Ведьминская лавка

Когда ведьма и правда оказалась Ведьмой, Касьян пожалел, что не был в силах сбежать — девчонка умудрилась припасти его к своим делам и обернула в длинную шляпу, складывая ему в бездонный хвост все свои принадлежности. Она по большей части не обращала на него внимания, и иногда казалось, что ей вообще было плевать на весь окружающий мир — настолько тихой, спокойной и мрачной была Айта. Она и сейчас такая — хладная и словно бы мертвая, — да только Касьян все чаще начинает замечать, как растягиваются в редкой кроткой улыбке тонкие губы, как бережно длинные пальцы копаются в земле, как они перебирают сухие шелестящие травы или страницы, как светлые волосы (отливающие рыжим солнцем) тяжёлыми мокрыми волнами спадают на обнажённую спину и как завистливо иногда устремляется взгляд в окно. Касьян думает — ведьма кого-то ждёт. Он первое время был уверен, что у девки явно есть жених или хотя бы поклонник — да только в избушку к ним захаживали то активные детишки (с которыми обычно безразличная ко всему Айта играет в мяч), то больные, совсем захворавшие старики (которые всегда приносили гостинцы и обязательно интересовались самочувствием девчонки). Касьян также был уверен, что бесовка была лишь травницей, чаровницей и целительницей, забавлялась лишь со своими зельями да скляночками, разговаривала лишь с духами да зверьми, — и глубоко ошибся, идиот. Потому что бесовка оказалась самой настоящей ведьмой. Одной из тех самых, чья магия могла возвращать к жизни, чья магия могла проклинать и убивать. Одной из тех, кого сейчас нельзя было встретить в обычных селениях, одиноко затерянных где-то среди лесов и полей. Касьян не любит ведьм, а потому всеми силами пытается не проникаться симпатией к Айте, которая так уверенно и тщательно штудирует все книги, желая ему помочь снять заклятье. Зима-зубатка уступает место шаловливой неряшливой весне, и время мчится как умалишённое, словно бы кем-то подгоняемое, а ведьма так и торчит в своей избе безвылазно, иногда выскакивая в лес и собирая корешки или только налившиеся силой и жизнью почки. Касьян продолжает сыпать сорными словами направо и налево, и, когда наступает тёплый май, внезапно осознает, что ему даже нравится здесь. Впервые за ту сотню лет, что он прожил лишь с одной целью, ему что-то нравится. Он не может понять, что же чувствует при этом, не может вспомнить, как следует себя чувствовать, а потому делает то же, что и всегда — ворует эмоции окружающих. Касьян благостно покачивает хвостом подобно по-собачьи верным лисам, весело скалит клыки, как иногда забегающие к ним волки, важно хихикает, словно сороки-балаболки, которые часто на своих хвостах приносят Айте вести. Иногда ему хочется своровать какую-нибудь эмоцию и у девчонки. И тогда он долгими часами прислушивается, приглядывается, внимательно всматривается в размеренные отточенные движения, в холодный безразличный взгляд, в лёгкую, будто мираж, улыбку, иногда проскальзывающую на её бледном лице, и приходит в очередной раз к неутешительному выводу, что воровать нечего. Айта подобна чистейшему кристаллу, и все эмоции её — лишь мутные примеси, настолько слабые и настолько мелкие, что даже разглядеть их невозможно. А потом как-то одним июньским вечером к ним приходят внезапно незнакомцы, и ведьма неуловимо меняется. Касьян чувствует, как покалывает воздух от магии, которая готова вот-вот вырваться и обрушиться штормовой волной на людей, которая готова поглотить все, похоронить в себе все живое, — и как Айта, обычно холодная и какая-то словно бы мертвенная Айта, сдерживает эту неуёмную мощь в своём маленьком хрупком теле. — Что вы здесь забыли? — разносится её