Разбитый

      Ненависть — именно это чувство Тарьей хотел бы испытывать вместо того, что сейчас завладело всем его сознанием. Ненавидеть Хенрика было бы гораздо легче, чем безответно любить. Он сидел в компании друзей, в кафе. Все разговоры пролетали мимо него, он смотрел в пустоту перед собой и задумчиво крутил бутылку Туборга в руках, от которой успел отпить лишь глоток, прежде чем забыть о ее существовании.       В душе что-то болезненно ныло и уже давно; ему казалось, что он привык к этому внутреннему вою, но на самом деле боль не ослабевала, а лишь становилась сильнее. Если б он только мог обратить ее в ненависть! Но не получалось — стоило ему увидеть Хенрика, просто увидеть, даже издалека, как сердце съеживалось до размеров спичечной головки и не желало качать кровь. Рядом с ним Тарьей всегда ощущал себя иначе, чем обычно, словно вокруг Хенрика образовалась особая аномальная зона, действующая только на Тарьей: он весь обращался в служителя своей любви. Он следил за каждым движением своего божества, за улыбкой, за взглядом, за искорками в его глазах, за каждым изменением интонации. Перед сном он закрывал глаза и проигрывал все это перед внутренним взором. Конечно, такое «кино» не успокаивало боль, лишь разжигало спрятанную в груди печь, сердце жгло от отчаянья, жар поднимался к глазам и высвобождался в слезах. Тарьей засыпал разбитым почти каждую ночь последние месяца три, но не мог избавиться от привычки вспоминать лицо любимого, его непослушные светло-русые волосы, большие голубые глаза, аккуратный нос, улыбку и чуть торчащие клыки, шею, плечи, каждое его движение… — Тарьей, — голос Давида вытащил Тарьей из галереи воспоминаний, — что с тобой? — Эм, — Тарьей пытался сконцентрироваться на разговоре друзей, — все нормально. Просто устал немного.       Он выпрямился и приложился к бутылке. — Слушай, мы тут хотели собраться все вместе и устроить вечеринку, — говорил Марлон между хрустом чипсов, — ну там, собрать девчонок, позвать Сашу, он вроде сейчас в Осло… — И Хенрика! — добавил Давид, делая глоток пива. — Да, конечно, — Марлон посмотрел на Тарьей, которому было очень сложно сохранить прежнее выражение лица, когда он услышал заветное имя, — ну, как? Ты за?       «За? Как я могу быть против, черт побери, это еще одна возможность увидеть Хенрика. Блять, да я за всеми руками и ногами. Какой же я идиот!» — пронеслось в голове Тарьей и ему понадобилось собрать всю волю в кулак, чтобы совершенно спокойно кивнуть и ответить: — Да, я за, — он с невозмутимым видом занялся своим Туборгом.       Конечно, он знал, что, начиная с этого момента и до самой встречи с Хенриком, успеет продумать миллионы разных вариантов того, что может случиться на этой вечеринке. Существует сто и один способ выставить себя полным идиотом перед Хенриком, еще десятки путей испортить его мнение о себе, а также тысяча реплик, которые заведут Тарьей в неловкую ситуацию, о которой он будет жалеть до самой смерти. Вечеринка планировалась в пятницу, у Тарьей было три дня, чтобы спуститься в свой персональный ад и как следует там помучиться.       Тарьей и сам не понимал, как дожил до назначенной даты. Он пытался уйти в учебу, но лучше всего помогала работа в театре. И хотя он там играл персонажа под собственным именем, все же становилось легче повторять слова, заранее придуманные кем-то, словно все решения принимались за него. Тарьей хотел бы, чтобы так же было и в жизни, чтобы даже если его бросало в жар в присутствии Хенрика, он мог спокойно разговаривать с ним, шутить и смеяться как с друзьями. «Но никаких режиссеров за кулисами нет, — Тарьей шел на вечеринку и даже улыбнулся своей мысли, — и как говорил Эвен, мы сами режиссеры своей жизни». Тарьей замедлился, улыбка сменилось спазмом в