фартовый, силы мои ограничены, как у всех живых существ. Но вместе мы — сила. Разве ты не убедился в этом сегодня в деревне саламандр? — Убедился, — с неохотой выдавил из себя Высший и отвернулся в сторону. Думать о своей слабости ему было нелегко. — Ну вот и чудненько, — подытожил сытый и довольный Казуки, растягиваясь белым пушистым ковриком у ног Манабу. — Поругались чуток, помирились, теперь можем послушать сказочку и баиньки. — Да, послушайте. Значит, как мне рассказала мавка, Катедра раньше не была такой угрюмой и пустой, как мы её видим сейчас. Прежде это был небольшой, но очень оживленный круг, земля торговцев, магов и книгочеев. Сюда стекались все, кому интересны новые знания, Библиотека Катедры была, без сомнения, самой богатой в Нуэве, большая её часть была уничтожена в ходе одного неприятного случая. Другие книги разворовали и утащили, говорят, правители Королевства платили безумные деньги за каждый фолиант, извлечённый из этого круга-ловушки. Гильдия Разбойников немало заработала на той трагедии, конечно, я говорю о тех ловких ворах, которым удалось унести ноги и книги в придачу.​ Но это уже было после тех событий, о которых сказывалось в эльфийской легенде. Катедрой много лет правил один мудрейший чародей, живший в той самой Библиотеке. Самое странное было в том, что вроде бы по рождению тот чародей был человеком, но шли годы, а он не старел, оставался молодым златокудрым юношей. Кто-то поговаривал, что он открыл секрет бессмертия, и тот секрет сокрыт в одном из его фолиантов; кто-то считал, что это боги наделили его особым даром, или он сам был наполовину человеком, наполовину богом. — Как я… — с удивлением произнёс Казуки. — Как ты, но наоборот. Рождённый здесь от земной матери и отца — бога. С древности известно: где родятся такие полукровки, там и остаются, та часть в них и главенствует. Возможно, и он был таковым, история утаивает разгадку его молодости и красоты. О другом поведала мне мавка. О том, что с годами добрый и умный чародей стал черстветь сердцем, а причина была в том, что ему не с кем было разделить его длительную жизнь, мудрость и бессмертие, разве что со своим народом — жителями Катедры. Ни родных, ни друзей, ни приближённых у него не было. — Одинокое сердце гниёт да усыхает, аки червивый плод. У нас в деревне так говаривали, — кивнул ворон. — Вот-вот. Дело говаривали. Стал чародей нутром гнить, как залежалое яблоко. Снаружи пригожий, в душе — чёрствый. Ранее в Катедре о наказаниях да тюрьмах слыхом не слыхивали, однако он ввёл новые законы, поставил на площади перед Библиотекой адское сооружение, на котором провинившимся жителям отрубали головы чуть ли не ежедневно — то по закону, а то по его прихоти. Сам он наблюдал за казнями с балкона, чтобы развеять скуку. Торговые ряды стали пустеть, не стало праздников, траур царил повсюду, многие пытались покинуть Катедру, но стража хватала беглецов и передавала палачам. В другие круги новости расходились медленно, потому приезжие книгочеи не знали о том, что ждёт их в заметно обезлюдевшей Катедре. Однажды приехала туда посетить знаменитую Библиотеку прелестная эльфийская царевна. — Умница и красавица, предчувствую, хана ей, — шепнул Рейта на ухо дракону, но услышали все вокруг. — Лапа, ты и здесь прав, — мелодично рассмеялся Арю, нарушая мрачную атмосферу. — Красавица и умница на беду свою попалась на глаза чародею, и разожгла​ огонь в его чёрном сердце… — Дык скорее в его чреслах разожгла, — с усмешкой перебил Кулоэ. — Блин, да заткнитесь уже все, дайте послушать легенду, интересно же! ​— замахал на приятелей руками смущённый Манабу. — Ну это опять же не уточняется. Но версия Пёрышка мне нравится, правдивая такая. Короче говоря, маг втюрился, не будем уточнять источник его чувств к эльфийке. Пал ниц пред ней при всём честном народе на главной городской площади и попросил девушку стать его невестой. — Прямо так сразу? Так и признался? — ужаснулся Манабу и, спохватившись, прикрыл рот ладонью. — Ой, теперь уже я влезаю, простите, молчу-молчу, а ты