Острова в далеком море

Во второй раз свет погас так же внезапно и прочно, как в первый. По коридору потянуло сквозняком, и Найл замер, уставившись в темноту и не зная, как поступить. Отойти к стене? Затаиться в углу? Что будет на этот раз? Запирала ли миссис Фостер дверь? Попытаться сбежать? Но как это сделать в коридорчике, если он ни черта не видит, а тот, другой, очень даже? А может, тут и нет никого — просто погас свет... Найл сглотнул и постарался не дышать, прислушиваясь: тяжело хрустнули камушки под чьей-то ногой. Снова. Звук был какой-то странный, хрусткий и короткий, словно человек не полностью ставил стопу, а носком втыкал. Очень громко. Ближе. Ещё ближе. Это кто-то другой! Найл попятился, а когда тот, кто приближался, всхрапнул и мощный звук ударился о стены, оглушая, Найл заорал от ужаса и рванулся бежать, прекрасно понимая, что некуда, но стоять на месте было выше его сил. Он врезался в стену почти сразу, ссадил лоб, и тут же твердое наподдало в спину так, что из легких вышибло воздух и крик сам собой оборвался. Что-то притиснуло Найла к стене — не понять что. Не рука, не грудь, но что-то жесткое и плоское — теплое! — уперлось в спину. Что это? И ещё словно камнями подпирало ребра с двух сторон. Найл бился в идеальной ловушке — никуда не вывернуться. Он пытался отбрыкиваться, но только ссаживал колени и сдирал ладони, а потом нащупал то, что давило с боков: это было похоже на… Не может быть. Круглые в поперечнике, ребристые, огромные… рога? А в спину, значит, упирался… лоб? И дыхание такое шумное, потому что... Найл тоненько завыл и обвис — мозаика сложилась в жуткое осознание: тот хрусткий звук был от копыт! Это огромный бык, и он… наконец поймал его. Словно подтверждая догадку, бык всхрапнул и пару раз показательно ударил по земле копытом; мелкие камушки порскнули в стороны. Найл молчал и висел, подпертый лбом и рогами, не зная, чего ожидать, и лихорадочно соображая, каких же размеров должен быть бык, чтобы у него был такой широченный лоб? Ладно, Найл довольно худенький, но все равно, это же полметра точно… Как такой монстр бегал по здешним коридорам? Бык фыркнул и поворчал. Может, он не злой и отпустит? Такому убить одного удара хватило бы, а он просто стоит и сопит. Может, надо с ним поговорить? Найл никак не мог сообразить, что нужно говорить быкам. Он же смотрел про корриду, надо сосредоточиться, напрячь память… Но вспоминалось только «цоб-цобе». Кажется, это не то... Бык стоял смирно, но нажим не ослаблял. Шумно дышал. На шум никто не явился, что было не удивительно — про здешнюю звукоизоляцию Найл давно все понял. Он крепко зажмурился, чтобы не заплакать. Ну как, как можно было влипнуть в такую историю? Что у них тут вообще делает бык? Под землей? В коридорах? Найл всхлипнул и окаменел от очередной догадки: бык в коридорах… под землей… лабиринт… Шумное фырканье за спиной показалось насмешливым. — Отпусти, — прошептал Найл. Бык рыкнул. — Ну чего ты меня держишь… Что я тебе сделал? Рогатая голова боднула чуть сильнее, предлагая заткнуться. — Так и будешь держать, пока не сдохну? — разозлился вдруг Найл. — Ну поймал, дальше что? Сильные руки рванули вниз его штаны — грубо, царапнув кожу. Найл онемел от осознания перспектив. Если у этой твари такие рога, то какое там все остальное? Ладно, одно дело — человек, хотя и с человеком было не особо приятно, но это… И откуда тут руки? Чьи они? Страх придал сил, Найл заколотил руками и ногами по новой. Глупо — он только себе делал хуже, до быка достать вообще ни разу не удалось, — но испуганное тело пыталось спастись против воли и рассудка: бежать-бежать-бежать. Бык терпеливо дождался, когда Найл устанет, и с коротким рыком подбросил его рогами выше по стене, отчего ноги оторвались от земли, а руки нелепо растопырились. Висеть при поддержке рогов и стены было не больно, проблема была в другом — воздуха набрать в грудь не получалось. И без того тяжелое дыхание Найла сделалось судорожным, но мощные руки подхватили его под бедра, принимая на себя вес тела, и стало легче. Бык пристроил его поудобней, чтобы лицо не прижималось к стене. Найл даже смог взяться за рога руками, так они меньше давили. «Упражнения на брусьях, — невесело подумал он, — вот и пригодились». Одобрительное фырканье за спиной не успокаивало: теперь Найл всей обнаженной кожей чувствовал горячее дыхание твари при каждом её выдохе: сильное, неторопливое, оно окатывало низ спины и заднюю поверхность бедер. Конечно, чего этому чудовищу бояться и часто дышать. Он тут может творить всё, что хочет. В подтверждение его мыслей бык лизнул Найла горячим шершавым языком по ноге, взрыкнул на попытки увернуться и продолжил широко и влажно вылизывать: вторая