Силуэт на фоне Солнца

Информация, добытая моим братом, просто поразительна — во всех смыслах. Теперь я понимаю, почему Инквизиция столь яростно охотилась на наших братьев. Шутка ли — возможность влезть в голову любому! Легилименция, а именно так это искусство называют святые братья (помимо «дьявольской ереси» и «темнейшего и искусительно-мерзопакостного колдунства», ясное дело), дает возможность напрямую связаться с разумом другого человека, причем требует для этого минимум магических способностей — даже печально известные ведьманы на это способны. Впрочем, сие действо требует от колдующего совершенно недюжинной концентрации, дабы просто не потерять себя в закоулках чужого разума, особенно если тот отмечен развитой фантазией и склонностью к саморефлексии. (Ни в коем случае не пытайтесь применить легилименцию к нечеловеку, безумцу или стальному — впрочем, как оказалось по чистой случайности, в этом случае может помочь небольшое количество металического золота, принятое внутрь). Искусство состоит в следующем: маг создает связь между своим разумом и разумом исследуемого, получая возможность ловить и искажать образы донора, тем самым подводя того к нужной магу мысли или информации. Звучит, разумеется, замечательно, но ровно до того момента, как начинается практика — вот здесь то и оказывается, что вся теория ничего не стоит, если ты не понимаешь, как мыслит донор. Как сказал мой друг, товарищ и людских душ мастер Бриз, здесь гораздо важнее быть эмпатом и психологом, чем магом. Однако собственная глупость — вовсе не единственная опасность, поджидающая плясуна на тончайшем канате легилименции: сам донор при должном умении может перепрыгнуть через него — разумный через безумца. Это умение называется окклюменцией, и подобно оно полуторному мечу, что позволяет и защищаться, и нападать одновременно. В чем же секрет, и как защитить себя от сей магии? Все, как обычно, и просто, и сложно. Простота в том, чтобы ухватиться за несобственную, чужеродную мысль и, вооружившись своей фантазией, завести чужака в ловушку цикличных мыслей и образов (я тоже ничего не понял). Сложность же, как обычно, в практике. Однако для таких лентяев, как я, существует еще один способ, особенно любимый стальными: как оказалось, с помощью магии, по своему роду сходной с чарами Империуса, можно подчинить разум жертвы, заключив его в тиски собственной воли, укрепленной волшебной силой. Разумеется, как и Империус, эти чары требуют стальной воли и немалого потенциала даже против простого человека, не говоря уже о сильном маге или просто волевом человеке. Впрочем, если есть время и проверенный палач, то подобное не является проблемой. С другой стороны, если у вас есть время и палач — чего вообще усложнять? (Примечание: защищаться также можно с помощью сильной магии) Заметки Кельсера Хатсинского, собранные его ученицей в том «Всегда есть еще один секрет». *** Что я делаю на лестничной площадке Норы, прижавшись к двери на кухню? Занимаюсь, как считает Люциус, совершенно мне не свойственным, однако крайне полезным делом — подслушиваю. — Уровень безопасности совершенно неприемлем, Артур! — шипел Фадж из кухни, на радость мне забыв поставить защиту. — Не согласен, министр. Уверен, Гарри здесь в полной безопасности, — заверял Уизли-старший. — Ты хоть понимаешь, что со мной сделают, если у него хоть волос с головы упадет? — Учебный год начнется уже через несколько дней, Корнелиус, — продолжить настаивать Артур, но меня спугнули шаги на лестнице сверху. И снова меня от чего-то защищают. Как мило-то. Вот только кто защитит защитников и оградит ограждающих? *** — «Грандиозный побег из Азкабана!», «Настали темные времена!», — кричали заголовки газет, небрежно оставленных на обеденном столе Уизли-старшим. Что-то они поздно прочухались, либо же министр до последнего это дело скрывал. Впрочем, вполне на него похоже. Тьма и сифилис, вот от чего меня охраняют — и охранять будут хорошо, раз уж взялись. Впрочем, что такое «хорошо» без печально почившего Грюма? Правильно, плохо. *** Скоро начнется новый учебный год, а я ведь не хочу его пропустить, верно? Поэтому сейчас я стоял перед Гринготсом, ожидая, пока рыжий матриарх вернется с моими деньгами. Не имею ни малейшего понятия, как ей это удастся, да и наплевать — если гоблины посмеют меня обмануть, даже опосредованно, у меня лишь станет на одно развлечение больше. Немного покупок, и поезд везет меня в Хогвартс. Настало время для суровых дум и жутких планов. Что помогает думать? Правильно, еда. Подумав так, я достал из сумки что-то напоминающее бутерброд и принялся усиленно жевать, дочитывая последние страницы книги летнего солнцестояния. И я чуть не подавился, когда ко мне в купе вошли. А вошла в купе девочка чуть младше меня, в простой черной мантии первокурсницы и светлой блузе. Серые глаза чуть навыкате смотрели на меня чуть рассеяно и доброжелательно. — Здесь свободно? — спросил меня знакомый