Грехи

В гостиной непривычно тихо, только порой слышится из-за стола в углу, как Юнги отхлебывает пиво. Чимин сверлит взглядом, скрестив руки на груди, недовольно сжимает губы. — Это был не я, — говорит Тэхен, рассматривая цветки на обоях и совсем не глядя на Чимина. Чимин долго не отвечает. Трет устало лицо, прячет его в ладонях и вдыхает шумно, глубоко. Тэхену неуютно. Он даже не может вспомнить, когда в последний раз Чимин смотрел на него с таким подозрением и недоверием. Чимин недоволен, но хотя бы еще не зол, и это — уже плюс. — Труп весь изрезан. Из тела вырезаны куски мяса. Не хватает уха и нескольких внутренних органов — сердца, печени, части мозга. Раны аккуратные, будто… — Работал хирург? — перебивает Тэхен. — И как удачно оказалось, что я — именно хирург, так? — Да, Тэхен, ты — хирург, — Чимин повышает голос, почти кричит, сжимает кулаки, — и ты охуеть как хорошо умеешь резать людей! И жрать людей ты тоже охуеть как хорошо умеешь! Но главное — ты был там, когда я ушел! — Это. Был. Не. Я, — повторяет Тэхен, надеясь успокоить Чимина. Чимин не успокаивается, дышит тяжело и злобно смотрит исподлобья. — Я уже сказал. Ты ушел. Я взял пиво. И пошел домой. — Забыл про ту часть, где ты увидел этого своего пацана с какой-то подругой и решил, что тебе это не нравится, — добавляет невозмутимо Юнги из своего угла и вновь отхлебывает из стакана. Тэхен думает, что Юнги — редкостная тварь, совершенно не понимающая, когда стоит промолчать. Но Юнги хитро ухмыляется — знает, гад, что Чимин взбесится, — и издевательски подмигивает. — Отсюда — поподробнее, — голос Чимина вдруг становится ровным, тихим, и Тэхен знает, что это — плохой знак. Очень плохой. — Да блин, ничего я не делал, — он закатывает глаза и мысленно обещает себе отомстить Юнги по полной. — Взял пиво, увидел за стойкой Чон Чонгука с какой-то девчонкой, ну и немного с ним пошалил. — И зачем? — Не люблю, когда кто-то играет с моими игрушками. Тэхен очень быстро понимает, что не только Юнги стоило бы научиться держать язык за зубами. Чимин весь напрягается, нервно сглатывает и теребит рукав свитера. Тэхену снова совсем не хочется смотреть на него, и он отворачивается, утыкаясь взглядом в узоры на шторах. — Он — не твоя игрушка. Люди — не игрушки. Мы с тобой уже сотню раз говорили об этом. Ты опять себя не контролируешь. — Я отлично себя контролирую. Сам удивлен, насколько хорошо я справляюсь. — Да нихуя ты себя не контролируешь! — Чимин срывается на крик, вскакивает с места, уронив пару подушек с дивана. В два шага оказывается рядом с Тэхеном, тянется, будто хочет схватить, но тут же одергивает себя, и вместо этого лишь лохматит свои волосы. — Издеваться над парнем только из-за того, что он тебе понравился — это не «контролирую», Тэхен! В прошлый раз ты себя тоже «контролировал», блядь, и это закончилось… Кровь закипает мгновенно. Тэхен сам не успевает осознать, как оказывается на ногах, как хватает Чимина за горло, как когти пронзают тонкую кожу шеи. Перед глазами — черная пелена, стук в висках перебивает все остальные звуки, и Тэхен считает в уме до пяти. Раз. Когти входят глубже, дрожат, хотят разодрать плоть. Два. Клык прикусывает губу, темнота начинает рассеиваться. Три. Кожа Чимина горит, обжигает ладонь. Четыре. По чиминовой шее стекают струйки крови, Тэхен глубоко вдыхает и чует ее пьянящий запах. — Я заебался тебе повторять: я несколько гребаных лет исправлял «прошлый раз», чтобы больше такого не повторилось, так что завали свое ебало, и