нога, ягодицы, бока… Найл заскулил — зачем это? Он его сожрет? Если бы просто трахнуть хотел, давно бы уже трахнул, с такой-то силищей. У него вон одна ладонь человеческую ногу чуть ли не кольцом обхватывала, что ему жалкие подергивания Найла? Давно бы насадил на себя десяток-другой раз и отбросил подыхать — кто после такого выживет? А этот только фыркал и лизал, лизал… Что ему нужно вообще? В голову лезли прочитанные когда-то и совершенно ненужные сейчас подробности о смерти на колу, и Найл задрожал. Ну почему когда надо что-то полезное вспомнить, то черта с два, а вот про это бы и не знать никогда, но нет, он помнит все детали! Бык поудобней ухватил бедра Найла, теперь большие — огромные! — пальцы легли под ягодицы и разминали стиснутые от ужаса мышцы. Попытки начать дергаться бык тут же пресекал, и Найл смирился, свесил голову между рогами. Все равно невозможно понять, что нужно этой твари… Говорят, если животное пугается перед смертью, у него мясо невкусное. Может, это чудовище — гурман? У него небось опыт в поедании людей ого-го какой… Бык заурчал, зафыркал на его покорность. Язык стал двигаться с нажимом — по слюне не больно, — переместился на внутреннюю поверхность бедер и вдруг широко прошелся по яйцам и вверх, между ягодиц. Найл взвился, но его встряхнули: «Тихо!» — а язык продолжал свою работу, то извиваясь и забираясь в складочки, то распластываясь горячо и влажно. И тогда Найл застонал от бессилия — бык медленно, но верно добивался своего: несмотря на всю чудовищность ситуации и неудобную позу, возбуждение давало о себе знать. Найл в жизни не поверил бы, что такое возможно. Кто ж не знает, нет лучшего средства от эрекции, чем страх. Но горячее сопение, влажная ласка языка и сила рук делали свое дело, и на Найла накатывала тяжелая, бездумная похоть. У неё был сильный горький запах, и рыбка воспоминания плескалась совсем рядом, вот... вот... «Он.. этот… он же не делает ничего плохого, — думал Найл. — Он мог бы, легко, но он не делает. И если он хочет… Пусть. Разве это плохо? Я все равно его даже не вижу, это почти как сон… Может, это и правда сон… Пусть...» Язык скользнул внутрь, и Найл невольно развел колени шире, пропуская, принимая его в себя. Бык тихонько зарычал, довольный, громко фыркнул, и язык исчез, широко лизнув поясницу напоследок. По правому бедру Найла гибко ударило чем-то упругим и пушистым, затем так же — по левому. Да это хвост! Вот, снова. Бык взволнованно бил им себя по бокам, Найлу доставался только кончик с кисточкой. Руки снова перехватили бедра поудобней, и стало ясно, что с предварительными ласками покончено, в зад уперлось что-то серьезней и толще языка. Найл задышал ртом, заставляя себя расслабиться, — только хуже будет! — но член до странности плавно проскользнул внутрь, распирая стенки, но не причиняя боли. Радостный взрык раскатился по коридорчику, и Найла прошибло потом, но не от страха — не больно! Не больно — хорошо… Воспоминания бились внутри, готовые прорваться, горячее сопение сушило спину, руки дрожали от усталости, но хотелось, чтобы это равномерное движение взад-вперед не прекращалось никогда. В животе сладко тянуло, Найл обмирал от предвкушения того, что накатывалось горячей волной, и уже бессознательно скулил, подмахивая. Когда длинный влажный язык снова вступил в дело, добрался до яиц и заелозил по основанию члена, мир взорвался белизной, и, содрогаясь под победный рев, Найл ещё чувствовал, как сильные руки крепче стиснули его обмякающее тело, ладони соскользнули с рогов и горячие толчки заполнили нутро. Спасительное забытье наконец придвинулось вплотную, и Найл с тихим выдохом сорвался в него. *** Очнулся он все в той же темноте на полу, у стены. Затаил дыхание, прислушиваясь: он был один. Минотавр исчез. И если бы не сперма, подсохшая на бедрах, и не недвусмысленные ощущения в заднице, то можно было подумать, что все приснилось. Привиделось. Кстати, нужно найти свои штаны. Найл нашарил их, кое-как надел; хоть они и оказались сильно порваны, но держались. Когда явится женщина-лошадь, ни к чему шокировать её своим видом. Она ведь появится? И как ей объяснить, что тут произошло? Как СЕБЕ объяснить, что тут произошло? Найл так ничего и не придумал — он снова впал в забытье. Проснулся в своей комнате и не сразу вспомнил, что засыпал не здесь. Долго сидел, вспоминая произошедшее, потом кое-как съел стоящую на подносе еду и снова лег. — Эй, — раздался голос соседа. — Ты как… нормально? — Да. Отлично, — пробормотал Найл и провалился в сон. Его не разбудили, он проснулся поздно; завтрак на подносе уже остыл, но он все-таки его съел, после чего уснул опять. Ему снились бесконечные сны, яркие и живые; заканчивался один и начинался