Записки инсайдера

      Намджун смотрит, как Хосок натягивает на себя дизайнерские шмотки, как крутится перед зеркалом, разглядывает себя, убеждаясь, что всё на месте и всё — на тысячу процентов впечатляюще и провокационно. Смотрит, и, потягиваясь, откидывается на кровать. — Почему ты не хочешь переехать ко мне в номер? — в который раз спрашивает он. — Вообще, ко мне в комнату переехать?       Хосок останавливает на нем взгляд через зеркало и улыбается так, что солнечные лучи спешат через оконные стекла, чтобы успеть напитаться от этой улыбки солнечностью.       Хосок — огромный светогенератор, и Намджун хотел бы его себе безраздельно, чтобы протягивать к нему руки и греться, когда будет совсем невыносимо, да и вообще всегда. — Мы же говорили уже об этом, Джуни… Будет еще на это время, да и вообще… — Ну да, я помню, за Чимином нужен глаз да глаз, а тебе нужен повод прибегать ко мне по ночам, как на свидание… Да… — Вот!       Хосок замирает, прислушивается… — Вот! Слышишь? А обещал, что ляжет отсыпаться…       За стеной в комнате Юнги что-то стукнуло, что-то покатилось, и Хосок с Намджуном переглядываются и улыбаются так двусмысленно, что щеки обоих краснеют, как по команде.       У Юнги большие претензии к тому, как одевается Чимин, как Чимин ходит, как неудобно расстегиваются пуговицы на его многочисленных рубашках, какие замысловатые пряжки на его ремнях. — А ты не можешь одеваться в суровый пусанский кэжуал, как макнэ? — уточняет Юнги, отодвигая губами воротник чиминовой рубашки и выцеловывая на его шее расцветающий влажными следами узор. — Чтоб не мялась и легко снималась, как говорит Тэхён? — сладко шепчет Чимин и хихикает, и от его мягкого смеха у Юнги сводит в горле ощутимо. У кровати громоздятся чемоданы разной степени тяжести, и это, вообще-то, тоже ничего так поверхности. — Слышишь? — смеется Хосок, когда тяжелый чемодан за стеной целенаправленно роняют на пол.       Намджун кивает: — Неа, не ляжет высыпаться.       А Чонгук… Чонгук лежит на кровати, и в его глазах отсвечивает море. Он давно не был дома, и где-то там, дома, оно плещется и ждет, когда Чонгук, наконец, вернется к нему или хотя бы приедет навестить. — Ты — как море, — вдруг говорит он негромко. — М-м-м? — отзывается из глубокого кресла Тэхён.       У него в руках книга, очки сползли на нос, и весь он, будто выдернутый из шестидесятых прошлого века, и самое место ему — в интерьерах экспозиции ретро-Сеула на задворках дворца Кёнбоккун: сидеть в бутафорском кафе, цедить бутафорскую кока-колу и быть единственным там настоящим. Потому что Тэхён всегда — и сейчас в особенности — вне времени и пространства. — Как море, — повторяет Чонгук. — Обнимаешь, ласкаешь, накатываешь, и я сам не замечаю, как оказываюсь зарытым в твои зыбучие пески, врастаю в твое дно, и мои ноги растворяются, потому что идти мне от тебя некуда.       Тэхён сползает с кресла и на коленях приближается к кровати, снимает очки, кладет голову на покрывало рядом с Чонгуком. — Прости меня, — говорит он низко, бархатно. — Прости меня, моя любовь… — За что? — улыбается Чонгук, и смущение проступает на его щеках едва приметными складками ямочек. — За то, что отнял у тебя ноги, — шепчет Тэхён. — Ты дал мне крылья, — целует Чонгук его все еще шепчущие что-то губы. — По-моему, вполне себе эквивалент. — Информационный повод, — бормочет Джин. — Нам нужен информационный повод!       Менеджер переминается с ноги на ногу у двери и напряженно соображает, чего бы такого посоветовать. — Что я должен им показать? — поднимает глаза Джин. Потом прокручивает в телефоне ленту с последним снимками, фыркает. — Да в конце концов, я один тут что ли такой беспокойный?       Выходит в длинный тихий коридор отеля и… — А ну свистать всех наверх! Расслабились, ты посмотри на них!       Хосок, ты, кажется, собирался по магазинам? Вот и шуруй по магазинам! Не надо прятать лидера под кроватью. Во-первых, там может быть пыльно, во-вторых, все равно кроме головы у него ничего туда не помещается!       Где это сахарное отродье? Выпусти Чимина из своего сексуального рабства. Да уж я вижу, что «нам нужен новый чемодан» — вот пусть как раз сходит и купит вместе с Хоби, раз уж вас нормальные поверхности перестали устраивать!       Лидер! Мать твою айкьюшную, ты трансу когда запускать собираешься? Нельзя так растягивать слово «Потом», оно не резиновое! И следи за базаром, и прекрати раньше времени светить все наши ништяки арми, сюрприза не получится.       Чимин, ты почему отпустил одного-одинешеньку Хосока шопиться? Он же вернется банкротом! И менеджер вернется банкротом, и Биг Хит вернется банкротом. Под чьим он присмотром? Тэхёновым? То есть еще и обожравшись всякой дряни придут? Понятно…       Банкроты, отягощенные холециститом — это, конечно, меняет дело! Ладно, тогда иди к лидеру и следи за его лидерским языком на трансе, чтобы чего лишнего не ляпнул.       Где малой?       А что это с нашим Гушонышем? Почему мы грустные? Успокойся, мне ничего от тебя не надо. Нет, ты ничего не сломал. Нет, не накосячил. Нет, ничего такого Чимин про тебя не насексотил… Да успокойся, я, что, просто как старший хён уже и побеспокоиться не могу? Пойдем, ребенок, хён отведет тебя пожрать — есть тут одно местечко…       А где-то в Пусане море.       Накатывает, подбирая с берега мелкую гальку, утягивает на глубину, и тут же заметает песками.       Вздыхает.       И ждет.       Когда-нибудь Чонгук вернется к нему или, хотя бы, приедет навестить. И у них будет время поговорить обо всем на свете, все обсудить или просто молчать, глядя друг на друга во все глаза.       Когда-нибудь Намджун, пока все разбегутся по своим расписаниям, молча проскользнет в чимино-хосочью комнату, соберет все следы Хосока в ладони и утащит в собственную берлогу. И Хосок, наверное, будет страшно возмущаться и требовать извинений, но       Намджун готов извиняться столько, сколько потребуется, потому что, получив солнце в свои ладони, ни о чем никогда не пожалеет.       Когда-нибудь Юнги перестанет вспыхивать и сгорать с каждым новым взглядом на Чимина: он сможет раскинуть руки в стороны и покачиваться на поверхности времени, отдавшись воле волн.       Когда-нибудь Тэхён перестанет метаться от того, что считает неправильным, к тому, что считает ненужным. Когда-нибудь он возьмет у судьбы белый мел и поставит в своей жизни знак «равно» между словами «люблю» и «буду», и его бархатный голос освободится от подголосков вины.       Когда-нибудь Чимин. Хотя, Чимин, наверное, позже, чем многие, но все равно увидит под ногами вместо циркового каната надежную подвесную дорогу, на которой, конечно, тоже штормит и покачивает, но на ней ты не так подвластен любому колебанию воздуха.       Когда-нибудь Джин сможет объяснить им все это, втолковать, заставить поверить. А пока пусть все это постоит на паузе.       Но когда-нибудь обязательно.