горле. Если бы он был Исаком, все было бы иначе. У него были бы другие проблемы. Если бы кто-то предложил ему обменяться жизнями со своим персонажем, он бы незамедлительно согласился. Он готов был справляться каждый день с безумием своей любви, но не с ее равнодушием. А Хенрик был равнодушен. Это говорили его глаза, выражение лица, жесты и интонации, за которыми Тарьей так пристально следил. Вот и сейчас, он вошел в квартиру Давида, пожимая протянутые руки, коснулся ладони Хенрика и ощутил, как его пронзает настоящее электричество, но не увидел того же в улыбающихся глазах этого высокого обаятельного парня. Такое повторялось каждый раз, и каждый раз Тарьей с надеждой заглядывал в красивые голубые глаза. Он сразу направился к алкоголю. — О, Тарьей, привет! — Ульрикке радостно обняла его, — как у тебя дела? — Привет, все хорошо — Тарьей не мог не улыбнуться в ответ, пусть вымученно, но широкая улыбка девушки вызывала в нем призрачную теплоту. — Читала рецензию о Det gar bra в Афтенпостене, кажется, вы уже добились успеха, да? — Ульрикке пила что-то темно-красное из бокала. Это могло быть вино или вишневый сок, она просто любила пить из бокалов. — Приходи посмотреть, я был бы очень рад, — Тарьей ощутил странную отрешенность от окружавших его людей, перед глазами словно плыли строчки сценария: сейчас говори это, а потом скажешь это и это. — Обязательно приду! — Ульрикке отвлеклась на Лизу и Тарьей смог сбежать к столику со спасительной выпивкой.       В гостиной было довольно шумно и людно, можно было забиться в какой-нибудь угол и зависнуть в телефоне, превратиться в невидимку и сделать все, чтобы не думать о том, как Хенрик близко и в тоже время далеко. Он задумчиво крутил ленту в Фэйсбуке, но вскоре застал себя за поиском в толпе высокой фигуры. Хенрик нашелся быстро, он разговаривал с Марлоном и улыбался. Тарьей растерянно обвел глазами окружающих его людей. Улыбался не только Хенрик, все были в отличном настроении, танцевали и переговаривались, шутили и смеялись, они все словно стали частью какой-то секты веселых и беззаботных, они говорили на общем языке, которого Тарьей не понимал. Он ощутил свою оторванность от этого радостного общества, свою инопланетность.       Прячась от Хенрика, он остался наедине со своим одиночеством. Что было ужаснее? Тарьей встал с кресла, в которое забился вместе с парой бутылок пива, и словно нырнул в общую атмосферу чуть пьяной веселости. Прилепил улыбку к губам, а когда надо было что-то сказать, кивал и делал глоток. Так, пританцовывая и улыбаясь, он подобрался ближе к Хенрику. Ему нужно было как-то начать разговор, но все за него решил случай. Не сценарий ли? Он споткнулся то ли о чьи-то ноги, то ли о собственную растерянность, и полетел вперед, краем глаза заметив, как из горлышка бутылки выплёскивается пиво. Попало и на пол, и на Хенрика, к чьим ногам Тарьей неловко свалился. — Эй, приятель! — чьи-то сильные руки подняли его, — ты чего? Все, набрался?       Руки, как и слова, принадлежали Хенрику. Если это был сценарий, то явно в жанре чёрной комедии. — Извини, — пролепетал Тарьей, прижимая теперь пустую бутылку к груди. Марлон подал Хенрику салфетки.  — Да не страшно, — отмахнулся парень, промокая салфетками пятна на своей футболке и джинсах.       Тарьей тоже взял парочку, сел на колени и пытался вытереть лужу с пола. Он вспотел, сердце бешено билось у горла, он уже проклинал свое желание влиться в толпу и жалел, что покинул свое жестокое одиночество в кресле в уголке.       Когда от пива на полу остался лишь резкий запах, Тарьей скомкал все влажные салфетки и понес их на кухню. Избавившись от мусора, он оперся о подоконник и тяжело вздохнул. Конечно, он расстроился до слез, все вышло не так, как он планировал, да он даже не успел что-то запланировать, случай решил за него. «Ну, и как тебе это? — спрашивал он самого себя, — нравится, когда решают за тебя?»       