Алфавит боли

Эта часть - единственное исключение, она не оканчивается смертью. _________________________________________________ Его величество и царская милость сразу понимает, что новый мальчишка при дворе — настоящая находка, ценная и нужная до поры до времени. И получить его будет легко — такого помани надеждой, и он готов на все. Пока детская наивность светится в васильковых глазках - нужно ею пользоваться. Феденька во время разговора обычно смотрит в пол, отвечает едва слышно или вообще молчит. А иногда на него находит какая-то дикая необузданность, и он смеется своему хозяину в лицо и артачится как маленький породистый жеребенок. Все оказывается не так просто, но когда это Иван Васильевич отступал перед такими пустяковыми трудностями? Он шепчет на ухо мальчишке весьма и весьма соблазнительные вещи, в душе раздражаясь на его тихое упорство и зажатость. В конце концов Басманов сдается, поддаваясь своей лишенной выбора обреченности, и царь утаскивает его в первую попавшуюся комнату. Отвратительно грязную, узкую, темную и пустую. Кладовая что ли... Самое подходящее место для темных делишек, среди густого запаха пыли, воска и сдвинутых вместе столов. И когда Федор первый раз вскидывает на него испуганные, но внезапно заблестевшие очи, похожие на влажные глаза маленького беззащитного олененка, а на его бледных щеках проступает нежный румянец, Иван Васильевич начинает догадываться, что юный Басманов весьма и весьма заблуждается на его счет. Это тихое: «Пожалуйста, не надо, государь, молю вас», робкое смущение и нервная дрожь, едва заметная глазу — ну, конечно, вот вам и ответ: Феденька боится, что сделается мальчиком на одну ночь и, лишившись чести, быстро отправится вслед за остальными, изрядно наскучившими государю игрушками. Ивану Васильевичу становится смешно, и он быстро развеивает заблуждение Федьки, потому что ему нужно нечто совершенно другое. Кардинально противоположное и несоизмеримо более важное. Но Басманов так доверчиво смотрит, приоткрыв рот, что государь, излагая ему свое весьма и весьма важное дело, никак не может отвязаться от задней мысли, довольно скользкой и захватывающей дух. Он же красив, как настоящий ангел. Тонкий, изящный, с такими четкими, но идеальными линиями. Как таким - женоподобным, нежным, очаровательным - не воспользоваться... Когда притягательные алые губы выдыхают очередное: «Да, государь», Иван Васильевич ненадолго прикрывает глаза, борясь с тысячами соблазнов. Никакие карминные губы самых изысканных и дорогих шлюх не несут печати такого греха, как губы этого мальчишки — с чувственным рисунком, чуть припухшие, словно от жестких поцелуев. Государь обводит нижнюю подушечкой большого пальца, задерживает руку, и то немое обожание во взгляде Федьки, что с недавних пор светится в глубине робких глаз, размывается поволокой. Иван Васильевич проталкивает палец между охотно принимающими его губами, остатками здравого сознания отмечая, что дышать становится тяжелее, а тяжелая одежда давит и вызывает раздражение. Во взгляде Басманова— непроглядный туман, топкое и вязкое болото. Один неверный шаг — заблудишься и пропадешь с концами. Иван Васильевич подается ближе к мальчишке, так, что чувствует запах свежей чистой кожи и может видеть свое отражение в помутневших глазах. В глазах своего мальчика. Кладовка наверняка хранит много грязных тайн, и еще одна осядет здесь вместе с остальными — надежно укрытая от всего мира. Иван Васильевич медленно очерчивает влажной подушечкой большого пальца скулу Федьки, пока тот часто дышит приоткрытым ртом, и по спине его ручьем течет пот, в груди все горит, а колени сводит судорогой. Ему даже не надо ничего подсказывать — Басманов чутко реагирует на прикосновения пальцев, кажется, читает мысли в широко раскрытых, черных и мутных от желания, глазах. На коленях, с доверчиво приоткрытым ртом, Феденька похож на прекрасного падшего небожителя — в тот самый последний момент перед падением с неба в жидкую зловонную грязь Преисподней. Рука трясется, но справиться с завязками получается все равно очень быстро. Теплое дыхание Федька оседает на возбужденной плоти, головка тяжело и влажно шлепает по губам, пачкая их смазкой, и Басманов принимает его, смежив свои густые темные ресницы. О, нет, государь нежен, очень нежен со своим мальчиком. Это так жарко и сладко, у Федьки такой горячий рот, он такой неуверенный и скованный, что Иван Васильевич всего лишь плавно двигает бедрами, глядя, как упоительные губы плотно смыкаются вокруг его напряженной плоти. Он наслаждается видом едва ли не больше, чем ощущениями от этого нежного рта, наблюдает, как трогательно вздрагивают ресницы и слушает восхитительно-постыдные звуки, эти захлебывающиеся причмокивания, и нечеловеческим усилием воли не позволяет себе даже чуть больше и чуть глубже… Он едва успевает отстраниться. Оргазм оглушает, словно удар по затылку. Перед глазами все плывет, а Федька поднимает на него поплывший взгляд и — о, боже — облизывает губы… Государь помогает ему встать, и Басманов прижимается к нему, пряча пылающее лицо на груди... Ж - ЖИЗНЬ