Алфавит боли

Короли - люди могущественные, в большинстве своем. Особенно, короли планет. Даже если планета маленькая, но расположена в самом центре торговых путей. Особенно, если планета богата на то, чего развитой Галактической цивилизации так не хватает - на воду, на воздух, чистые овощи и фрукты, свежее мясо, молодое вино. Если на троне грамотный и умный человек, обладающий зачатками торговой хватки - планета сказочно разбогатеет за пару лет. Так и случилось. Умер старый король, которого устраивало положение скромной колонии на периферии. На его место пришел молодой. Его вырвали из Храма Джедаев и привезли на Тиару, в родной дом, оставленный десятки лет назад. Джедаи забирают детей насильно, а возвращают редко. Принц давно забыл о крошечной планетке Светлых Рек, давно позабыл о своем титуле, и серебряная корона вызвала у него удивление и восхищение. И он оставил запреты Ордена, разругался с Советом, покинул Храм и вернулся домой. Похоронил отца-короля и забрал его венец, дворец, трон и долги. И тогда его талант оперативника-дипломата, лучшего среди всех магистров и сенаторов в столице, развернулся и раскрылся во всей своей полноте. И к Тиаре потянулись торговцы из центра Республики, протянула свои жадные щупальца Федерация, заинтересовалась Конфедерация Независимых Систем. Всем нужны ресурсы, исчерпанные много лет назад. А король заключал договоры, поднимал цену, подписывал и составлял контракты. Планета богатела на глазах, подчинялись и колонизировались соседние спутники, такие же маленькие и богатые. С богатством и властью приходит порок. Король давно забыл о доктринах Силы и Ордена, он отдавался работе и развлечением со всей страстью, подавляемой ранее. Нашел жену покрасивее на нищей планетке, выкупил и планету, и девушку, не спрашивая позволения у ее семьи и у нее самой. Зачем спрашивать тому, у кого есть деньги? Джедаи, бывшие друзья, ученики, напарники не раз прилетали в прекрасный цветущий сад, на планету Тиару. Король с хохотом гнал их прочь. Его больше не беспокоили пустые запреты монахов в светлых туниках. Сам он теперь одевался в черный шелк, но с верным изумрудным световым мечом не расставался никогда, добавив к нему с десяток ножей в богатых ножнах. В его маленьком дворце построили новое крыло с высокими зубчатыми башнями, и туда со всей Галактики свозили красавиц и красавцев всех рас и возрастов, начиная с детского и заканчивая зрелым. Девушки - большеглазые твил'лечки, хрупкие тогруты, крепкие гладкокожие андорианки - беспрерывно рожали ему детей, а юноши - люди большей частью - развлекали танцами. Во дворце бесновался целый выводок разношерстных детенышей, все одинаково голубоглазые, как и их отец. Красоте тиареанского гарема не было равных во всей Галактике. Он был пышным, ярким, экзотически-экзотически-вызывающим словно зверинец или птичник с самыми редкими видами и образцами фауны. Он блистал как сундук ограненных камней и источал мускусные, мягкие и острые запахи специй и цветов, он жил своей жизнью, предоставленный сам себе, как и все его обитатели. Про жену король обычно забывал и вспоминал только перед различными приемами или балами, чаще предпочитая общество смуглых тонких и быстрых мальчишек. Разнообразие плотских утех и объектов вождения сделали его крайне разборчивым и брезгливым, теперь утонченные запросы сладострастного короля не могли удовлетворить даже самые красивые представители своих рас. Огромный гарем из рабов и рабынь все разрастался, пополняясь все новыми экземплярами, а затем наскучивших прикроватных продавали или казнили - в зависимости от королевского настроения. В серале образовалась своя сложная иерархия, на вершине которой удобно устроились четверо особо любимых королем юношей - Кенни, Тео, Ксан и Бег. Все они были схожи между собой, но обладали такой тонкостью и чуткостью, что с легкостью могли предугадывать любой настрой своего хозяина и умудрялись угождать ему всегда, успокаивая его похоть и гнев. Все мальчики были одинаково нежные, худые, легкие, кожа их напоминала слоновую кость в окантовке обработанной бронзы, глаза были темны как крупные агаты и волосы волнисты как колечки на шесть молодого ягненка. Сам же король, как владеющей