Алфавит боли

Белоснежный плащ директора Кренника развевался и хлопал на ветру, напоминая ангельские крылья. Порывистый ледяной ураган выл как целая стая жадных до крови дантуинских волков-мутантов, особенно сильные порывы так и норовили сбить жалкую горстку людей с вершины пологого открытого холма. Имперские офицеры во главе с гранд-адмиралом наблюдали за маршем бесконечной бесчувственной махины белоснежных доспехов, и каждый думал о своем, содрогаясь от леденящего холода. Траун, заложив руки за спину, размышлял от тщетности всего сущного, провожая рассеянным взглядом ровные стройные ряды штурмовиков. А Кренник просто откровенно мерз, обхватив себя не по уставу ледяными руками в тонких кожаных перчатках. Поэтому через несколько минут в покоях гранд-амирала директор безопасности Орсон, вместо того, чтобы молча пить свое горячее вино и лениво вслушиваться в запись доклада Трауна, оглушительно чихнул прямо в кружку. - Что такое? - с раздражением обернулся к нему чисс. - Не обессудьте, гранд-адмирал, - голос Кренника звучал тихо и сипло, - я простыл, кажется. Чисс по-звериному втянул воздух ноздрями, повел головой. Его тело было невосприимчиво к холоду, но ощущение тепла и вялой приятной расслабленности сейчас владело им, и он с любопытством покосился на младшего по званию офицера. - Расстегните форму, - приказ прозвучал ледяным тоном. Голос был равнодушным и усталым, но в кроваво-алых глазах загорелся заинтересованный огонек. Человек медленно взялся худыми пальцами за пуговицы, расстегнул половину и немедленно оказался в сильных объятиях чисса. - Люди такие хрупкие, только тронь - и сломаются, словно деревья на ветру, - задумчиво произнес гранд-адмирал, касаясь гладкой кожи на острых ключицах Орсона, - а вы истинный образец своей нелепой расы. Бледный, горячечный, худой и жилистый, словно скрученный из стальной проволоки, Кренник гибко повернулся в руках Трауна, окончательно избавляясь от белоснежного мундира. Его брови мучительно надломились, лоб пересекла поперечная морщинка. - Я в вашей власти, адмирал, - безвольно выдохнул он тихо, перекатив голову по мощному широкому плечу чисса и поднимая на Трауна взгляд небесно-синих глаз. - Я болен... и очень ослабел. От его развязного тона чиссу стало не по себе. Продажная слабость людей, их порочность и полное верховенство чувств над разумом было ему известно, но Орсон всегда отличался хоть и напускной, но все же ощутимой холодностью, которая сейчас неизбежно таяла и истончалась под обжигающе-горячими синими рукам. Спокойствие и лишь внешний слабый контроль исчезли, стоило кому-то проявить столь необходимую человеческой слабости грубоватую силу. Однако гордость Кренника не позволила бы ему сдаться столь быстро, поэтому, когда руки Трауна сжались сильнее, оставляя на белой коже багровые кровоподтеки, он вскинул голову и недовольно выпалил, поджимая и без того тонкие губы. - Не стоит позволять себе столь много, адмирал! Пустите меня немедленно, у меня синяки от ваших звериных лап будут, - и в его наглости Траун без труда уловил нотки истеричного нахальства. Говорить настолько вызывающие вещи старшему по званию мог позволить себе только очень смелый или очень глупый человек. Разумеется, из равновесия такие слова чисса вывести не могли, но они дали ему повод продолжить затеянную игру с заманчивой наградой в конце. - Ах, звериных!? – замахнулся он, уже собираясь отвесить по пылающей щеке звонкую пощечину, но что-то его остановило. То ли жаждущий взгляд Орсона, то ли то, как подчиненный прогнулся, даже не пытаясь закрыться от удара. - Ну давай, бей… Чего тянешь! – выдохнул с