никогда больше не вспоминай про это. И ты уж точно не тот, кто будет указывать мне, что делать. Пять. Тэхен прячет когти и отрывает руку от чужого горла. У Чимина — глубокие дыры в шее, у Тэхена — ладонь прожжена до мяса: речь была бы внушительнее, если бы обошлось без повреждений. Чимин невозмутим, лишь слегка потирает отметины от когтей, размазывая по коже кровь. — Я не указываю тебе, что делать, — Чимин говорит спокойно, больше не кричит, и резко хватает Тэхена за нижнюю челюсть. — Но если ты не прекратишь и не придешь в себя, я тебя сдам. — Боюсь-боюсь, — Тэхен усмехается, пытаясь сдержать слезы боли, но лицо печет — следы останутся точно, — и жар уже становится невыносимым. — У тебя было много лет, чтобы сделать это — а мы все еще здесь. Ты никогда не сдашь меня. — Поспорим? Чимин сжимает пальцы сильнее, и Тэхен кричит — кажется, что кости прожигает насквозь, — как в один миг все вдруг прекращается. Тэхен вытирает выступившие слезы, моргает и не осознает, что только что произошло. Чимин лежит на полу. Чимин хватается за свои горло и грудь. Чимин кашляет, с хрипами пытается вдохнуть, но у него не выходит. Юнги тихо, почти незаметно поднимается с места. Он крутит кистью руки, выставив указательный палец, машет, словно дирижер, и неторопливо шагает через гостиную. Когда Юнги опускается на корточки, у Чимина уже синеют губы. — А теперь ты, сукин сын, послушаешь меня, — голос Юнги слишком спокоен, что пугает даже Тэхена. — Во-первых, в моем доме у тебя нет никаких прав. Ты не можешь никому ничего указывать и, тем более, никого калечить. Во-вторых, я тебя уже один раз предупреждал. Тебя спасло только то, что Тэхен вежливо попросил не убивать тебя. Давай спросим у него, может быть, на этот раз можно? Юнги заворачивает руку в валяющуюся на диване футболку, хватает Чимина за волосы и резко вздергивает его голову, заставляет посмотреть на Тэхена и смотрит сам. Тэхен издевательски жмет плечами — вроде «А почему бы и нет?», — и тут же жалеет об этом, поймав умоляющий взгляд Чимина. — Ладно, так уж и быть, не сегодня, — говорит Тэхен, махнув рукой. Юнги выпускает из пальцев волосы Чимина, встает и уходит обратно в угол, бормоча тихое «Очень жаль». Чимин жадно вдыхает, шумно кашляет, смотрит испуганно. Тэхену хочется спрятаться — кажется, он немного перестарался, — но все же выдерживает чужой взгляд, не пытается помочь Чимину подняться и уж тем более — не рассыпается в извинениях. — Мое «в-третьих» ты точно не переживешь, — бросает Юнги, вновь занимая место за столом и возвращаясь к стакану. У Чимина бледное лицо, разметавшиеся пряди волос, прилипшие к вспотевшему лбу, и шея, измазанная в крови. Тэхен только сейчас, глядя на него, начинает осознавать, что наделал. Если бы Чимин посмотрел сейчас ему в глаза, он бы, наверное, понял, что Тэхен, вроде бы, раскаивается — но Чимин отворачивается, хватает спешно куртку, и лишь в дверях гостиной произносит: — Я твою жопу спасать больше не буду, ублюдок. Дверь за Чимином хлопает громко. Тэхен прислоняется к косяку и выдыхает устало. Было бы клево, если бы сейчас он проснулся, очнулся, вышел из дурного видения, но Тэхен знает, это — реальность, в которой происходит то, что должно было случиться давным-давно. Чимин уходит. — Кажется, псина обиделась, — Юнги не упускает случая вставить свой комментарий. — Но, кстати говоря, я с ним согласен. Контролируешь себя ты с каждым днем все хуевее и хуевее. — Завали ебало. Тэхен уходит в спальню, не желая думать вообще ни о чем.