Силой, не менялся внешне с возрастом и не старел вовсе, оставаясь сильным, высоким и красивым как настоящий бог из старых легенд. Его глаза были синими и холодными как ледники Хота, а длинные русые волосы мягкими и шелковистыми как травы Дантуина. Жена короля находила утешение в молодых девушках и опытных женщинах постарше, а его величество милостиво до поры до времени закрывал глаза на ее измены. Но всему приходит конец. Короля начали задевать ее бесконечные свидания и вечера у камина в компании очередной красавицы. Сам он о чужих чувствах не заботился, но самолюбие его страдало от знаков внимания оказанных слабой и глупой женщине, а не ему самому. Больше всего королеве Шеми нравились две женщины из гарема, привезенные и упрятанные во дворец насильно. У них не было имен, лишь номера в списках рабов, но она дала им прозвища и привязалась к ним всей душой. И вот король нарочно, чтобы причинить королеве побольше боли и обиды продал этих девушек подальше от Тиары. Шеми страшно тосковала по своим подругам, по рыжим шелковым волосам одной и по хрипловатому бархатному голосу другой. Она любила, искренне любила своих очаровательных спутниц и очень тяжело переживала их потерю. А король только насмехался над ее чувствами, считая ниже своего достоинства обращать внимание на недостойные и никому неинтересные вещи. Королева затаила на него обиду и решила по одному извести всех королевских любимцев. Она подсыпала им яд в пищу и вино, и юноши угасали на глазах. На придворном кладбище появились четыре новых надгробия. Но король из Храма и джедайских наук вынес одну простую истину - ничто не вечно и ни к чему не следует привязываться. Поэтому он ничуть не горевал по любимым танцорам-рабам. Он был равнодушен ко всему, и ненависть королевы от этого только увеличивалась. Но месть следует подавать предварительно хорошенько остудив, поэтому ее величество вернулось к маске ледяного спокойствия и молчаливой покорности воли супруга. А король, довольный ее послушанием, сменил гнев на милость и вновь начал относиться к своей королеве как жене, а не как к красивому предмету богатой дворцовой обстановки. Однажды, когда на дворец и двор опустилась прохладная ночь, королева прошла в покои своего супруга, пронеся под подолом легкого платья кинжал. - Моя прелесть, зачем вы решили нарушить мой покой? - спросил король, приподнимаясь на постели и пристально глядя на жену в полутьме спальни, - вы давно не баловали меня вниманием... - Ваше величество, я хотела лишь проведать вас, - голос красивый и нежный задрожал, но король улыбнулся и протянул руку. - Милая моя, отдай-ка мне мне свою игрушку. От смуглого лица отхлынула кровь, королева рвано вздохнула и дрожащей рукой вложила в широкую ладонь короля кинжал. Тот слегка сжал пальцы на рукояти, а затем просто отложил оружие на столик. - А теперь присядь и объясни, зачем ты отравила моих рабов. А впрочем, - красивая рука нетерпеливо дернулась, - лучше пойди и прими ванну. А после поговорим. Королева, вся трепеща и дрожа, покорно склонила голову и ушла в смежную со спальней комнату, вскоре там зашелестела вода. А король же неторопливо поднялся с постели и перешел к креслу у окна. И вот он устало откидывается на спинку кресла, вытянув ноги, расстегивает жилетку, пару верхних пуговиц на шелковой рубашке а после, немного помедлив, и ширинку. До слуха доносится шум воды. В вакуумной тишине спальни он звучит почти как грохот горного водопада. Мужчина закрывает глаза и представляет себе смуглое стройное тело жены, облекаемое тугими прозрачными струями. Представляет, как тонкие ручейки стекают по изящной спине, ниже, в ложбинку между ягодиц; стекают по тяжело вздымающейся груди, выступающим реберным дугам, твердому, плоскому животу, теряются в курчавых черных волосках на лобке… Его величество неровно дышит через нос, чувствуя нарастающее возбуждение, мягкими волнами растекающееся по телу. Опускает руку на пах, вяло массируя возбужденный член через брюки. Образ красавицы Шеми преследует его весь день, и королю стоит больших усилий держать себя в руках. Выйдя из ванной, королева неподвижно застывает на пороге комнаты, боясь каким-нибудь своим неловким движением прервать открывшееся