голос. — Несомненно, — ответил я, сжимая ладонь, из которой вырывались язычки пламени. — С кем имею честь? — Полумна Лавгуд, — представилась девочка, садясь и аккуратно расправляя юбку. — Гарри Поттер, — представился я в ответ. — Скажи, Полумна… — Просто — Луна, Гарри Поттер, — обезоруживающе улыбнулась первокурсница. — Ага. Так вот, скажи мне, Луна, что ты знаешь о зеркалах? — Это просто, Гарри Поттер, — заявила девочка, все так же пугающе смотря на меня, — зеркала делают из серебра и стекла, чтобы в них смотреться. — А что ты, Луна Лавгуд, — продолжил я «допрос», — знаешь о людях-зеркалах? О… стеклянных людях? — Мама рассказывала мне, что они тоже сделаны из стекла и серебра, — таинственно зашептала она, слегка наклоняясь ко мне. — Стекла, созданного из песка времён, и серебра, что выплавлено из человеческих душ. Говорят, это дает им власть над мирами и тьмой в сердцах… — Вот ты где, Гарри! — влетел в купе рыжий, за чьей спиной маячили Грейнджер и, кажется, Лонгботтом. — Мы тебя заискались! — Предлагаю продолжить поиск в другом месте, — совсем недобро посмотрел я на вошедших. — Думаю, еще есть свободные купе. — Зачем? — искренне удивился Уизли-младший, усаживаясь напротив. — Ты ведь нам занял. — Да ты что, — съязвил я, закипая все сильнее. — А катафалк тебе не занять? — Не шути так Гарри, — нахмурился Ужас Гриффиндора. — Это очень плохая шутка. Я хотел уже было продолжить вытеснение гостей вон, но меня снова прервали — в этот раз внезапно затормозившим поездом и отключившимся светом. — Ой, — заявила Полумна, пересаживаясь по другую сторону от меня, подальше от двери. Откуда-то спереди раздался приглушенный вскрик. — А-а, — понял я, ощущая знакомый холодок. — Дементоры. — Но ведь они должны быть в Азкабане! — воспротивилась реальности Гермиона, но была ею жестоко опрокинута — в купе медленно и претенциозно вплыла костистая рука младшего демона. Мне то они не страшны, а вот детишки конкретно так испугались. То ли еще будет… Яркий свет Патронуса из коридора прогнал голодную сущность, и в многострадальное купе завалился смутно знакомый человек, раздавая шоколад и особо ценные указания. А я что — хрустел вкусняшками вместе со всеми. *** И вновь ночь скрывала меня, а магия — мои шаги. Трансгрессировать из спальни совершенно не хотелось — заметят еще. Зайдя в ближайший подходящий проулок, я собирался шагнуть, но сзади довольно внезапно раздались шаги. Это не были шарканья Филча, и мне стало интересно. — Нарушаете режим, мистер Поттер? — со странным выражением в пустоту проговорила новоявленная директриса МакГонагалл, осматривая пустое место перед собой. Секунду она была в какой-то прострации, а потом вытащила из мантии некий пергамент, стукнула по нему палочкой и вгляделась. Неужто это и есть легендарная Карта? — Интересно, — заявила она. — Гомеум ревелио! — Хм, — виновато хмыкнул я, снимая мантию-невидимку за ненадобностью. — Виноват, профессор МакГонагалл. — Тридцать баллов с Гриффиндора, — все еще сохраняя на лице странную смесь недовольства и слабого удовлетворения, заявила она и сменила роль с преподавателя на «родственника». — Не спится, Гарри? — Да, профессор, — прибеднился я. — Кошмары. — Может, сходишь к мадам Помфри? — Но я… не хочу забывать, — опустив голову ответил я. — Профессор Дамблдор… он… погиб за меня. Из-за меня. — В этом нет твоей вины, Гарри, — положила мне руку на плечо женщина. — Никто не знал, что Квиринус и Северус способны на такое. — Скажите, — хлюпнул я носом, — ведь профессор Дамблдор был хорошим человеком? — Каким только может быть человек, Гарри, — грустно улыбнулась женщина во тьме. Действительно, кем нужно быть, чтобы называть старейшего политика Англии добрым? Поправочка, старейшего мертвого политика Англии, хе-хе. — Я… я бы хотел стать, как он, — совершенно по-детски заявил я, разглядывая слезы в глазах Минервы. — Это благородно, Гарри, — проводя пальцем под глазом, ответила МакГонагалл. — Но у тебя своя судьба. Ты не обязан всю жизнь смотреть на чей-то пример. О да, ты совершенно права, Минерва. У меня своя судьба — и я сотворю ее сам. Женщина слегка хлопнула по моему плечу и снова сменила режимы: — Раз уж вы и так не спите, мистер Поттер, думаю, вам стоит пройти со мной, — МакГонагалл легко махнула рукой, приглашая меня за собой. Шли мы довольно долго, в полной тишине ночных коридоров. Остановились мы перед директорской горгульей. — Бойся не тьмы, но света, — назвала директриса пароль, бросив на меня немного виноватый взгляд, мол, не я придумала. Что же, я знал, кто — у Альбуса всегда было отвратное чувство юмора. Кабинет выглядел почти так же, каким я его и запомнил, разве что больше стало всяких финтифлюшек на столах. Ну и еще раньше коробки не выпадали со шкафов на пол. — Хм, — многозначительно заявила женщина. — Видимо, мистер Поттер, эта коробка для вас. — Неужто они у вас раньше не падали? — Я ее даже снять не смогла, — покачала головой Минерва. — У Альбуса было много секретов.