От золота к золоту

— Юрочка, съешь лимон, — шепчет Виктор, ни на миг не теряя широкой улыбки. — Ты так золоту не радовался, как этой бронзе. — Иди нахер, — с такой же улыбкой шипит в ответ Юра. — Я расту, а твоя отмазка? Старость не радость? — Перерыв. — Бухать меньше надо было. — Не груби старшим. — В следующем году возьму золото. Да, Бека? Отабек кивает со страдальческим видом — не научился ещё беспалевно пиздеть на пьедестале, тем более посередине, под основным прицелом камер. Научим, думает Юра, и улыбается ещё шире. Не последний раз. — Мне золото, тебе серебро. Бронзу Кацудону, если опять не наебнётся так бездарно. У Виктора вытягивается лицо, но он тут же спохватывается. — Вы там не оборзели медали делить? — Яков, — шипит Отабек. — Убьёт. — Яков рад до усрачки, мы ему весь пьедестал сделали. Давай передадим привет твоему бывшему? — Нет. Жаль, а ведь классная была идея. Показать медаль и поблагодарить за то, что слился. Но Юра не настаивает. Он и так счастлив. Бронза в финале — хер с ним, с серебром, Виктору утешительный приз, пока песок не начал сыпаться, — Джей-Джей, обставленный всего на шесть десятых балла, что особенно доставляет; закончившиеся наконец соревнования, подпорченные внезапно рванувшим в рост телом. Мышцы болели, координация сбоила, но Яков обещал, что к следующему сезону всё будет в порядке. И золото. У Отабека. Никто не ожидал. А я говорил, думает Юра с такой гордостью, словно сам лично поставил Отабеку программу и выдал медаль. Говорил, что он всех порвёт. Выкусите. Плечо Отабека совсем рядом, и Юра едва сдерживается, чтобы не прижаться привычно щекой. Перед камерами нельзя, конечно. Иначе сперва их придушит Яков, а остатки разотрёт в пыль Барановская. Потому что, видите ли, Юре всего семнадцать. Могут не понять. Это Виктору всё можно, а ты не дорос... А хочется, так хочется наплевать на запреты и приличия. Обнять, прижать к себе, на весь мир закричать: мой! Вот он, самый лучший, весь мой: с золотой медалью, тёплыми руками, улыбками, которые никто не видит... Пусть знают и завидуют. Нельзя быть таким счастливым и не орать об этом во всю глотку, потому что когда молчишь, начинает казаться: вдруг неправда? Вдруг сам себе придумал, а на самом деле ничего у тебя нет, только ты об этом ещё не знаешь. Отстойное чувство. Юра знает. Немного подумав, он стягивает осточертевшую перчатку и машет рукой в камеру. Отабек смотрит в другую сторону и не замечает. Ну, это ненадолго.