его взгляду восхитительное действо. Король не замечает ее присутствия, упоённо лаская себя, полностью поглощенный мучительным наслаждением. Он медленно проводит рукой по влажной ткани белья, туго обтягивающей эрегированный член, мягко царапает ногтем уздечку, издав удивленный задавленный вздох. Движения ленивы и неспешны, он не собирается кончить, а только подготавливает себя к чему-то большему. Шеми не может удержаться от глухого мелодичного стона, представляя продолжение со своим непосредственным участием. Звук заставляет его величество прервать свое занятие. Он неспешно поворачивает голову, ловя на себе расфокусированный взгляд темных глаз жены. Та еще влажная после душа, с очаровательно розовеющей нежной кожей, покрытой мурашками из-за гуляющих в гостиной холодных потоков воздуха. С густых плотных мокрых волос, собранных заколкой на пол капает вода. Король усмехается, движением руки призывая супругу подойти ближе. Та совсем не изящно, на негнущихся деревянных ногах подходит к мужчине в кресле и позволяет ему, потянувшись, сорвать с себя махровое полотенце. Король вмиг делается серьезным, рассматривает ее холодным, жадным взглядом голого вожделения. Шеми пытается глубоко вздохнуть, но с тревогой понимает, что снова не может это сделать. - Ты так холодна со мной, моя королева, - его величество укоризненно качает головой, сохраняя на лице участливо-обеспокоенное выражение, в то время, как его рука ныряет под одежду и слабо сжимает мошонку. Шеми кожей чувствует едва различимый стон-вздох мужа, отдающийся в ее собственном теле острым приступом возбуждения. Одышка и дрожь возвращается с новой силой, но теперь они – не самые большие проблемы. Ей до дрожи в кончиках пальцев хочется прикоснуться, почувствовать рукой, а лучше губами нестерпимый жар желанного тела. Дразнящие касания короля становятся жестче. Не сводя лихорадочно блестящих глаз с лица Шеми, он освобождает от белья налитый кровью член и откидывается на спинку кресла, широко расставив ноги. Ладонь грубо и, как кажется королеве, даже больно проводит по блестящему от смазки стволу, сильнее сжимаясь на нежной головке. Дыхание его величества сбитое и тяжелое, в такт резким движениям руки,Шеми сама не замечает, как подстраивается под него, стараясь растворить свое присутствие в окутавшем мужчину облаке удовольствия. Она как будто перестает ощущать свое тело, бесплотно рея в тугих потоках жаркой похоти, исходящей от мужа. Тот тяжело смотрит на супругу исподлобья и вкрадчивый сухой голос, который слышит она, совсем не вяжется с его состоянием: - Ну же, моя прелесть… - так интимно, что у Шеми волосы на затылке встают дыбом и невольно поджимаются пальцы на ногах. – Раз ты совсем не заботишься о себе, жена моя, - король с силой толкается в кулак, прерывая фразу очередным стоном сквозь стиснутые зубы, - может, позаботишься обо мне… Я ужасно устал за день. Для Шеми остается загадкой, как мужу удается строить полноценные осмысленные фразы, в то время как она сама, даже просто наблюдая за ним, не слышит ни единой связной мысли в своей голове. Единственное, что ей точно нужно сейчас, это почувствовать мужа так близко и глубоко, как только возможно, и она с готовностью обрушивается на колени меж его разведенных ног, любовно касаясь пальцами внушительной эрекции мужчины. Сколько бы раз Шеми не делала это, каждый раз она чувствует какой-то абсурдно благоговейный трепет, как будто совершает священное таинство. Она теперь подчиняется другим законам и поклоняется тому, кто смотрит на нее сейчас так ласково-вожделенно, поощрительно гладит влажную макушку, запуская пальцы во влажные красивые волосы. Шеми доверчиво ластится к чужой руке, мягко массирующей кожу головы, почти мурлычет от щемящей нежности и пропускает момент, когда расслабленная ладонь сжимается в кулак, сминая волосы на затылке и резко тянет, впечатывая лицо королевы в пах мужчины. Его величество удовлетворенно хмыкает, наблюдая как Шеми болезненно стонет, конвульсивно цепляясь за одежду мужа. Вся эта прелюдия была очень милой, но король распален до предела и устал от игр. Он усиливает давление на затылок жены, понукая к активным действиями, и блаженно закатывает глаза, когда она широко