морозный снежный голос, и незнакомцы в военной форме ёжатся. Касьян пристально наблюдает, как один из них гневно сжимает челюсти, и мысленно хмыкает. Глупые люди, которые так и не научились за сотню лет сдерживать свою силу. Глупые люди, одним из которых когда-то был и Касьян, которые до сих пор не могут осознать ведьминскую мощь. — Не смей так обращаться к нам, демонская сука, — шипит тот самый, который уже почти готов выхватить меч и кинуться вперёд, — или поплатишься за это. Касьян вдруг громко смеётся, хохочет так, что заставляет незнакомцев отшатнуться, а Айту — неприязненно дёрнуть его за хвост, и думает, что только идиоты бросаются такими фразочками в адрес ведьм, даже если они и выглядят только травницами. Крис с Мисой, эти собаки под личинами лисов, тут же угрожающе скалятся и в мгновение ока вырастают до размеров избы: их белые пушистые хвосты дымятся, по земле начинает стелиться холодный туман, отовсюду из-за деревьев выглядывают гневные духи, — а бесовка, как и была спокойной, сдерживая свою бушующую магию внутри, так и осталась. Один из людей, явно капитан (с тем самым раздражающим лицом, которые обычно бывают у добряков, борющихся за правое дело), вдруг неловко смеётся, поднимая вверх ладони, словно сдаваясь, и чуть кланяется, не отрывая странный взгляд от опасно-ледяной Айты. — Прошу прощения за своего новичка, прекраснейшая, — беззлобно хохочет мужчина, шагая навстречу ведьме, и виновато чешет макушку. — Он ещё не знает, как тут все устроено, а потому прости его, Айта, — лучезарно улыбается он, подходя непозволительно близко, но Крис с Мисой даже и не думают бросаться на него. Касьян заинтересованно вглядывается в черные вихры и серые добрые глаза, и еле сдерживает себя оттого, чтобы стукнуть мужчину погремушкой по голове. Айта вдруг улыбается ему в ответ, мягко и искренне, так, как никогда до этого не улыбалась, и Касьян удивлённо моргает, не понимая, что происходит. И не понимая, какого черта у него где-то внутри что-то резко вздрагивает. — Что-то ты долго в этот раз, Агап, — ласково кивает девчонка и пропускает гостя в дом, наставляя лисам стеречь двор. — Неужели на севере и правда были такие сильные морозы? — с улыбкой интересуется она, и Касьян чувствует, как магия, до этого бушующая и угрожающая, вновь прячется где-то в глубинах фарфорового тела. Агап согласно выпячивает губу и коротко рассказывает о том, как прошёл военный поход на север, как он встретился там с ненавистью и ужасами войны, как их великий маг-император вновь завоевал очередную страну с наименьшими потерями. Айта слушает его молча, иногда кивая в ответ и постоянно подливая горячего чая. — Кстати, я же тебе привез гостинец, подруга, — вдруг улыбается мужчина, и в его глазах Касьян замечает что-то странное, что-то, объяснение чему не может дать. — На севере знатные дамы носят диковинные украшения, так что… — он достает из заплечной сумки массивное ожерелье, усыпанное алыми каменьями, и Айта качает головой, коротко вздыхая. — Ты же знаешь, я не ношу… — начинает она, и Агап хитро улыбается, следом за украшением уложив на стол стопку книг. Бесовка с несколько секунд удивлённо рассматривает кожаные обложки (Касьян с ненавистью видит черную змеиную кожу) и вдруг бросается рассмеявшемуся мужчине на шею, рассыпавшись в благодарностях. На её лице — счастливая улыбка, в её глазах — чистая радость, и эти эмоции так и манят своровать себя, такие прекрасные и искренние, да только… Касьян вздыхает, все же не сдерживаясь и легонько ударяя Агапа погремушкой по носу, и отчего-то думает, что ни к чему ему красть что-то настолько великолепное. Иначе вновь рано или поздно его застанет расплата.