***

Яркий свет чувствуется даже сквозь закрытые веки. Тэхен морщится, ворочается в кровати, укутывается плотнее, надеясь согреться и снова уснуть. Теплее не становится, солнце раздражает, и в придачу добавляется неприятное чувство, словно кто-то наблюдает. — Пялиться на людей, когда они спят — дерьмовая и очень стремная привычка, прекращай, — бормочет Тэхен, натягивая одеяло на голову, и слышит тихое хмыканье. — На людей — возможно. К тебе не относится. Ты — опасная тварь. — Сам тварь. Еще скажи, что боишься меня, — Тэхен фыркает, накрывает глаза ледяными ладонями и морщится вновь. — Задерни шторы, нахрен ты их вообще открыл. — Встань и задерни сам. Тэхен вздыхает. Ерзает на кровати еще немного, устраиваясь поудобнее, но чужой взгляд напрягает, свет все еще пробивается, и желудок скручивается и урчит так, будто в нем ничего не было пару недель. Тэхен заворачивается в одеяло, все же встает и задергивает шторы. Становится немного легче. Тэ устало потирает ноющие глаза и замечает Юнги в кресле в углу спальни. Он смотрит невозмутимо, подпирает голову рукой, наблюдает. Все последние три года почти каждое утро начинается приблизительно так, а Тэхен никак не может привыкнуть. Он знает, что следить за хозяином дома — и всем, что к нему прилагается, — в природе Юнги, знает, что против природы ничего не сделаешь, но это все еще действует на нервы. Юнги выглядит расслабленным, только взгляд выдает его с головой — пристальный, цепкий, хоть и не напряженный. Юнги не боится, но держится настороже. Раздражает. Тэхен шлепает босыми ступнями по полу, усаживается на колени Юнги и накрывает себя и его одеялом, прижимается всем телом и сжимает чужие бока. — Мне холодно, — шепчет Тэхен. — Согрей меня. — Огребешь, как твоя шавка, — Юнги не двигает даже пальцем, пока Тэ лезет ледяными ладонями под его футболку. — Неправда, — Тэхен мотает головой, ведет губами по бледной шее, греет руки о горячее чужое тело. — Ничего ты со мной не сделаешь. Ты меня любишь. — Твоя уверенность в том, что тебя любят все, поражает. — Это не уверенность, это — факт. — Юнги лишь хмыкает в ответ на это заявление. — Ты меня не обманешь. Я чувствую, что твое сердце бьется быстрее, — Тэхен проводит ладонью по груди Юнги. — Чувствую, как закипает твоя кровь, — Тэхен гладит пальцами руки Юнги, точно по венам. — Чувствую все, — Тэхен прижимает свои бедра плотнее, ощущая, как твердеет член Юнги под ним. — Всего лишь физиология. Ведешь себя, как течная сука. — Я голоден. Мне нужно отвлечься. Секс отвлекает. Бухло отвлекает, но бухла у нас нет. А ты — есть. А если я не отвлекусь, я точно кого-то убью. Возможно, тебя. Юнги смотрит пристально, но — не испуганно. Дышит тяжело, но — не злобно. Облизывает губы, и — не отворачивается. Тэхен принимает это за молчаливое «Да». Целует мягко, почти нежно, старается не спугнуть, и Юнги не отталкивает. Стягивает с него футболку — Юнги послушно поднимает руки, помогая, — прижимается к его горячей коже. Юнги дрожит, и Тэхену очень хочется верить, что от возбуждения, а не от того, насколько мертвецки-холодное тело Тэ. — Сделаем все, как ты хочешь, только согрей меня, — шепчет Тэхен в ухо Юнги, хватает губами мочку. — Как ты хочешь? — Юнги молчит, молчит слишком долго — Тэхен ждал хотя бы колкости или грубости, но он молчит. — Ты что, никогда не?.. — Юнги поджимает губы и отводит взгляд. — Ох, черт. Тогда мы будем аккуратны. Тэхен берет ладонь Юнги и опускает ее на ткань своих боксеров. Юнги двигается медленно, пробует, но Тэхену достаточно и этого. Он целует чужую шею, слегка прикусывает кожу и усмехается, услышав резкий вдох. Пересчитывает пальцами ребра, опускается ниже, гладит напрягшийся живот и лезет под пояс шорт. Слух режет громкий звук звонка в дверь, и Юнги исчезает. Тэхен ругается под нос, упирается лбом в спинку кресла и думает, что точно разорвет того, кто ему помешал. — Там полицейский, думаю, лучше открыть дверь, — слышит Тэхен тихий шепот под ухом. — И не трогай его ни в коем случае, за ним следят, он весь опутан ветвями. — Может, тогда лучше не открывать? — бормочет Тэхен. — Я все равно должен был уже уйти на работу, — звонок повторяется, и Тэ, не