раскрывает рот, влажно проводя языком по горячей бархатистой коже. В нос бьет терпкий мускусный запах, от которого у нее напрочь сносит крышу. Пот заливает глаза, а сведенные судорогой ноги до боли напряжены. Шеми ощущает предобморочную слабость, вдыхая резкий, острый запах возбужденной плоти; рот переполнен слюной, она стекает из уголков губ, по подбородку, Королева мокро и грязно елозит языком по члену, с силой прижимаясь губами к набухшим венам, проступающим под тонкой кожей. Она не отдает себе отчета в том, что делает. Обычно она может контролировать свое желание, а минет не превращается в какое-то животное непотребство, но сейчас что-то иначе, голова кружится, и Шеми отпускает себя, позволяя неясным звериным инстинктам руководить его действиями. Она ставит яркий засос на внутренней стороне бедра мужа, там, где теплая нежная кожа покрыта жесткими черными волосками, широко растягивает опухшие воспаленные губы, стараясь погрузить в рот поджавшиеся, переполненные спермой яички. Давится и хрипит, проезжает зубами по сморщенной коже мошонки, и король внезапно хлестко, наотмашь бьет ее по щеке, дернув за волосы с такой силой, что на глаза Шеми наворачиваются слезы. Она глубоко вздыхает, подавляя рвущиеся наружу обиженные всхлипы. Король так груб с ней, что Шеми вот-вот готова кончить. Достаточно будет этой твердой руки в волосах и пары резких движений. А еще лучше, если муж стиснет пальцы на ее шее, перекрывая кислород, или наступит на нее своим идеально вычищенным жестким ботинком… Шеми очень старается, расслабляя рефлекторно сокращающиеся мышцы, пропускает член как можно глубже в глотку. Он слишком большой, королеве сложно двигать языком, но судя по восторженным вздохам мужа каждый раз, когда он до предела погружается во влажные глубины чужого рта, она все делает правильно. У нее в голове совсем не осталось мыслей, острый запах мыла, пота и горячего тела, наиболее яркий в паху, которого королева касается носом, заглатывая особенно глубоко, вычищает сознание подчистую. Она шумно дышит, перекатывая языком мякоть головки, истекающей солоноватой вязкой смазкой, с каким-то остервенелым рвением насаживается ртом на крупный член. Под рукой – твердое, как камень, бедро короля, мышцы предельно напряжены в приближении оргазма. Шеми скользит ладонью под полы рубашки, гладит рельефный пресс, прослеживает пальцами тянущуюся вниз дорожку волос. Второй рукой ныряет чуть глубже, надавливает на промежность – и слышит громкий, протяжный стон мужа. Мужчина выгибается в руках жены, обильно и мощно кончая. Каждая его мышца вытягивается в звенящую струну, агонизируя и создавая оглушительный резонанс. На периферии зрения пляшут черные точки, и Квай-Гон на секунду всерьез боится потерять сознание от удовольствия. Королева судорожно дергает горлом, глотая сперму мужа, но не отстраняется до последнего. Лишь когда опустошенный мужчина опадает в кресле, она выпускает изо рта его вялый член, напоследок тщательно облизав, и улыбается своей самой порочно-невинной улыбкой. Король тянется к своей жене, и та легко и невесомо опускается к нему на колени, притягивая за воротник рубашки и вовлекая в голодный, пылкий поцелуй. Рот Квай-Гона наполняется его собственным вкусом, когда Шеми с упоением вылизывает его щеки и небо. Она возбуждена безумно: ерзает на коленях мужа, трется об его живот и предано льнет. Ей нужно всего ничего, чтобы кончить, но она хочет, чтобы это сделал король. Мужчина усмехается в жадный рот, одной рукой обнимает жену за талию, а другой шарит в кармане брюк в поисках тюбика с лубрикантом. - Всегда готов? – Шеми смеется немного истерично, но тут же замолкает, когда меж ее бедер скользят пальцы мужа. Мужчина ласкает осторожно, разминая круговыми движениями гладкие края лона. Толкается на пробу внутрь одним пальцем – и тут же проваливается в сырую тянущую глубину. - Это кто еще тут «всегда готов»? – насмешливо переспрашивает Квай-Гон, но Шеми не обращает внимания на его слова, концентрируясь на головокружительно приятном ощущении, когда король подушечкой пальца проезжает по чувствительным стенкам внутри. Пара поступательных движений, сопровождающихся приглушенными стонами королевы – и вместо одного