рассказывай. — Сразу! А чаво резину-то тянуть? Люба значит люба. Вона мне харза с первого взгляда полюбился, я и не скрываю. Сразу четверо путников изумлённо посмотрели на откровенного ворона, а куница польщенно улыбнулся: — Взаимно, да. Общее минутное замешательство выразил​ Рейта: — Кхе-кхе… Ну это как-то не по-людски вроде бы, так сходу в колени бухаться, вот о чём Манабу говорит. Чувства должны окрепнуть и развиться. И ещё раз окрепнуть. А уж потом, может быть, что-то и сладится. — Да ну вас, тягомотина! Вишь свою кровинушку-сердинушку — хватай да беги. Иначе весь свой век один бобылём прокукуешь. А энти ваши — окрепнуть да увериться — лабуда чистопорожняя и чепуховина. — Пустая трата времени, — согласился Арю. — К тому же мы с Пёрышком, к счастью, не люди, вот радость-то! Был ли человеком тот чародей — тоже большой вопрос. Да только толку с его признания не вышло, позор один. Царевна над ним посмеялась, не со зла, конечно, эльфы они существа светлые, я и сам видел, и мавка сказывала, что не принято у них над делами сердечными потешаться, но неловко как-то вышло у той девушки отказать магу, да ещё при свидетелях. Ответила она ему, что её, вольную голубку, никакими путами не опутать, силками не удержать, что пришла она в Катедру своей волей уму разуму учиться, книги мудрые читать, а не жениха искать. Осерчал тогда чародей, ещё пуще прежнего обозлился на весь мир, и сказал, что более ни царевна, ни единое существо из его владений не уйдёт и его, великого чародея, покинуть не сможет. «Так оставайся здесь на веки вечные!» — прокричал он своё мерзкое проклятие, посох в землю вонзил, и стало всё вокруг меняться и каменеть: застыли в ужасе люди и звери, мраморно белая, замерла перед ним прекрасная и гордая эльфийка. Поползли чары по Катедре, как чумная болезнь, охватывая каждый уголок, весь круг в мгновение ока лишился жизни, и всякий из находившихся там стал частью огромного заколдованного целого. Гнев чародея был слишком силён, он хотел сделать жителей и приезжих своими пленниками, но вложил в свои чары столько яда, что всех убил, и сам попался, затвердел. Хотел отбросить посох, да не смог, через него скверна передалась ему же, проклинающему, и сам властитель стал заложником собственного проклятия, остался в круге одной из испуганных статуй. — Чудесная сказочка, добрая и поучительная, — со скептицизмом зааплодировал в полной тишине Руки. — Лучше тебя, Арю, только Кулоэ вымышленные предания рассказывает. Но как всё это связано с нами и с тем, что нам нельзя до утра отдыхать, я всё ещё не понимаю.​ — Погоди, Руки, — сосредоточенно произнёс Манабу. — Тут, по-моему, не всё выдумка. Посмотрите хоть на эту стену: она усыпана странными скульптурами, будто они и правда на ходу окаменели. Хотя неясно, как эти несчастные, если они были живыми, догадались, что их проклинают и попытались убежать? Ведь колдун, как я услышал, совсем внезапно эту порчу на всех наслал… — Вы сначала дослушайте до конца, а потом рассуждайте, — ответил Арю. — Это было много веков назад, однако проклятие не покинуло эти места, оно изменилось с годами. Катедра — самый маленький круг Нуэве, и при этом единственный, который растёт, расширяется. Как думаете, почему? — Нееет… — раньше всех догадался Казуки. — Быть не может! Она до сих пор превращает путников в каменные статуи? Не знал… Я тут пролетал когда-то, но землёй не шёл, вот и не представлял, что тут такая жуть творится. — А ведь она творится! — воскликнул Арю. — Однако не совсем так, как ты думаешь, пёсенька. Катедра поглощает неосторожных прохожих — это истина. Однако превращаются они не только в скульптуры. Арки, колонны, мосты, каждый камушек, каждый кирпичик здесь когда-то дышал и двигался, пальцы становятся ручками дверей, кости — стенами, черепа — черепицей. Самые древние пленники давно утратили​ свой прежний облик, эта область поглотила их, пережевала и перестроила по своему усмотрению. — Батюшки! Страхолюдство-то какое, туды нам нельзя, братушки, ни ногой нельзя! — разволновался ворон. — Ты неправ, милый друг, можно. Преодолеть это препятствие реально, но действовать надо с умом. Катедра — большое каменное чудище, целый живой организм, а что нужно каждому живому организму? — Стесняюсь сказать, — покраснел Манабу, вызывая искренний хохот Рейты. — О чём это ты думаешь, наш испорченный юный друг?! Я бы предположил, что ответ — еда, но тут уже было сказано, что этот круг питается путешественниками.