прекращая ругаться, выходит из спальни, по пути натягивая домашние штаны и футболку. — Привет, Тэхен, — говорит полицейский, когда Тэ открывает дверь — О, Намджун! Давно не виделись! Утренний свет бьет в глаза, Тэхен щурится, но старается рассмотреть Намджуна. Черное пальто полицейского — идеально чистое, ни пылинки, ни пятнышка, ни тем более каких-то ветвей, о которых говорил Юнги. Намджун тянет руку для приветствия, Тэ медлит секунду, и все же пожимает ее. Юнги, похоже, не в курсе — Тэхен не может припомнить, чтобы упоминал об этом когда-то, — но Тэ знает Намджуна уже пару лет. Их не назвать друзьями, но они определенно пересекались: и как простые знакомые, и как гражданин с полицейским, и как врач с пациентом. Если Юнги говорит, что за Намджуном следят, если Юнги говорит, что к нему нельзя прикасаться, иначе тот, кто стоит за Намджуном, узнает все о Тэхене — то узнать все должны были уже давно. Но Юнги не переживает по пустякам. Тэхен прикрывает глаза на мгновение и сосредотачивается. В голове Намджуна — хаос, два трупа и море крови. Темноволосый парень, оказавшийся в центре событий, красные нити, тянущиеся от него к каким-то другим, незнакомым людям, и сотни вопросительных знаков вокруг. Тэ ищет себя в полумраке чужих мыслей, но не находит, и он облегченно выдыхает. — Какими судьбами? Я что, под подозрением? — Тэхен наигранно пугается, надеясь, что кажется расслабленным и беззаботным. — Не больше, чем все остальные. Пока что, — Намджун улыбается невесело. Тэхен предлагает ему войти, но Намджун только отмахивается. — Спасибо, но я ненадолго, спешу на работу, да и ты наверно тоже. Я к тебе с небольшой просьбой. Слышал, что у нас тут два убийства за неделю? — Тэхен утвердительно кивает в ответ. — Ты же доктор в городской поликлинике, многих видишь, все жалуются… Последи за пациентами повнимательнее, вдруг будет кто-то или что-то подозрительное. — Подключаете все возможные ресурсы? — Ну, это большая тайна, но мы в тупике, — Намджун расстроенно разводит руками и потирает лоб. — Так что если кто-то будет выглядеть нестабильным или неадекватным — будь добр, сообщи. — Без проблем, — Тэхен поднимает большие пальцы вверх, — но ты же помнишь, я не очень силен в психологии, психиатрии и вот этом вот всем, так что ничего обещать не могу. — Нам сейчас любая помощь не повредит. Ну, до встречи, — Намджун еще раз пожимает руку Тэхена, уже начинает спускаться с порога, но останавливается. — А, и еще. Я тут недавно одного странного парня встретил, говорил, что он твой друг. Тэ ловит в глазах Намджуна размытую тень в тэхеновой длинной парке, мужской силуэт, который водит руками по воздуху, затягиваясь сигаретой. Тэхен обещает себе хорошенько кое-кому врезать. — Мелкий, противный и выглядит так, словно его ветер переломает? А, это Юнги. Гостил тут у меня какое-то время, наконец-то уехал. А что, он успел во что-то вляпаться и не сказал мне? — Просто проверяю. Издержки профессии. Ладно, доброго дня, — Намджун машет напоследок и все же уходит, и Тэхен возвращается в дом. Юнги сидит на диване в гостиной, скрестив руки на груди, и недовольно сверлит взглядом. Тэхен отвечает тем же, прислоняется к косяку и раздраженно говорит: — В следующий раз не упоминай меня, когда с чем-то проебешься. Только твоих проблем не хватает. Не мог предупредить, что ты с ним уже встречался? — Тебе насрать на всех, включая себя, так что когда ты в очередной раз проебешься, не упоминай меня. Видимо, сети лешего не действуют на тебя — очень удобно, конечно, — но ты проебешься, и заметать следы и прятать трупы зови свою псину, а не меня: у вас и вдвоем это отлично получается. Тэхен звереет, Юнги бесит до черноты в глазах, до зуда под ногтями, хочется разодрать его лицо, разорвать на куски, и Тэхен делает шаг к нему, но тут же останавливается, когда легкие сдавливает тугим кольцом и горло сжимает, не давая вдохнуть. — Даже не думай. И приведи себя, блядь, в порядок, бешеный. Юнги отпускает хватку и исчезает. Тэхен жадно глотает воздух, кашляет с хрипом, ищет Юнги, чтобы сделать с ним хоть что-нибудь, но его нигде нет, и Тэ лишь зло бьет кулаком в стену. Тэхен чувствует себя бессильным.