следующий: сны о лабиринтах и подземельях, о звездах и чудовище с огромными рогами, чья шкура искрилась холодным светом; о невзрачной траве с мелким листом и сильным запахом; о веселых раскосых глазах и мягком голосе. Ещё снился смешной носатый очкарик, который в первый день привел их всех сюда. Теперь он был в голубой медицинской шапочке, делал Найлу уколы и с кем-то вполголоса спорил. Найл проснулся снова только вечером. По теплой еде на подносе определил, что ужин принесли совсем недавно. Он все съел, но в постель не вернулся — сел под стеной с отверстием, привалился к ней спиной. — Асти… — тихо позвал он. — Да? — отозвались мгновенно, будто тот сидел и ждал, когда его позовут. — Скажи мне… — Найл уже знал ответ, но хотел его услышать. — Как твое полное имя? Тишина за стеной была такой долгой, что Найл решил, ответа не будет. — Ты догадался, да? — наконец пробормотал Асти. — Астерий. Я прав? — Тишина была ему ответом. — Ты мог соврать мне, — тихо сказал Найл, — назваться другим именем. И я по-прежнему думал бы, что ты мне друг… — Я не хотел, чтобы ты считал другом кого-то другого, — зло и сухо отозвался Асти. Помолчали. — Может, ты прав, — пробормотал Найл. — Ты теперь ненавидишь меня? — в голосе Асти слышался страх. Найл покачал головой, хотя никто этого не мог видеть. — Нет. Не знаю… Мне нужно время... подумать. — Я не врал тебе, — прошептал Асти. — Ни разу. «Ты не врал, — подумал Найл, — ты позволял мне обманываться. И не называл свое полное имя». Найл лег на кровать и закрыл глаза. *** Когда он открыл их снова, рядом с его кроватью, на полу, кто-то сидел. Найл видел только черные блестящие волосы. Он подумал о парне с татуировкой на шее, но нет, тот, кажется, был выше, а это подросток… Или даже девочка — волосы длинные. Видимо, Найл чем-то себя выдал, и сидящий на полу проворно обернулся. — Привет! Асти. Столько дней Найл слышал этот голос из-за стены. Он смотрел на того, кто стоял теперь перед ним на коленях, — да ему лет пятнадцать! Раскосые веселые глазищи, яркий рот, золотистая кожа. — Ты... грек? — зачем-то спросил Найл. — Да при чем тут греки, — Асти блеснул зубами. — Если ты про Миноса, то он был, не поверишь, минойцем. Только Минос тут тоже ни при чем. Найл закрыл глаза — слишком хотел спать, не до загадок, — но Асти потрепал его по руке. — Эй… Не спи. Давай поговорим. — А если я не хочу? — Тебе нужно, — убежденно заявил Асти. — Ты проспал уже двое суток. Найл таращился в потолок, пытаясь сообразить, как узнать, правда это или нет. Ему-то казалось, что прошел день и одна ночь. Хотя, если разобраться, целые сутки проспать тоже ненормально… — Это я виноват, извини, — Асти гладил его по руке, Найл убрал её подальше. — В чем? — Перестарался, видишь, — Асти указал на себя. — Чуть в младенца не превратился! С этой жадной скотиной очень трудно справляться. Найл устало закрыл глаза: «К черту, к черту все. Это сумасшедший дом. Тут, наверное, все-таки экспериментируют с человеческой психикой...» — Тебе непонятно, да? — спросил Асти. Найл только поморщился. — Понимаешь… ну… — Асти нетерпеливо переступил на коленях. — Ты же знаешь про Астерия Минотавра и лабиринт? — Сказку… Миф. — Да, вы любите сказки, — рассмеялся Асти, и Найла неприятно кольнуло это «вы». — Так вот, это не сказка — я существую. — Да ладно… — тускло пробормотал Найл. — Не веришь. Это нормально. Я потому и не стал на тебя вываливать всю информацию: психика у людей такая же нежная, как тела. С вами нужно потихоньку… Найл сообразил вдруг, о чем нужно срочно спросить. — Где Изи? — С ней все хорошо, — заверил Асти. — Она на соседнем острове. — Почему на соседнем? — Матери с детьми все там, а взрослые минотавры живут отдельно, — на недоумевающий взгляд Найла Асти смешно поморщился. — Ну, беременна она, что ты как маленький. — В смысле… — Найл глупейшим образом разинул рот. Раньше он думал, что так только герои в книжках делают, а вот и нет, оказывается. — Тихо, тихо, ложись... Она совершенно здорова, с ней все в порядке. Там хорошие условия и довольно много женщин, ей будет с кем общаться. Это не тюрьма какая-то, не придумывай ужасов. Вообще ничего не придумывай, просто послушай меня. — Так ты не один такой? — Нет, конечно, — улыбнулся Асти. — Все острова наши. Найл надолго замолчал, обдумывая информацию. — Ты же её не… в смысле... — Насиловал? — живо поинтересовался Асти. — А ты из своего опыта никаких выводов не сделал? Я, по-твоему, склонен к насилию? Пугался ты здорово, конечно, но я тебе вреда не причинял, ведь так? — Вроде нет, но… Все равно же... Это ненормально. — Необычно, — мягко поправил Асти. — Для вас. Для меня никакого другого обычая нет. Не переживай за неё, я её даже не пугал. — То есть ты