​  — Всем живым нужен отдых и сон, — поправил приятелей Арю. — Очень актуальное замечание, — вяло проговорил Руки заплетающимся языком. — Он нужен и нам, пока мы ещё не переумирали. — Так вот, этот заколдованный каменный хищник тоже спит. Ночью, сразу после того, как загораются звёзды, Катедра теряет бдительность. И пробежать от границы до границы до восхода солнца не составляет большого труда. Охотник оживился, потёр подбородок пальцами и подхватил эту мысль: — Вот в чём дело. Выходит, мы можем пересечь круг и не стать его частью в эту ночь, а значит отоспаться можем до первых звёзд… Так получается? — Верно, и всё было бы хорошо, если бы не… — Если бы не тот факт, что нам надо найти Элемент, пока проклятье в дремлющем состоянии, — горько подытожил Манабу. — Сложно. — Но можно, шанс-то у нас есть, и не маленький! — неожиданно горячо возразил Руки. — Поищем, у нас получится, благодаря тебе — получится. Ты сумеешь почувствовать Элемент, в тебе растут способности распознавания путей и знаков, это сродни поисковой магии, а с магией всегда так: чем больше тренируешься, тем сильнее становится дар. Ведь в этот раз, в Бисме, почувствовать Элемент было легче, чем прежде. Я прав? — Прав, да, но я не хочу подвергать вас риску, Руки.​ ​Как я понял, чары не отменяются ночью, только​ притупляются? — Спят. Это самое подходящее слово. Но их можно разбудить, стоит задеть по случайности или неуклюжести какой-то элемент этого огромного собора, и Катедра схватит тебя и начнёт поглощать. Мне было просто в тот раз, потому что я обратился куницей и бежал напрямик, к Лориэну. Маленький и почти незаметный, легко проскользнул. — А нас вона скока… Да все наперечёт неуклюжие неповоротки, — сокрушался Кулоэ. — Ничего страшного. Надо попробовать, — с растущей уверенностью заговорил Казуки. — В крайнем случае, если сегодня не получится найти Элемент, мы выйдем с той стороны Катедры до рассвета, когда она начнет пробуждаться, разобьём лагерь на границе Лориэна, отдохнём днём и ночью снова войдём в Катедру, будем её прочёсывать, пока не добьёмся успеха. — Но так мы потеряем целые сутки, если не больше, — недовольно покусывая нижнюю губу, проговорил Руки. И призадумался о сказанном, изредка поглядывая на Небожителя, будто бы с упрёком.​ Манабу давно понял, что Высший знает гораздо больше всех остальных об истинной цели и условиях их путешествия, и про время он упомянул неслучайно. Мальчишка расстроенно ссутулился на миг, потом будто воспрянул духом, выпрямился, ударил себя кулаком по открытой ладони и заверил всех: — Сделаем! Я очень постараюсь. И потом, у нас ведь есть плюсы! Казуки! — Да, я большой плюс! — гордо закивал тот мордой с оживлением. — Большой и жирный, ага. Ну ладно, жирненький. Я про то, что мы можем облегчить переход. Пусть Казу перевезёт всех небом, в два раза управится, если фералы перекинутся в звериную форму. Сначала Руки с куницей, потом Рейту… Тут слова сироты перебил поток возмущения из трёх глоток: — А чего это я должен с Арю лететь? Не желаю с ним вместе куда-то садиться! — Я тоже, может, с Крохой не хочу, он вредный! — А я вообще вам в перевозчики не нанимался, между прочим!