Тарьей повернулся к окну и прижался носом к холодному стеклу. На улице уже было темно, он следил за фарами едущей мимо машины и позволил себе на минутку сбежать в свои мечты, а именно в ту, в которой Хенрик присоединяется к нему на кухне, обнимает сзади за плечи и целует заднюю часть шеи. Тарьей почти почувствовал это. Муршаки побежали по спине и рукам, он почти услышал тихое: «Все будет хорошо». — С тобой все нормально? — внезапно он получил по спине от Давида. — Да, — Тарьей радовался, что сдержал слезы: предстать перед другом в таком виде было бы уже слишком, — просто напился. — Ты какой-то странный. Я за тобой наблюдал, — Давид пристроился рядом на подоконнике. — Да? И с чего ты решил? … — Ты как пришел, забился в углу и давай пиво хлебать, — Давид внимательно смотрел на него. Тарьей подумал, что он действительно плохо маскировался. — Да просто работа эта, — отличная отмазка, он будет использовать ее до конца жизни. — В театре? — Ага. Замотался. Еще и учеба, и съемки… — Тарьей не мог долго смотреть в глаза другу, ему казалось, что он читает его насквозь. — Понятно, — Давид кивнул, — не расстраивайся, кто из нас пьяным не падал? Тарьей усмехнулся, он знал, что усмешка получилась не очень веселой. — Слушай, — Давид положил руку ему на плечо, — если тебе плохо, то лучше иди домой, или вообще если хочешь, приляг в спальне у меня. Тарьей представил, как остается один в прохладной темноте. — Да, если можно, я бы прилег где-нибудь.       Когда он остался один, то довольно долго лежал, глядя в никуда. Мысли приходили и уходили как нескончаемый поток. Ни на одной он не зацикливался. Внутри все еще сохранялось напряжение, словно он лишь секунду назад неловко упал под ноги Хенрика. Если бы можно было просто подойти к нему и напрямую сказать о своих чувствах! Тарьей не хотел плакать, глаза были сухими, пока он не представил себе эту сцену. Он закрыл лицо и расплакался как ребенок. Парень повернулся на бок и свернулся калачиком. Голова кружилась и в ушах шумело. Слезы прошли, Тарьей снова молча смотрел в темноту. За дверью раздавались веселые голоса, ему казалось, он слышит смех Хенрика. Знакомый голос снова уводил его в альтернативную Вселенную… На этот раз он принудил себя остаться здесь, наедине с одиночеством. Он снова задавался вопросом, приходившим к нему последние месяцы. Как долго это будет продолжаться? Как скоро его отпустит? И он, как и раньше, до съемок третьего сезона, сможет жить без боли, дышать также легко, как все эти люди, смотреть прямо в глаза и не продумывать в голове тысячу сценариев.       Он надеялся, что в темной тихой спальне сможет отдохнуть, но невзаимные чувства окружили его и тут. Тарьей встал с кровати, наощупь нашел дверь и вышел в затемненный коридор. Голоса стали слышны явственнее, как и смех Хенрика. Тарьей остановился в нерешительности. В гостиной, полной музыки и веселья его не ждало ничего, кроме очередного разочарования. Тарьей тихо подошел к входной двери, нашел свои ботинки и начал обуваться. — Уже уходишь? — услышал он за спиной голос человека, которого он явно не хотел бы видеть следующие 24 часа как минимум. Осадок после неловкой ситуации, в которую он попал прямо перед ним, все еще жгло в груди. — Да, — Тарьей повернулся лицом к Хенрику, — по-моему мне уже хватит. — Да ладно, говорю же, это ерунда, все уже высохло почти. Оставайся! — Хенрик держал в руке пиво, в своей белой футболке и светлых джинсах он выглядел чудесно, его улыбка резала по сердцу охотничьим ножом. — Нет, я лучше пойду, — пробубнил Тарьей. — Ладно. Я все равно покурить хотел. Провожу до выхода, мало ли ты на ступеньках убьёшься, — Хенрик снимал с вешалки свою куртку, — раз уж на ровной поверхности растянулся.       