Живое сердце

Спустя месяц…       Раны Дэя затянулись. Как позже узнала Линс, его привезли уже при смерти, но, к счастью, лекари вытащили его из этого состояния.       Но, когда Дэй пришёл в себя и его состояние вернулось в стабильное, на плечах грузом повисло несколько мыслей: отец мёртв, а сэр Азер едва жив.       Узнав об отце, он долго не мог прийти в себя. В тот день он даже не говорил ни о чём и ни с кем. А в его голове то и дело вертелась одна, но ужасная и густая, будто смола, мысль о смерти отца. Он несколько дней ничего не ел и практически не спал, всё время сидя на полу у кровати его отца в их доме.       – Дэй, послушай, я понимаю, как тебе сейчас тяжело… – хотела было подбодрить она его, но он резко перебил.       – Нет! Ты не понимаешь! У тебя не было семьи! Никогда! Я не говорил с ним несколько месяцев! Ты ничего не понимаешь! – закричал он вслух.       – Моя семья это ты, – ответила тогда она, и он тут же изменился в лице. – Я знаю, как тебе плохо. Я чувствую. Но я также знаю, что твой отец, который тебя вырастил, никогда бы не хотел, чтобы с тобой случилось что-то плохое. Он точно не хотел бы, чтобы ты сломался и опустил руки. И то, что он оставил после себя, это ты. Это ты, Дэй.       – «Никогда не опускай руки, как бы тяжело тебе ни было, слышишь, сынок? – внезапно вспомнил Дэй, как обратился к нему отец много лет назад, когда его у его же дома избили мальчишки. – Я никогда не хочу и не буду хотеть и видеть, что ты сдался, – сказал он, дотронувшись пальцем до его груди. – Неважно, в какой ты ситуации, неважно, где ты будешь и с кем. Главное не сдавайся, усёк? И неважно, откуда я буду на тебя смотреть из окна нашего дома или с небес».       Дэй уже не помнил, что он тогда ответил, но эти воспоминания заставили его встать с пола.

***

Через неделю…       На улице было прохладно и начинало понемногу темнеть, сгущая краски.       На небосклоне солнце уже было почти у горизонта и окрашивало небо и тучи в мягкие оранжевые и красные оттенки.       На небольшой площади в южной части города собралось около полторы сотни человек, из которых окончивших академию было около ста, выбравшие свой дальнейший корпус и своё дальнейшее будущее.       Помимо будущих солдат здесь присутствовали и профессора академии, и другие солдаты, и Клинки.       На помосте, метром в высоту, стоял широкоплечий, в зеленоватом мундире и с тёмными усами мужчина, держа руки за спиной.       Некоторые тихо перешептывались. На городских часах ударило восемь вечера.       – Солдаты! – внезапно вскрикнул мужчина на помосте, заставляя всех притихнуть и устремить своё внимание к нему. – Вы все знаете причину, почему мы здесь! И вы также знаете, что ждёт вас впереди! Вы все знаете, насколько путь Клинка опасен! Через год уже половины из вас не будет на этом свете! Через три – останется четверть! Через пять – останется не больше десятка! Сейчас я попрошу покинуть площадь тех, кто не готов ступить на путь Клинка Свободы! Я предлагаю это первый и последний раз! Ведь как только вы произнесёте клятву – пути назад нет и не будет! А если вы посмеете – вас будут считать дезертиром!       Площадь наполнила полная тишина. Все на момент задумались, обдумывая своё решение. Спустя десять секунд несколько человек отступили пару шагов, а ещё через пару – развернулись и пошли к краю площади. Их примеру тут же последовали многие, словно ждавшие, когда кто-нибудь из них пересечёт барьер, сделает первый шаг и уйдёт.       У оставшихся, ещё не решившихся отступить или идти вперёд, идти с остальными или остаться в голову тут же ударила дрожь.       Всё вокруг на мгновение будто застелила тьма, сквозь которую то и дело уходили безликие, серые лица и, проходя мимо, ни на секунду не отступая от своего решения уйти.       «Я не справлюсь… я не справлюсь», – била в голове дрожь у одной.       «Почему все уходят?! Сколько нас вообще осталось?» – у другого.       «Сделать шаг… Всего лишь… сделать шаг»       «Ну же, давай, Брин, решайся!»       Вскоре на площади осталось всего полсотни учеников.       – Что ж… – тихо проговорил мужчина на помосте. – Солдаты! – резко обратился он к оставшимся. – Клинки! – вновь вскричал он и правым кулаком ударил себя в грудь, а левый завёл за спину и ударил между лопаток, остановившись в этой позе. Оставшиеся повторили за ним. – Да сойдётся мой клинок со вражеским… – начал он и остальные тут же подхватили: – …да запечётся кровь у меня в жилах! Да очистится мой разум! И в лезвие прибудет сила! И клянусь я, Клинок Свободы, защищать земли свои, ставшие для меня родными, и каждого человека, ставшего моей семьёй! И клянусь я защищать Корону и Лепесток! И сражаться до последней капли крови, текущей в моих жилах! Клянусь – и отныне и на веки! Клянусь я, ибо мой путь – Клинок Свободы! ***       Спустя несколько часов я сидел на крыше одного из домов и, раздумывая о будущем, смотрел на первые звёзды.       – Небо сегодня ясное, да? – спросил знакомый голос и хлопнул по плечу.       – А вас разве уже выписали? – спросил я у севшего рядом сэра Азера, не отводя глаз от неба.       –Я думаю, лекари не очень одобрят, что я здесь, – усмехнулся он и уставился на небо. – Как ты? – спросил он спустя время.       – Уже лучше, – отмахнулся я и шмыгнул носом.       – Дэй, может сейчас не время, но мне жаль.       – Я знаю, – кивнул я и спросил: – Насколько хорошо вы знали моего отца?       – Мы были из одного класса. Я, сэр Эдвард и он. Вечно цапались и выясняли отношения, – усмехнулся он и достал сигарету. – Он не говорил?       Я отрицательно качнул головой.       – Сэр Азер… – обратился я к нему спустя несколько минут молчания. – Что дальше?       – Не знаю, – ответил он. – Я не знаю этого, но знаю то, что это далеко не конец…