трахаешь всех, кого сюда привозят? Их присылают тебе для развлечения? Так, что ли? Тебе нравится, что мы боимся? — Погоди, — Асти попытался взять Найла за руку, но тот быстро её отдернул. — Не придумывай ничего, просто послушай. Сказки про регулярные принесения в жертву чудовищу семи прекрасных юношей и девушек только отчасти правда, как это всегда бывает со сказками. Во-первых, всего семь — не четырнадцать! Во-вторых, не в жертву — с другой целью. Девушки нужны для зачатия, потому что минотавров женского пола не бывает. У твоей сестры может родиться девочка, и она будет обычным ребенком, даже очень хорошим ребенком — здоровым, красивым. Тебе не о чем волноваться! Среди людей их полно живет... — А если мальчик? — Увы, тоже как повезет: может быть минотавром, может нет. — И что вы делаете с теми, кто родил не минотавра? — Да ничего: могут остаться на островах, могут вернуться в обычный мир. — То есть вы просто отпускаете их обратно? — поразился Найл. — Они же расскажут! — Расскажут что? — в черных глазах Асти блестело озорство такое откровенное, что и угадывать не нужно. — Что на далеком-далеком острове их насиловал минотавр? Или что похитили инопланетяне? А может, бесчеловечные опыты? Он прыснул смехом. Найл смотрел на веселую мальчишескую физиономию и не мог поверить, что это древнее существо, которое бог знает сколько помнило, знало. Оно должно быть мудрым, степенным и величественным… Разве нет? — И все-таки про «Острова» ходят нехорошие слухи. Ладно, мы с Изи их не знали, но они есть: я в суде слышал, как люди шептались... — Да и пусть, — пожал плечами Асти. — Никто не будет принимать никаких мер — все останется так, как всегда было. Ты что думаешь, нас охраняют как редкий вид, словно каких-нибудь краснозобых казарок? Или разводят ради ценной шкурки? — Ну вы все-таки наполовину люди… — неуверенно начал Найл, на что Асти помотал головой. — На треть, — и резко стал серьезным. — Лабиринт — это тоже я. — Вот эти… коридоры? — Найл готов был застонать от вновь подскочившего градуса безумия. Только он вроде бы начал понимать что-то... Асти приблизил к нему лицо. — Найл, я ведь не делал тебе плохого? — Найл подумал и покачал головой. — Вот и не бойся меня, — Асти быстрым движением выдернул из-под Найла подушку, сел на освободившееся место и уложил его головой себе на колени. — Вот. Так будет лучше. Просто послушай. Тонкие пальцы Асти вплелись в светлые волосы, начали перебирать пряди, и Найл напрягся, окаменел спиной — запах! Серебряная рыбина плеснулась близко-близко, казалось, вот сейчас… Нет. Он вздохнул. — Тщ-щ-щ… — знакомый шепот, знакомая ласка. И Найлу отчего-то стало так спокойно, что он закрыл глаза. А может, он просто был ещё очень слаб. — Просто послушай, — ласково и медленно, как ребенку, начал рассказывать Асти. — Я триедин, меня нельзя разобрать на составляющие. Я человек, нормальный человек, сам видишь. Питаюсь нормальной едой, а не младенцами или там прекрасными девами. Я вообще ни в каком виде людей не ем, легенда о пожирающем Минотавре появилась из-за того, что в лабиринте пропадали люди. Ну а куда они могли деться? Понятное дело, Минотавр сожрал. — А они пропадали в лабиринте? — В лабиринте невозможно заблудиться и тем более пропасть, — улыбнулся Асти. Снисходительность в голосе тоже была знакомой. — Даже после того, как мы перестали быть богами, вы долго об этом помнили: рисовали и строили лабиринты, состоящие из одной непрерывной линии, никаких ответвлений. Она могла петлять сколько угодно, но всегда возвращала человека туда же, откуда он пришел. Но после средних веков вы, люди, начали все усложнять. Вы запутались во всем на свете, и лабиринты ваши стали ловушками, головоломками, которые вели в никуда. — Это правда? — прошептал Найл, хотя говорить не хотелось, слишком приятно было лежать вот так, головой на теплых коленях, и чувствовать ласку этого… Кем бы оно ни было. — Я никогда не вру, не вздумай даже заговорить про критян и лжецов, — Асти легонько щелкнул его по носу, и Найл невольно улыбнулся. — Так вот, триединство. Я человек, я питаюсь как человек. Минотавр — полубык, тварь фантастическая, потому питается… ну, как это назвать… жизненной силой, что ли. Скотина строптивая и жадная, с него глаз нельзя спускать. А я так сосредоточился на том, чтоб он не напугал тебя, чтобы тебе тоже было хорошо... — Найл почувствовал, как краснеет. Асти тихо рассмеялся. — Тебе ведь понравилось? Ты понял почему? Нет? Ладно, ладно, не лезь под одеяло! Я тоже хорош: увлекся и не уследил, что эта скотина столько с тебя выжрала… Извини. — Я теперь буду меньше жить? — С чего это? Нет, отлежишься, все будет хорошо: ты молодой, здоровый… Когда на ноги встанешь, пойдем наверх