Записки инсайдера

      Как в любом городишке средней руки, в этот маленький городок попадаешь через малоприметные окраины, а здесь еще и постарались сделать их настолько малоприметными, чтобы хрен кто посторонний вообще вход в город нашел.       Но как только въезжаешь (на лифте) и выходишь на центральный широкий проспект, сразу становится понятно, насколько разношерстное и в известной мере творческое в городишке население: порядка здесь не увидишь, но зато следы неугомонной жизнедеятельности граждан отсвечивают от каждого плинтуса: — вот грудой сваленный складной мольберт в углу — остатки художественной выставки местной артели живописцев, — вот брошенный вечно куда-то спешащим шерифом тяжелый скейт, разрисованный грозными узорами, — вот забытый в растерянности мэром потрепанный блокнот с записями-каракулями…       В общем, по всем этим мелочам видать, что город живет активной жизнью, полной забот и развлечений.       Прямо на главном проспекте стоит огромное здание, где сосредоточены медицина и все спасательные службы города в одном чиминолице, который (Чип и Дейл бы одобрили) спешит на помощь к каждому, кто хотя бы немного пострадал, даже если это «пострадал» — исключительно в воображении чиминоспасателя. — Ой, Гукки-Гукки-Гукки, держи скорее пластырь! — Зачем? — Ты же ногу потянул, я вижу, бедный наш малыш, может, позвонить врачу, обопрись на меня, я дотащу тебя до дивана как раненого с поля боя… — Чимин-ще, угомонись, я просто отсидел… — Не спорь, Гукки, очаг надо вовремя купировать, иначе — Ногу я отсидел, говорю, угомонись! — Давай, тогда, может, массаж? — А, не трогай ногу, я сейчас помру, мне щекотно, а-а-а-а!       В одном здании со спасательными службами ютится Министерство общего, среднего и высшего профессионального образования, воспитания, моральных ценностей и психологического давления. И все это в лице самого отъявленного Магистра совести и чувства долга — Хосока. Мимо этого здания ходят осторожно даже сам мэр с шерифом. Да что там, даже сами отцы города стараются лишний раз не семафорить, ибо в гневе Магистр страшен и зануден до жути. Потому что у него девиз по жизни: «Работай сам, помоги другому», «Не можешь — научим, не хочешь — заставим» и «Учиться, учиться и еще раз учиться!»… а, нет, это не у него… Но ему бы понравилось.       Если, не доходя до этого страшного в самом трепетном смысле слова здания, свернуть резко налево, то можно оказаться в переулке Святого Свэга, где обитают преимущественно Отцы Города и, собственно, Мэр.       Мэр в городе довольно лояльный и в чем-то даже философ, поэтому Магистр из него веревки вьет. Вьет настолько виртуозно, что мэрия покровительствует всему в городе, что касается образования и муштры, и нянчится с Магистром как с инкрустированным золотом Символом города (злые языки утверждают, что Мэр втайне (преимущественно, темными ночами) своего ненаглядного Магистра (называющего мэра ласково «Джуни» и воспитывающего едва не хлеще остальных жителей города) главным символом города и считает. Думаю, вряд ли найдутся желающие с ним поспорить).       В глубине переулка расположены палаты Отцов Города, один из которых — меценатствующая зараза, развлечения ради занимающаяся тем, чтобы город не вымер с голоду, то есть запасами провианта.       Второй Отец Города — личность творческая и ленивая (одно другому, традиционно, не мешает), филантроп и мизантроп в одном лице, который ненавидит всех, но люто подкармливает спасательную службу, всячески ей покровительствуя.       Этот Сокджино-юнгиновый тандем Отцов Города сформировался еще в заповедные времена, когда в городе и жили-то всего: сами Отцы, Мэр и Магистр, потому что образование и воспитание — это альфа и омега, инь и янь и то место, откуду есть-пошла земля бантанская, кто первым в общаге начал княжити и далее по тексту. Это, как бы, скрижали, это надобно знать.       Горожане (даже пользующиеся бессовестно покровительством) знают, что в Свято-свэговский переулок без приличной уважительной причины лучше не соваться, так что обычно там тихо. Или звучит музыка. Или пахнет едой. Иногда одновременно.       Если же с главного проспекта свернуть резко вправо, а потом по главной дать петлю влево, то окажешься перед Тупиком Золотого макнэ, и этот во всех смыслах примечательный район города Шериф назвал в честь себя любимого, и решение это, собственно, пока оспорено никем не было по понятной причине (Шериф — он такой, у него оружие и бицепсы, и еще неизвестно, что страшнее).       Район, кстати, так себе — неблагополучный. А все потому, что соседствует с домом Шерифа городской Бомонд, элитные сливки общества и творческая аристократия, короче, соседство — врагу не пожелаешь. Хотя бы еще и потому, что все эти малоприятные простым людям определения слились в одной Тэхено-физиономии, который больше «Золотая молодежь», чем вся золотая молодежь в мире, вместе взятая.       Городской Истеблишмент настолько креативен в своей богоизбранности, что за ним нужен глаз да глаз, и этот глаз да глаз осуществляет шериф города денно и нощно, нощно даже с большей, кажется, прытью.       В целом же, жизнь этого маленького городка ничем не отличается от любого другого: утро начинается не с кофе, а с того, что Шериф проходится по городской площади, вымогая у местных завтракопроизводителей сосисочную добавку, Мэр получает срочные утренние сводки и документы, а Магистр ноет, что «вечно у мэра нет времени на образование и медицину».       Медицина поддакивает из своей прикроватной службы спасения, за что тут же получает от более ленивой половины Отцов Города обещание выделить время на медицину и все сопутствующие спасательные службы.       К обеду просыпается Бомонд, утомленный своей бурлящей в венах голубой кровью и требующей всеобщего внимания, а конкретно внимания Шерифа, который «Гу-у-укки, ну иди в кроватку, мне холодно!» — кто не знает этих вип-капризуль?       Иногда, впрочем, в этот маленький городок заглядывает Губернатор. Раньше заглядывал чаще — раздаст нагоняев и подзатыльников, повыуживает пачки чипсов из-под подушек всех городских граждан, раздаст предписания, душеньку, так сказать, отведет. Сейчас заглядывает реже и только с предписаниями. Горожане повзрослели и как-то поутихли… Иногда, разве что, в шерифском переулке разразится очередная забастовка творческой братии, но ее быстро гасят. По идее, гасят строгим шерифских взглядом, но кое-кто из инсайдеров утверждает, что больше гасят поцелуями.       Так и живем.