пальца внутрь скользят сразу три, жестко и глубоко. Легкая боль от растяжения приносит сумасшедшее удовольствие, и Шеми подается назад, с готовностью принимая врывающиеся в нее пальцы. Король льет на ладонь еще лубриканта и плавным, выверенным движением добавляет четвертый палец под аккомпанемент удивленных и восторженных вздохов-всхлипов. Это почти фистинг, и от одной этой мысли королева может кончить. Она представляет себе, как ее лоно растягивается вокруг скользкой от обилия смазки ладони мужа, как туго обхватывает его запястье, когда он костяшкой большого пальца сильно давит и тянет. Шеми даже не замечает, как размашисто насаживается на пальцы короля, увлеченная жаркой фантазией. Она практически чувствует, как твердая ладонь сжимается в кулак, который мощно, с трудом преодолевая сопротивление мышц, поршнем ходит у нее между ног. Двинув пару раз кончиками пальцев по потемневшему от прилившей и набухшему клитору, королева выстанывает целую симфонию восхитительных звуков, пока дрожь оргазма не затихает, и она не обрушивается на мужа, обессиленная и счастливая. Король не торопится вытащить пальцы из тела жены, а она сама слишком измотана, чтобы пошевелиться. Припухшее и расслабленное лоно пульсирует, конвульсивно сжимаясь, когда Квай-Гон скользит пальцами глубже, исследуя горячее нутро. Шеми бессильно стонет, теснее прижимается к мужчине в попытке уйти от терзающих его пальцев. Она слишком чувствительна сейчас. Каждое прикосновение ощущается усиленным стократно, шум крови в ушах оглушительней набата. Шеми вжимается лицом в шею мужа, ловя губами стекающие по ней капли пота, соленого и едкого. Давящая на грудь тяжесть постепенно отступает, получается дышать свободно. И она дышит сильно и надсадно, разбивая потоки обжигающего дыхания о влажную шею Квай-Гона. Между широко разведенных ног входит крепкий член короля. Проникновение слишком болезненно, Шеми почти не желает его. Вынуждена терпеть, ведь отказ неприемлем. Она протяжно стонет, цепляясь за мужа, прижимаясь к нему, как к отвесной скале на краю обрыва, чувствует кожей, как по телу Квай-Гона пробегает волна легкой дрожи. Король все еще одет: рубашка влажная от пота, холодная ткань липнет к спине, и Шеми спешит снять ее, непослушными пальцами ковыряя крошечные жемчужные пуговки, справляется кое-как, обнажает подтянутый торс, гладкие бледные плечи. Она приникает к широкой, твердой груди мужчины, давая ему почувствовать, как сумасшедше колотится ее сердце. Квай-Гон успокаивающе и благодарно гладит ее по спине, затылку, шее, ласково очерчивает пальцами аккуратную ушную раковину. Порывисто подается вперед и припадает к ней ртом: посасывает нежную мочку, невесомо касается губами тонкой кожи за ухом, проталкивает язык внутрь, ощущая, как восторженно дрожит податливое тело в его объятиях. Шеми так очаровательно пылка, что, не знай ее король достаточно долго, уверялся бы в ее неискушенности. Но это далеко не так; в зияющих черных провалах глаз пламя беспримесной испепеляющей страсти пожирает всякий стыд и смущение. Чувственные губы, так самозабвенно ласкавшие его плоть и впитавшие его семя, алые, как кровавая рана на лице, изогнуты в призывно манящей полуулыбке. Чистый порок, воплощенный в ангельской невинности. Король сейчас сходит с ума по этой женщине. По ее обманчиво хрупкому телу, жадным объятиям, сладостным стонам, переходящим в надрывные крики, по тому, как она самозабвенно отдается ему, как чутко улавливает и предупреждает любое желание, как послушно и с одинаковым удовольствием принимает удары и нежные прикосновения. Рядом с ней Квай-Гон кажется себя неотесанным мужланом, не способным по достоинству оценить бесценное сокровище, неожиданно оказавшееся в его распоряжении. Шеми задушено хнычет, ерзает, слабыми руками упершись в подлокотники кресла, пытается приподняться и соскользнуть с распирающего ее изнутри члена. - Успокойся, моя королева, - Квай-Гон гладит ее по волосам. – Давай, подвигайся немного. Как я люблю, ты же знаешь… Шеми отчаянно мотает головой, глотая жалобные всхлипы, но тем не менее делает то, что велит мужчина. Расставляет ноги шире, упираясь коленями в кресло, закидывает руки на шею королю и рывком подбрасывает