Тарьей выдавил смешок, но ему совсем не было смешно. Он еще долго будет прокручивать в своей голове это нелепое падение.       Они вышли в темный подъезд. Лампочка над дверью квартиры Давида тут же загорелась. Они молча спустились, Тарьей держался за перила, ему не хотелось, чтобы Хенрик беспокоился о нем словно о неловком мальчишке. Они вышли на улицу и остановились у входа. Тарьей наблюдал, как Хенрик длинными тонкими пальцами вытащил сигарету из пачки, быстро прикурил ее от зажигалки и сделал затяжку. Тарьей с внутренней, сдержанной радостью вдохнул сигаретный дым. — Пройдемся, тебе же на остановку? — Хенрик махнул рукой куда-то в сторону. — Да, но не нужно меня провожать, тут я уже сам справлюсь, — он изо всех сил пытался оттолкнуть Хенрика, но слова звучали неубедительно, ведь внутри себя он хотел побыть с ним как можно дольше. — Ой да ладно, все равно курю же.       Они сделали несколько шагов в молчании. Тарьей казалось, что сердце бьется везде, что он сам стал бьющейся мышцей, которую вот-вот разорвёт как бракованный насос. Он пытался считать про себя до десяти, чтобы успокоиться. Но запах сигарет и одеколона Хенрика не давал ни на чем сосредоточиться. — Хотел спросить, а вы там реально травку курите, на спектакле, — вопрос Хенрика застал Тарьей врасплох. — Эээ….нет, это вообще не…там внутри трубка…так что это пар… — Тарьей не мог успокоить скачущие мысли, его состояние передавалось в речи. — Все нормально? — Хенрик повернулся к нему. — Да, — Тарьей хотел ускорить шаг, чтобы закончить эту пытку побыстрее, но ноги наоборот замедлились, он почти не чувствовал их. Тело сдавалось под давление стресса и алкоголя. — Просто ты сегодня что-то совсем… — Хенрик остановился, заметив, что Тарьей замер, — ты чего?       Тарьей набрал воздуха и задержал дыхание. — Тебя тошнит что ли? Ну, ты конечно увлекся пивом, — Хенрик усмехался, Тарьей молча смотрел на него. В конце концов в глазах парня проскользнула обеспокоенность.       Прежде чем он что-то сказал, Тарьей выпалил. — Нам нужно поговорить! — он снова дышал, так часто словно бегал марафон. — Хорошо, — протянул Хенрик, подходя ближе, — о чем? — Я не могу… — Тарьей был ошеломлен своим поведением, конечно, он хотел рассказать Хенрику о своих чувствах, но не так, не сейчас, он не готов. — Я лучше пойду, — он повернулся и, неловко ковыляя, зашагал прочь. — Эй, так нельзя, сказал А говори и Б, — Хенрик пошел за ним, он с легкостью обогнал его и преградил дорогу. — Что случилось? Ты можешь рассказать мне, — он выкинул сигареты и внимательно вглядывался в лицо Тарьей. Тот не имел никакого понятия, как много эмоций в данный момент показывали его глаза и рот, что мог узнать Хенрик из выражения его лица?       Тарьей опустил голову, уставившись в носки своих кед. Деваться уже было некуда. Конечно, можно было что-то соврать, но это было бы какой-то очередной нелепостью, хорошую ложь в таком состоянии не придумать, а его любимая отмазка, помогшая отделать от Давида, вряд ли сработает теперь, когда из его непослушного рта помимо воли вырвалось это чертово «нам нужно поговорить». — Ну, в общем, — Тарьей немного заикался, — я хотел тебе кое-что сказать. Не знаю, как ты отреагируешь… Но мне лучше сказать. Я знаю, что это может все испортить… — Ты о чем? Я уже начинаю волноваться, — Тарьей не видел его лица и не знал, правду ли он говорит. — Мы знакомы уже больше полугода, кажется. Я знаю, как это глупо сейчас прозвучит… То есть, не глупо, а просто смешно… — Тарьей вздохнул. Говорить связно было все сложнее, — не знаю, как сказать… — Я могу тебе помочь, — прежде чем Тарьей сообразил, Хенрик продолжил, — я тебе нравлюсь, да?