​  — Ну-ка замолчали все хором! — стукнул кулаком по своему колену охотник. — Мы тут план составляем, а не болтовню разводим. Цыц. Я одного не понимаю, Манабу, ты что, собираешься нас отправить в Лориэн, а сам по Катедре ночью бродить? — Да, — сурово отрезал мальчик, — это моё дело. Так будет лучше для всех, безопаснее. — Не пойдёт. Говорили же тебе, нет у тебя больше никаких своих единоличных дел, заруби себе на носу. Вместе пойдём, — заявил Рейта. — Но частично мысль была здравой. Наш летающий плюс надо использовать. Куница подхватил: — Я сам хотел нечто подобное предложить, но в другом ключе. Только для этого нам придётся оставить здесь почти все наши вещи: палатку, утварь, остатки еды, всё тяжёлое. И охотничье снаряжение тоже. — Что?! — только что спокойный и рассудительный Рейта схватился за сердце и нервно заохал. — Нет-нет, не оставлю мои сокровища! В Драконьих-то половину растерял, а эти… Ни за что! Он вскочил на ноги и стал быстро ходить вдоль костра, в панике дёргая себя за волосы и бормоча проклятия. Руки с весёлым интересом наблюдал за его истерикой, подхватил из одного мешочка горсть орехов и стал щёлкать под это зрелище. Кулоэ, Арю и Манабу синхронно вертели головами — то влево, то вправо, — в зависимости от того, куда направлялся взвинченный охотник. — Куница, ты или глупый совсем, или издеваешься,​ — мрачно процедил через пару минут раздумий Казуки. — Глупый, конечно, — утвердительно кивнул Высший. — И издевается тоже. — А что не так-то? — Да всё! Говоришь, мы должны бросить здесь багаж… — Конечно, иначе нам не пройти: двигаться надо быстро, и тебя загружать поклажей нельзя, крылья нам понадобятся. — Точно глупый, — Руки первый понял, к чему клонит ха-ину, и торжествующе рассмеялся. Получилось довольно зловеще. — Ты с самого начала знал, что нам придётся бросить вещи! И ничего не сказал, пока мы всю эту тяжесть через грёбаную пустыню и по подземным тоннелям волокли?! — Ой… Правда… Простите, ребятушки! Как-то не до того было, саламандры и всё такое… Не сообразил, — бросился оправдываться ферал. — Мы надрывались, а он не сообразил! Манабу вон чуть не переломился сковородки и котелки тащить, — упрекнул Казуки и тут же получил подзатыльник от своего мальчика. — Я бы не надорвался! Я сильный! — Значит так, сильный ты наш, — вздохнул вдоволь насмеявшийся Руки, — поклажу мы оставим, и одного тебя не пустим. Пойдем группой, будем друг за другом следить. Идём, ищем Элемент до последнего. Если что, сядешь на спину Казуки и полетишь над Катедрой, Арю можно с вами посадить, ворон и так с крыльями. А мы с Убийцей, эм… — он осуждающе посмотрела на Рейту, который перестал бегать туда-сюда и встал столбом со стеклянным взглядом, словно мысленно прощался с каждой посудиной, с палаткой и разными ловушками и силками. — Слушайте, может, его водой окатить, чтоб в себя пришёл? — нерешительно предложил Руки. — Не надо меня окатывать… Ничего вы не понимаете, ироды! Всё, всё, что нажито непосильным трудом… Эх, — охотник махнул рукой и договорил: — Значит будем действовать так: если что — вы все улетите, а мы с Каменнейшеством пешком. И, чур, договариваемся заранее: если кто-то в критическую минуту отстанет — не возвращаться за ним! Уяснили? — Да, — согласились четверо хором, кто-то решительно, кто-то — с сомнением в голосе. — Нет, — отрезал Манабу. — Ничего обещать не буду, никого оставлять не стану. — Казуки, а это уж твоя забота, — улыбнувшись, подмигнул Рейта. — Присматривай за своим мелким упрямцем. — Всем всё понятно, можно наконец вздремнуть, — с облегчением подытожил Высший, встал и гордо направился в палатку.​  — Да, расходимся. Вы точно под открытым небом устроитесь? — спросил Рейта перед тем, как последовать за драконом. Отвечать было некому: Манабу сполз вниз и уже видел сны, лёжа на мерно вздымающейся спине белого пса. Сны эти были яркими и тревожными,​ они накрывали друг друга, как волны, одна за одной слизывающие память о том, что было прежде. Арю кивнул драконолову, мол, будь спокоен, отдыхай, я покараулю. — Ажно озноб берёт от усталости, — прохрипел ворон. — Иди-иди, господин охотник, дрыхни. Али не видишь, что нам с харзой о сердешном погуторить надобно? Иди да не подслухивай. Рейта усмехнулся и нырнул за полог, падая рядом со свернувшимся калачиком Руки.​  — О сердечном они болтают, надо же, — сонно пробормотал охотник, прежде чем отключиться. «Значит, по-твоему, чувства должны окрепнуть и развиться… И ещё раз окрепнуть. А уж потом, может быть… Нет, не может», — подумал дракон, засыпая.