гулять. Тебе нужно солнце. — А можно? — поразился Найл. — Конечно, — рассмеялся Асти и тут же прикусил губу, словно вспомнил о чем-то. — Если ты решишь остаться, конечно. — А у меня есть варианты? — Есть, — неохотно признал Асти, — и не один. У тебя заканчивается срок. — Ты меня отпустишь? Асти долго молчал, перебирая его волосы. — Лучше бы ты остался, — наконец сказал он. — Это не угроза, нет. Я могу тебя отпустить, просто… Знаешь сказку про Аленький цветочек? Найл нахмурился, вглядываясь в лицо Асти, но тот отводил глаза. — Там чудище умирало от тоски, — недоверчиво произнес Найл. — Ты имеешь в виду, что... — Говорю же, вечно вы в сказках что-то путаете, — Асти невесело усмехнулся. — Мне будет жаль, но я не умру. Умирают вернувшиеся. Точнее, те, кто… Кому я предлагал остаться. — Ты уже… Я не один такой? — Найл пожалел о том, что в кои-то веки сказал что-то быстрее, чем следовало. Глупо-то как. Он что, ревнует? — А сколько мне, по-твоему, лет? — губы Асти снова скривились, но не улыбкой — зло. Найл пожал плечами. Лучше он будет помалкивать и внимательно слушать. — Просто поверь — умирают. Мне ведь привозят тех, кто никому, по сути, не нужен. Вот вы с сестрой сироты, верно? У вас нет ничего и никого. Я могу отпустить, идите! Но что вы делать будете там?! — Асти спохватился, что почти кричит, и помолчал. — Ни жилья, ни образования, ни родни. Работа с утра до ночи, бедность, раздражение, усталость, съемные квартиры, а если ещё семья, дети? Никаких перспектив, всю жизнь тянуть лямку и умереть где-то там, где я даже… Это что, так заманчиво? Это называется свободой? Сам-то веришь? Они долго молчали. — Ты не рассказал, чем питается лабиринт, — напомнил Найл. Обсуждать свои отнюдь не радужные перспективы ему совершенно не хотелось. — А лабиринт нужно кормить смертью, — как о совершенно очевидной вещи сказал Асти. — То есть ты… ну, убиваешь тех, кого привозят? Асти ошарашенно на него уставился. — Я совсем не умею объяснять, да? — Про лабиринт я не понял, — виновато признался Найл. Непонятного пока было намного больше. — Непрерывная извилистая линия уводит человека от некой точки и через какое-то время возвращает его в ту же точку… Изменившимся. Понимаешь? — Асти смотрел теперь очень серьезно. — Вопрос в том, сколько времени человек провел в лабиринте. — Он… водит по времени? — Скажем так. Иногда тут садятся вертолеты с очень важными людьми. Умирающими. Я могу отвести их назад. — Они становятся моложе? — изумился Найл. — Нет, они умирают в лабиринте, отдают ему свою смерть. А лабиринт отдает ребенка, который почти не помнит свою прошлую жизнь, но она хранится в нем и легко становится реальностью. — Погоди, то есть они живут по второму разу? Но как… — Найл даже сел. — Допустим, я президент, или кто там... И вдруг стану ребенком… Да мне повзрослеть не дадут! Меня прикончат наследники! Асти пожал плечами. — Наше дело давать им то, чего они хотят — возможность прожить жизнь во второй раз. В третий. Хоть бесконечно. За это нас снабжают жертвами, обеспечивают безопасную, спокойную жизнь… Тысячи лет. У нас есть то, что людям нужно. Как они решат свои вопросы, смогут ли воспользоваться шансом — нас не касается. Но слышал, наверное, что талант передается через поколение? Найл открыл рот, собираясь поспорить, и закрыл. Слышал. И что внуки иногда удивительно похожи не столько на родителей, сколько на бабушек с дедушками — и внешне, и по характеру, — тоже слышал. — А зачем тогда вообще жертвы, если ты не убиваешь их и не ешь? Для секса? — Так говоришь, будто это что-то плохое, — хмыкнул Асти. — И для него тоже. Давай ещё раз. Присылают молодых людей обоего пола. Женщины, как я уже говорил, нужны для рождения потомства. Нас ведь убивают чаще, чем ты можешь себе представить. — Тебя можно убить? — Меня можно убить — именно меня, человека, — кивнул Асти. — Лично я вообще не так давно здесь… Пару веков. Найл уставился на него в изумлении. Минотавра можно убить? Асти со смехом махнул рукой. — Никаких Тесеев, если ты так все понял! Сюда не прокрадываются наемные убийцы. То есть попытки были, конечно, и не раз, но почти все неудачные. Любой Тесей имеет дело с быком, а против него нет шансов. Нет, нас убивают людьми, — Асти по лицу Найла видел, что тот не понимает, — те, кого мы захотели себе оставить. Моего отца убила моя мать. Мне говорили, он очень её любил. — А она? — Отдельный остров для детей, — напомнил Асти. — Я не знаю ничего, кроме чужих слов. Они прожили тут много лет, и закончилось все так, как закончилось. — Бывает и наоборот? В смысле, что убивают людей… — Конечно, — не стал спорить Асти. — И бывает, что они уезжают. Но чаще всего это заканчивается не лучше. Найл задумался надолго. — Но