придыханием Кренник, запрокидывая лицо и облизывая губы и тут до Трауна дошло наконец, что человек удара жаждет как ласки. Вместо этого ладонь будто сам собой опустилась на напряженное горло. Гранд-адмирал чуть сжал пальцы, срывая с губ Орсона удивленно вздох. – Ты что?.. Траун!.. Фразу окончил протяжный стон, перешедший в хрип, когда темно-синие пальцы сжались крепче, придавливая пульсирующую жилку на бледном горле. Кренник выгнулся, закатывая глаза, приоткрывая алые блестящие от слюны губы, и заскреб пальцами свободной руки по ткани адмиральского мундира. Чисс с шумом втянул в себя воздух: ничего бесстыднее он в жизни не видел, в паху в ответ на это наливалось, каменело, да так уверенно и быстро, как бывает не с каждой красивой и любительницей продажной любви. Орсон бился в его руках, будто от боли, но Траун точно знал, что ему ничуть не больно, что не страдает человек, а горит огнем неконтролируемого желания. Темные ресницы трепетали, под голубоватыми веками сновали туда-сюда глазные яблоки, а губы жадно хватали воздух, которого не хватало. Траун испуганно отдернулся, приходя в себя, и убрал руку, отшатнулся весь, отступая на шаг. Кренник застонал, и в голосе его скользнуло разочарование. На бледной шее наливались отметины от пальцев. - Зверь, как есть зверь… - прохрипел Орсон, но как-то одобрительно, и сверкнул влажными глазами из-под ресниц. Потом приподнялся на носки, придвинулся к отшатнувшемуся Трауну и мучительно улыбнулся. – Вцепишься зубами в горло? Снова захотелось ударить человека по лицу, но уже от смущения, в которое тот его вогнал. Чисс облизнул губы, но не шелохнулся, сцепившись взглядом с Кренником – с ним, как с животным: чуть отведешь взор, покажешь слабину, и тут же накинется. Но в этот раз проиграл Орсон: опустил глаза и лукаво улыбнулся, а потом подался еще ближе и накрыл широкой ладонью его вздыбленную под одеждой плоть. Траун дернулся и попытался сбросить руку, но Орсон точно змея обвился вокруг него, опрокидывая на спину навзничь. - Я хочу проверить! – капризно заявил он, надавливая ладонью на пах и оседлывая чужие бедра, как конские бока. Чисс сглотнул, не в силах справиться с желанием, и потянулся к нему, пытаясь отстранить и заодно посмеиваясь над забавным сравнением себя с лошадью. - Опомнитесь, директор Кренник, это я! Траун! – хрипло прошептал гранд-адмирал, но Орсон лишь рассмеялся, склоняясь к нему и прижимаясь щекой к щеке. А ведь казалось – поцелует. Ладонь скользнула по чужим плечам, огладила худую спину. Кренник гибко прогнулся в пояснице, ложась грудью на грудь. - Мой мощный и ласковый зверь... - по-кошачьи промурлыкали губы над ухом, и чисс понял, что попал. Перевернувшись, он опрокинул Кренника на спину, подмял под себя и хотел поцеловать в губы, но тот увернулся со смешком и потянулся к нему, обнимая за шею. - Не время целоваться, - шепнул Орсон и запрокинул голову, открывая тонкую шею, точно намекая. По обе стороны уже алели следы от пальцев. Это свидетельство его причастности завело Трауна сильнее, он даже не стал задумываться над словами человека, приник губами к дернувшемуся кадыку, поцеловал, прикусил, украшая метками, точно и вправду был зверем. Орсон снова рассмеялся пьяным смехом и вскинул бедра, встречая на полпути ответное движение. Плоть к плоти, жарко, мучительно. Кренник хрипло застонал и вцепился в плечи чисса короткими ногтями, забрался ладонями под воротник его так и не снятого мундира, дернул, потянул и рассмеялся в ответ на рык. Между ними стояло множество запретов и границ, и они не спешили рухнуть под напором страсти. Зачем все это надо было Креннику, Траун не