***

Солнце бьет в закрытые жалюзи, чисто-белые, и в кабинете светло, будто их вовсе нет. Тэхен трет зудящие глаза, выпивает очередную таблетку обезболивающего и накрывает лицо полотенцем, укладываясь на кушетку в самом дальнем от окон углу. Звуки и мысли — повсюду, слышатся слишком громко и четко, словно совсем рядом. Две старушки обсуждают свои больные почки где-то в другом конце поликлиники. На первом этаже кто-то громко спорит с гардеробщицей. По коридору цокают каблуки и шуршат мягко кроссовки, останавливаясь перед дверью кабинета Тэхена. — Не обязательно было идти со мной, я не умираю, — тихо говорит девушка и так же тихо чихает, но Тэхену кажется, что она кричит точно в его ухо, и он морщится. — Еще заразишься и сам заболеешь. — Брось. У тебя температура, и я прослежу, чтобы ты добралась домой, выпила таблетки и замоталась в одеяло. — Еще скажи сделаешь мне чай и сваришь куриный бульон! Ладно, я пошла, — дверь открывается с громким скрипом, и Тэхену кажется, что ему распиливают голову. — Добрый день… Вы что, спите?.. — А вот и не сплю, а отдыхаю. Быть врачом, знаешь ли, не так-то просто! — Тэхен с неохотой снимает с лица полотенце, высовывается с кушетки и видит девушку-пациентку. Она кашляет, прикрывая лицо ладонью, нервно теребит рукава и кутается в толстовку — светлую, слишком большую, словно не ее вовсе, с едва заметным темным пятном на плече. Тэхен ее точно видел совсем недавно, но не на этой девушке, на ком-то другом. Он напрягает память, совершенно случайно косится в коридор через не до конца прикрытую дверь и ловит взгляд знакомых темных глаз. Девушка была в баре с Чон Чонгуком. Толстовка — Чон Чонгука. И в коридоре — сам Чон Чонгук. «Не помню, чтобы разрешал тебе играть с кем-то, кроме меня, — думает Тэхен, щурясь, не отрывая взгляда от бледного лица Чонгука, и тот вздрагивает. — Плохой мальчик. Это надо исправить» Тэхен сует в руки пациентки градусник и оценивающе рассматривает ее. Она красивая. У нее пухлые красные губы, большие глаза и длинные ноги. Темные блестящие волосы и аккуратный нос. И толстовка Чонгука. Тэхен вновь считает до пяти. Раз. Девушка его раздражает. Два. Его игрушки — только его игрушки. Три. Тэхен прикусывает клыком губу, впивается когтями в ладонь и дышит глубоко. Четыре. Девчонка слишком вкусно пахнет. Пять… — Кажется, тридцать восемь, — произносит девушка, протягивая градусник. Тэхен напряженно выдыхает и сжимает дрожащие кулаки. Он чувствует себя хуже, чем думал. Не справляется. Запахи кружат голову, звуки разрывают мозг, свет режет глаза. Девушка смотрит на него и спрашивает, все ли в порядке, и Тэхен говорит — что-то с давлением, «видно, совсем старый стал, ха!». Выходит с ней в коридор, отправляет сдавать кровь, объясняет, как дойти до нужного кабинета. Чон Чонгук подрывается со стула, хочет пойти с подругой, но Тэхен останавливает его, положив руку на плечо. — А Вашему молодому человеку я пока объясню, какие лекарства стоит купить, — с широкой улыбкой говорит Тэхен. — Я не ее парень. — Он не мой парень, — девушка и Чонгук произносят это одновременно, и Тэхен сжимает зубы. Очень подозрительно. Тэхен заводит Чонгука в кабинет и с силой усаживает на стул для пациентов. Парень пахнет вкуснее, чем та девушка, его так и хочется… попробовать. Тэхен