зачем… зачем вы рискуете, показываясь людям в самом уязвимом виде? Зачем ты мне рассказываешь про всё это? И зачем просишь меня остаться? Лицо Асти вспыхнуло, он, кажется, чуть не выпалил что-то, но сдержался, ограничился коротким: — Я все-таки человек, — и сжал губы. Найлу стало неловко, что он, в самом деле? Это же Асти. Сколько они общались — конечно, он человек! самый близкий ему, может быть... Найл до сих пор не верил всерьез, что Асти был тем быком. Тот человек в темноте, конечно, был он. Но бык? И уж тем более какой-то непонятный лабиринт? Это вообще как? Захотелось срочно сменить тему, но ничего не придумывалось. О чем они говорили? Ну да, о жертвах. — А зачем парни? — торопливо спросил Найл. — Про женщин я в целом понял. — Кормить Минотавра, — бесхитростно ответил Асти. — Я же говорил, ему нужно питаться. — Жизненной силой? От этого умирают? — Если рогатый пожадничает, могут умереть. Но я слежу за ним, а то ведь людей не напасешься. И я не хочу становиться младенцем — столько проблем. Так что нет, обычно люди отбывают здесь свой срок, потом возвращаются. Не в лучшей форме, но живые, со временем восстанавливаются. По-моему, это гуманнее рудников. — Вы робин гуды наоборот… — пробормотал Найл. — Отбираете у бедных, чтобы… — Выжить, — жестко оборвал его Асти. — А вы едите менее разумных и не особо терзаетесь по этому поводу. Ты ведь не плачешь над котлеткой? — Котлетка не человек! Она ничего не чувствует! А мы для вас вроде батареек, — огрызнулся Найл. — Ты про тот смешной фильм? Про «Матрицу»? Этот момент — единственная правда в нем. Да, вы умеете производить, а мы умеем этим пользоваться и тысячи лет живем с вами рядом. Мы симбионты, о которых вам не рассказывают на уроках биологии. У меня даже есть теория… Но сейчас речь не об этом. Они снова долго молчали, каждый думал о своем. — А Минотавра всегда кормят… так? — рискнул спросить Найл. — Через секс? Да ему любой эмоциональный выплеск годится: он мог просто напугать тебя и гонять по коридорам — так обычно и делается. Но с тобой я хотел по-другому... Найл почувствовал, как кровь снова бросилась в лицо, да что же это такое! У него секса раньше не было, что ли? Такого, в общем, и не было, но... Найл покосился на Асти: ну конечно, он наблюдал. Без насмешки вроде, но живо, глаза блестят, на щеках тоже румянец. — Как он выглядит вообще? Этот, ну... Минотавр? — нужно же было сказать хоть что-нибудь. — Я покажу. Потом. Пока что тебе и так информации хватит на неделю размышлений. — Больше, — буркнул Найл. — Ты просто скажи: он бык? — А тебе интересно, да? — рассмеялся Асти. — У тебя очень здоровая психика, ты сам это понимаешь? Другой бы трагедию устроил, а ты хочешь знать подробности! Так вот, рассказываю: он мало похож на поджарых голенастых минотавров, которых рисуют люди. В последнее время вы их стали изображать мохнатыми, клыкастыми, с рогами назад, но это тоже чушь. У него огромная бычья голова, горбатая холка, но от груди вниз он человек, разве что копыта и хвост. Понятно, что вертикально ходить он не способен — башка перевешивает, поэтому он опирается на мощные руки. Нелепая, по сути, тварь, но так уж устроен мир, — Асти озорно ухмыльнулся, наклонился к Найлу и прошептал, щекоча дыханием ухо: — Член у него тоже как у быка: хоть не такой длинный, зато с острым кончиком, что я лично не считаю нелепым, очень удобно, — и со смехом поцеловал Найла в горячую щеку. — Погоди, — Найл окончательно смутился, уперся Асти в грудь: не так быстро и не так просто! Сначала ему нужно все понять. — Расскажи мне про остальных. — Каких? Тех, что приехали с тобой? Забеременеть получилось только у Изи, не зря я на вас рассчитывал. — В каком смысле? — нахмурился Найл. Асти снова смешно поморщился. — Про рецессивные гены слышал? — Погоди… — Найл попытался сесть, но Асти и в это раз уложил его обратно, успокаивающе погладил. — Ты что? Ты в смысле?.. То есть... — Ты ведь не помнишь своего отца? Найл нелепейшим образом вытаращился на него, не в силах двинуть ни губами, ни головой. — Я что… родился не минотавром? — наконец прошептал он. — Изи тоже родилась тут? Асти кивнул, улыбаясь. — Я же говорю, у нас красивые, сильные дети. Жаль, редко получаются. — Я твой сын? — Ты идиот! — расхохотался Асти. — Ну ты посмотри на меня и на себя с сестрой! А мать свою помнишь? Откуда бы у нас с ней взялся светловолосый и светлоглазый сын, вот скажи? Найл, да отомри ты, наконец! Я тебе говорю, нас на островах много. И мы между собой давно уже не родня! Так что нет, ты не мой сын. Надеюсь, не разочаровал? Асти улыбался, а Найл все хлопал глазами, не в силах переварить полученную информацию. Он родился на островах? Его мать родила двойню и увезла их отсюда? У Изи