тело вверх, снимаясь с члена мужа. В растянутом лоне хлюпает от обилия смазки и неприятно зудит. Король чувствует бедром крупную дрожь, прошивающую тело Шеми. Слипшиеся от слез ресницы подрагивают, королева отчаянно кусает губы, силясь удержаться на подгибающихся коленях, но Квай-Гон плавно и неумолимо надавливает ей на плечи, заставляя опуститься. Пульсирующий жар плотно облегает короля, когда он несдержанно толкается глубже, заставляя жену скулить от саднящей боли. Член легко скользит внутрь, растягивает и заполняет, и Шеми чувствует себя невозможно открытой и беззащитной. Сильные руки ложатся ей на ягодицы, удерживают, давая возможность расслабиться и отдаться задаваемому королем ритму. Ощущения внутри такие острые, что перекрывают что-либо еще. Мышцы живота сводит спазмом, когда Квай-Гон особенно сильно толкается внутри. Шеми давно уже так перевозбудилась, что каждый толчок внутрь вызывает что-то сродни краткому и незавершенному оргазму. Ей как будто вытягивают нервы, скручивая в возбужденный трепещущий клубок внизу живота. Его величество уже почти на грани. Входит не сдерживаясь и мало заботясь о состоянии тела своего партнера. Разработанные мышцы уже не сжимается плотно вокруг члена, король вдавливает пальцы в теплую мягкость ягодиц и утробно рычит, почти раздражаясь. - Напрягись-ка, дорогая! Слова вылетают прежде, чем он успевает задуматься над их содержанием. Шеми дергается, как от пощечины, вся напрягается, съеживается, и король ругает себя за несдержанность, в попытке загладить вину целует в сгиб локтя, где под тончайшей мембраной кожи вьются голубые нити венок. Королева не обижена, она дает это понять аккуратным прикосновением губ к виску мужа. Слова вылетают прежде, чем он успевает задуматься над их содержанием. Шеми дергается, как от пощечины, вся напрягается, съеживается, и король ругает себя за несдержанность, в попытке загладить вину целует в сгиб локтя, где под тончайшей мембраной кожи вьются голубые нити венок. Королева не обижена, она дает это понять аккуратным прикосновений губ к виску мужа. Их тела спаянны потом и распалены трением кожи о кожу. Король до красных пятен перед глазами жмурит веки, сдерживается из последних сил, желая прийти к финишу не раньше Шеми. Она же хнычет и шипит, царапая ногтями спину мужа, ее тело – сплошная эрогенная зона, внутри – раскаленная лава. Но этого все еще не достаточно. На длинных стрелках слипшихся ресниц подрагивают соленые капли, которые Квай-Гон тут же спешит слизать. Он гладит плечи Шеми шершавыми ладонями, опускается невесомыми касаниями по позвоночнику, трет растянутое вокруг своего члена лоно и сходит с ума от отчаянного надсадного стона жены, которая трепещет под его пальцами, как тугая струна. Король надавливает пальцами сильнее, проталкивает их внутрь вместе с членом, и чувствует, как по животу растекается теплая липкие сладкие соки женского тела. Шеми бьется в оргазменных конвульсиях в кольце рук мужа, закатывает глаза так, что видны только белки. Изящный изгиб бровей надламывается, искажая лицо в мучительной агонии наслаждения. Король кончает следом, до хруста ребер стискивая жену в объятьях. Завтра оба они будут чувствовать себя разбитыми и вымотанными, но это совершенно несущественная мелочь. Сейчас все прекрасно, как никогда. Поэтому пересилив себя король относит жену к постели и ложится на подушки. - Ты такая лицемерка, Шеми… Вроде бы и убить меня пришла, но в то же время просто светишься от самодовольства и радости. И про оружие забыла, моя королева. Затем следует успокоительный и обнадеживающий поцелуй в шею, сменяющийся мерным дыханием спящего. Королева несколько мгновений вглядывалась в расслабленное красивое лицо мужа, рука ее уже поползла было к кинжалу на столике, но затем жестокая улыбка появилась на тонких искусанных губах. Золотая заколка упала с тихим стуком на пол, и по ее плечам и спине рассыпались длинные густые волосы, ее гордость и повод для зависти прочих девушек гарема. Несколько тугих прядей она намотала на кулак, и жесткая каштановая петля захлестнула горло короля. Шеми с силой потянула за свободную прядь, раздался негромкий хруст, сдавленных хрип, и через секунду все было кончено... Г - ГАРЕМ