косится на дверь кабинета. Он может ее запереть и разложить парня прямо здесь, на столе, или на кушетке в углу, или на холодном полу — черт, да плевать, где! Чонгук вряд ли будет сопротивляться, он будет сдерживать стоны, чтобы их не услышали в коридоре, и умолять войти в него глубже. А если не будет — Тэхен может его заставить… «Люди не твои игрушки, Тэхен, — вдруг звучит в голове голос Чимина. — Ты не имеешь никакого права менять их мысли и желания» Тэхен хмурится. Его игрушки. Имеет право. Чонгук смотрит испуганно, словно загнанный олененок, легкая добыча, протяни руку и — бери, делай, что захочешь, наплюй на чужие чувства! Но перед глазами все еще образ Чимина, он поджимает губы в тэхеновых мыслях и смотрит — требовательно и выжидающе. Чимин может сдать его в любой момент. Тэхен устало прикрывает глаза. Придется действовать так, чтобы Чимину не к чему было придраться. Сдерживаться — почти невозможно, но Тэхен кое-как справляется, берет ручку и два листка и начинает писать в полной тишине. — Что это? — спрашивает Чонгук, когда получает бумажки. — Список лекарств. — Это я понял. А это что? — парень машет листком с начирканными на нем датой, временем и адресом. — Ты сказал, что ты не ее парень, так что приглашаю тебя на свидание. Чонгук смотрит удивленно и подозрительно. Косится на листок, и Тэхен хочет влезть в его голову, прочитать мысли, направить их в нужное русло — хоть и уверен, что это совсем не потребуется. — Я могу отказаться? — спрашивает парень после недолгой паузы. — А ты откажешься? — Тэхен вздергивает бровь, и Чонгук медленно качает головой в ответ. — Вот и славно. Главное — не перепутай листки, — говорит Тэ, услышав цокот каблуков за дверью, и подмигивает. Он знал, что Чонгук не откажется.

***

Тэхен старается открыть дверь дома максимально тихо, не звенеть ключами, чтобы и без того гудящая голова не разболелась еще сильнее. Стягивает ботинки с уставших ног, снимает парку и замечает Юнги, прислонившегося плечом к стене. — Мне готовиться к тому, что ты опять будешь бросаться на меня? — Нет, — Тэхен почти не обращает на него внимания, шлепает босыми ногами по холодному полу и идет на кухню. Достает из холодильника большой кусок замороженного мяса и задумчиво смотрит на него. Юнги появляется рядом, удивленно вскидывает бровь и вздыхает. — Ты не справляешься, — не спрашивает — констатирует факт. Тэхену хочется послать его, но не посылает, потому что знает, что Юнги прав. — Сколько ты должен был еще продержаться? — Почти месяц. Юнги молчит. Он нечасто лезет в дела Тэхена, не задает лишних вопросов — все, что хотел, узнал еще три года назад, остальное, как он сказал, его не касается. «Ты — не самое худшее, что могло произойти», — говорил он тогда, потирая шрам на плече. Сейчас же он держится настороже, его взгляд сосредоточен, и все мышцы и мускулы напряжены. Тэхен знает — Юнги не боится. Но выходить за рамки он не позволит. — Мне все еще не нравится, что это, — Юнги кивает на мясо, — лежит в моем доме. Это неправильно. А тебе не понравится гора трупов, которая появится, если ты перестанешь себя контролировать. Так что советую сожрать прямо сейчас. Юнги прав. Всегда прав. Тэхену стоило бы прислушаться к нему, но он упрямо кладет кусок обратно в морозилку. Он прекрасно себя контролирует.