рецессивные гены, и поэтому она может родить минотавра? Балкон! Найл чуть не ударил себя ладонью по лбу. Тупица! На балконах и подоконниках всех квартир, в которых им доводилось жить, мать выращивала в горшках душистую травку: неказистую, ползучую, с мелким листом и горьким запахом. Найл не помнил её названия, зато помнил, как иногда мать останавливалась у перил, обрывала веточку и грызла её, задумавшись о чем-то и глядя в пустоту. Найл боялся таких моментов: мать словно исчезала из этого мира и уходила в другой, свой, оставляя здесь ссутулившуюся фигурку с остановившимся взглядом и сухенькой веточкой в уголке рта. Он сглотнул, мотнул головой. Ладно. Об этом он подумает потом. — Так а что… — Найл откашлялся. — А остальные? Ну, Джин… бритый этот... — Остальные, скорее всего, доработают свой срок и уедут. — Скорее всего? — Я не знаю будущего, — качнул головой Асти. Черная прядь выпала из-за уха и мягкими завитками свесилась до ключицы. Найлу захотелось потрогать, узнать, какие эти волосы на ощупь: шелковисто мягкие или пружинисто жесткие? На это он не решился, зато спросил: — Я могу увидеть сестру? — Лично вряд ли… Не в ближайший год. А по видеосвязи — можно устроить. — Тут есть интернет? — поразился Найл. — Тут есть все, чего я хочу, — пальцы Асти погладили его по нежной коже за ухом, и Найл поежился от мурашек. — Асти, скажи…. Ты со всеми так? Чтобы остались? Найл ждал ответ с тревогой, сам не зная, какой вариант его устроит больше. Асти молчал, но его пальцы продолжали перебирать волосы на затылке. Это, наверное, хороший знак: вопрос его не рассердил? — Когда в нас просыпается бык, нас отселяют на остров, одних, — снова невпопад начал рассказывать Асти. Помолчал и продолжил: — Обычно нам по 15 — 17 лет. Мы многое знаем в теории, но ничего не умеем на практике, потому что быть Минотавром нельзя научить, это либо есть, либо нет. Первые мои жертвы почти все гибли. Что ты так смотришь? Хочешь спросить, было ли мне стыдно? Мне не было стыдно тогда, Найл, и мне не стыдно сейчас. Жертвы погибали не потому, что я этого хотел или мне это нравилось. Мне это даже не было выгодно. Из-за жадности быка я становился ребенком и через год следующую партию встречал дряхлым стариком. Гораздо лучше жить примерно в одном возрасте, поверь мне. Но я не умел справляться с быком, это… трудно. До сих пор трудно. У некоторых минотавров никогда не получается триединство, и они гибнут. Я выжил, у меня даже есть дети, а они у нас редко бывают: бык — тварь сильная, своевольная и при этом безмозглая. Чуть отвлечешься, и у тебя труп. — И что тогда делать? — не удержался Найл и тут же мысленно съездил себе по шее. Что с ним творилось? Откуда взялась эта неуемная болтливость? Расслабился, пригрелся… — С мертвыми? Если я не успевал унести в Лабиринт, то ничего. Слуги хоронили. — Это вот тот носатый в очках и миссис Фостер? — Да, они, есть ещё пара, но они с людьми не общаются. Раньше были другие, конечно. Их когда-то привезли сюда, как всех остальных, и так вышло, что они решили остаться. — Твой запас на черный день? — усмехнулся Найл. — И это тоже, — легко согласился Асти. — Я с возрастом поумнел. Но их никто не заставлял, они сами решили, что им тут лучше, чем там. К тому же накладки у меня теперь редко случаются, это с тобой я увлекся… Но я в любом случае успел бы унести тебя в Лабиринт, не переживай из-за этого, хорошо? Я не причинил бы тебе вреда. Ты краснеешь уже третий раз, ты в курсе? — Найл молча ткнул его локтем. — Ты не пихайся, а думай. Допустим, ты чудовище… Давай признаем, Найл, я не эльфийский принц. И вот ты, чудовище, видишь в год семь человек, причем три-четыре из них девушки, а они тебя не интересуют — так сложилось. Этими людьми ты должен подкармливаться, чтобы жить. Какие у тебя шансы на хорошие с ними отношения? Что, думаешь, давлю на жалость? О нет! Шансы есть, хорошие шансы, потому что я знаю способы. Я пробовал их все. Люди очень быстро начинают верить в любовь к тому, кого боятся, если думают, что это поможет им выжить. А ещё они охотно прячутся от реальной жизни. Но они верят в сказки! В них ведь чудовище превращается в прекрасного принца, и все живут долго и счастливо? А это не мой случай, Найл! Я Астерий Минотавр, я буду жить так, как жил, всегда! И в коридорах будут кричать люди, сходить с ума, плакать от страха и безнадежности, иногда умирать. Я говорю это сразу, у меня нет своих иллюзий и мне не нужны твои! — Асти помолчал и добавил тише: — Я просто хочу, чтобы кроме этого всего было что-то ещё. Что-то… моё. Это к вопросу, со всеми ли я так, большой ли у меня опыт. Часто ли мне приходится стараться, чтобы другому понравилось… Пальцы двигались в такт словам, поглаживали, выписывали