знал, он вообще мог думать лишь о том, как красиво выгибающееся под ним бледное тело. Что обитало в седой дурной человеческой голове, знал разве что только сама Сила, но и она не сказала бы, отчего Орсон так беспомощно стонет, цепляется пальцами за воротник кафтана, рвет ногтями петлицы на груди чисса. - Сила... Сила великая... Адмирал отбросил в сторону все доводы рассудка, крики разума о том, что перед ним офицер, подчиненный, человек, солдат, в конце концов. Тело Трауна красиво изогнуто, одна плавная линия. Мышцы на плечах напряжены, вырисовываются завораживающим рельефом. Траун входит в Кренника, опираясь прямыми руками по обе стороны от его головы, а когда человек пытается приподняться, кладет ладонь ему на горло. Орсон извивается, катаясь по жесткому холодному полу, но остается на месте, а напряженный долбится внутрь, сдирая нежную кожу в кровь и душит его, посылает щекочуще-острые ощущения по всем нервам, мышцы пресса напрягаются, судорога сковывает все тело. Внизу живота словно бьется пульс. И Кренник стонет, громко выкрикивает что-то отчаянное, безумное... От этого голоса можно было запросто излиться сию секунду. Траун зашипел, обессиленно утыкаясь лицом в худое плечо, прикусывая тонкую кожу над сбившимся воротом так и не снятого плаща. Пах прижатый к паху – острые бедренные кости Орсона чувствуются даже сквозь кожу. Какой человек узкий, худой и хрупкий – как только душа в теле держится? Последняя связная мысль посещает на грани, прежде чем Кренник подается ближе, вжимается в него с протяжным хриплым стоном. Пальцы находят чужую руку, тянут обратно к горлу; чисс понимает его без слов и продляет мучительную агонию, сжимая чужую шею и кончая следом, только от того, как Орсон запрокидывает бессильно голову, как приоткрывает влажные искусанные губы. Как под пальцами дико бьется его пульс, как хрипы рвутся из глотки… Траун не выдержал и накрыл его рот, собирая стоны собственными губами. Орсон не оттолкнул, он, кажется, вообще не понял, что происходит в этот миг. Глаза его широко распахнулись, но не увидели пред собой ничего. В них, в этой глубокой синеве бился и ревел адский огонь, но угасал все скорее, потому что рука Трауна давила все сильнее. Чисс просто не контролировал мощный спазм мышц, и человек задыхался, будучи не в силах даже захрипеть. Перед глазами стремительно темнело. Траун сдавил еще сильнее, под пальцами что-то неуловимо сдвинулось, и жизнь покинула беспомощное тело Кренника под звук хруста сломанных позвонков в изувеченном горле. Траун поморщился и сдвинулся с придавленного тела, давая место, только сейчас до конца понимая, что произошло. Орсон не дыша лежал на спине, а по губам его змеилась удовлетворенная усмешка. Бледный лоб взмок, а со щек ушел лихорадочный румянец, кажется, жар спадал, пропадая с возбуждением и потом, а на его место приходила восковая бледность и мертвый холод безжизненного тела. Чисс трепетно провел тыльной стороной ладони по его щеке, отводя прилипшую влажную прядь волос и тщетно вглядываясь в мутные синие глаза. Ни следа жизни в них уже не теплилось. Траун подался ближе к кровати, наклонился, отгибая край покрывала: на бледной шее Кренника наливались темные трупные пятна на месте синяков. От взгляда на них чисса снова бросило в жар, и Траун поспешил укрыть мертвое тело плотнее, словно трусливо скрывая невольное деяние от чужих глаз. И если в затуманенном удовольствием разуме и промелькнула мимолетная жалость к несчастной хрупкой игрушке, жертве неосторожности более сильного существа, то чувство это было весьма слабым и надолго в его голове не задержалось... А - АСФИКСИЯ