круги, и хотелось выбросить все из головы, расслабиться, довериться этим рукам, уснуть… Найл упрямо мотнул головой. Нет. Сначала он должен понять. И, раз уж он все равно лежит тут красный как рак, можно спросить ещё кое-что. Он набрал воздуха в грудь: — А почему… ну… как бык? То есть… ну… Ты же мог подстроить так, чтобы мы встретились как люди… Ты красивый... Я к тебе хорошо уже относился, я даже.. ну... Асти молчал, а Найл не решался на него посмотреть — ждал, прислушивался к дыханию. Может, не стоило с этим лезть? Но на самом деле этот вопрос интересовал Найла сильнее всего. Какой же он все-таки был идиот: лежит на коленях у человека — или кто он там? — который держал его взаперти, сделал своей игрушкой, забрал у него силы, отнял сестру, и неизвестно ещё, что с ней сделал, а ему морочил голову, пугал, трахнул, в конце концов! Но он лежит и позволяет себя гладить. Да мало ли что там Асти рассказывает, может, он врет! Вот кем-кем, а доверчивым человеком Найл себя никогда не считал. Так почему же он лежит, ждет ответ и даже не пытается убрать голову с теплых колен? Почему ему так хорошо, почему он спокоен и счастлив, будто он, наконец… дома? — В сказках, — снова издалека начал Асти, и ушедший в себя Найл вздрогнул от неожиданности, — красавица влюбляется в чудовище, и оно становится прекрасным принцем. Так вот я не стану, Найл. Я повторяю это ещё раз, потому что хочу, чтобы ты остался со мной, но мне важно, чтобы ты сразу понимал: чудес не предвидится, в этой сказке принц идет в комплекте с чудовищем. Астерий Минотавр. Я мог бы обставить все романтичней, но... — Ты уже так пробовал? — Да, — пальцы Асти перестали играть с волосами Найла, губы стали жестче; теперь он сидел неподвижно, словно ждал чего-то. — Я пробовал… Пауза затягивалась, и Найл пытался понять, что происходит. Он напомнил Асти о неприятной истории? Или должен что-то сказать? Но что? «Мне это не важно»? Не правда — важно, просто... — Если хочешь закатить мне истерику, не стесняйся, — с деланным равнодушием предложил Асти. — Я ничего тебе не сделаю. Поводов у тебя сколько угодно, можешь высказаться по каждому, а если что-то пропустишь, я помогу. С чего начнем, с сестры? — Нет, я… я не собирался. Асти пожал плечами и снова замолчал. — Ты ведь мог просто убедить меня, что отсюда нельзя уехать… — вслух подумал Найл. — Стокгольмский синдром? Говорю же, пробовал. Ты устал, похоже, и плохо меня слушаешь. Или слишком много информации сразу… Уехать можно. Правда в том, что сюда нельзя вернуться: если ты решишь уехать, то это окончательно. Второй раз под набор ты не попадешь, а мои возможности не безграничны, иначе я давно бы знакомился в интернете и заказывал доставку. Найл чуть не ляпнул «как пиццу», но успел закрыть рот — хуже нет, когда болтливость усугубляется туповатостью. — Мне нужно решить прямо сейчас? — хорошенько подумав, спросил он. Думать было непросто, глаза так и норовили закрыться. Асти прав, он устал, слишком много всего. И так заманчиво было перестать сопротивляться, соскользнуть наконец в сон. — Я пока не могу, мне нужно… время. Подумать. Я очень хочу спать, если честно... — Время у нас есть, — улыбка Асти была тусклой, но пальцы снова начали ласковое движение, и Найл закрыл глаза от облегчения: хорошо, что решать нужно не прямо сейчас. И хорошо, что можно продолжать лежать вот так. — Думай сколько тебе нужно, Найл. Обо всем, как следует. Мне важно, чтобы ты выбрал сам… Очень важно… А сейчас спи... Он говорил и говорил, движения пальцев вторили словам, и Найл обмяк, потяжелел, засыпая. Дыхание стало легким, губы приоткрылись. Асти не сводил с него глаз и продолжал шептать, теперь уже так тихо, что и сам себя почти не слышал: — Ты вспомнишь, Найл, я чувствую, ты близко… Я теперь лучше умею восстанавливать память... Мне пришлось устроить тебе встряску, но так это работает... Ты вспомнишь, что Изи тебе не сестра, а мать не мать, они обе тебя младше… Но я отдал тебя в хорошие руки… Ты даже лучше в этот раз... Умнее, спокойней… Ты такой… Знаешь, как мне трудно было не спешить? Как я переживал, что не получится и придется начать сначала… Но все хорошо... Ты скоро вспомнишь, кем мы были… И, может, простишь меня за то, что я сделал. Я погорячился, но... опомнился в последний момент и успел унести тебя в Лабиринт... Пожалуйста, прости. А второй раз мы оба были неправы, но я... У меня было время пожалеть обо всем, пока ты рос. Много, много времени… Мне было плохо без тебя... — пальцы Асти теперь дрожали, и он отвел руку от лица Найла, чтобы неловким движением не потревожить его сон. — В ваших сказках три — счастливое число. С третьего раза у нас точно все получится, Найл… Ты просто вспомни… И прости.