Яблоки, магия, король

– Это беспредел! – орал Лерой, распространяя крепкий аромат перегара; Мэри-Маргарет изо всех сил старалась дышать ртом, и из-за этого, как она полагала, вид у нее был еще менее величественный. – Мало того, что вчера по всему, нахрен, городу свет отрубили, так теперь и это! Снежка, это не базар. Прими меры, сестренка. Мэри-Маргарет утомленно вздохнула и заерзала в слишком широком и глубоком мэрском кресле; покосившись в сторону, она поискала поддержки у собственноручно повешенной картины с синей птицей. Птица ожидаемо ее не поддержала, а равнодушно продолжила клевать нарисованные зерна. С должностью мэра у нее как-то не заладилось. Править в Зачарованном Лесу было не в пример проще – помнившие светлый образ короля Реджинальда жители были настолько благодарны Прекрасным, что прощали им мелкие косяки вроде неотстроенных деревень или прочей подобной ерунды. К тому же, там напрочь отсутствовало понятие бюрократии и делопроизводительства. Уже к концу первой недели Снежка взвыла от количества отпечатанных на принтере листков, которые нужно было подписать, заполнить, отправить куда надо и при этом не перепутать порядок действий. Бумаги было столько, что, казалось, ради этих отчетов ежедневно уничтожались пара лесов. Но не это было самым страшным. К Снежке толпой ходили жалобщики – и жаловались они отчаянно и вдохновенно. Кто-то кляузничал на просроченный сыр в пирожках вдовы Лукас, кто-то требовал принять меры в отношении «Кроличьей Норы» и тамошних обнаглевших хозяев, дерущих по доллару за коктейль, кому-то необходимы были льготы за участие во вьетнамской войне («и что, что на самом деле меня там не было? Я же помню!») и многое-многое другое. Было ясно, что город отбивался от рук. А теперь еще какая-то напасть объявилась – по словам Лероя, по улицам шастало странное огромное создание, напоминающее зефир-переростка, и сильно раздражало и без того нервных горожан, еще не отошедших от рейфов, неверлэндских Теней и летучих обезьян. – Не беспокойся, – храбро улыбнулась принцесса Зачарованного Леса. – Мы примем меры. Мы... С грохотом распахнулись двери в кабинет, и Лерой как-то инстинктивно втянул голову в плечи. – Приемные дни – понедельник и четверг с десяти до двух, – рявкнул мистер мэр, стремительно входя в кабинет. – Попрошу покинуть помещение. Мэри-Маргарет, что здесь происходит? Вслед за ним вошла немного скандализованная Эмма, в дверях столкнувшаяся с почти выбегающим Лероем. Та не выглядела человеком, у которого вырвали сердце, не была обгоревшей и даже улыбалась – и немного успокоившаяся Снежка позволила себе слегка расслабиться. – У нас проблема, Реджинальд, – сказала она жалобно. – Тут какая-то огромная зефирина по городу бегает, Лерой говорит... – Если столько пить, еще и не такое увидишь. Миллз обвел взглядом кабинет и задержался на картине с птицей, после чего опустил голову и приложил ко лбу ладонь. – Это не я рисовала, – зачем-то проговорила Снежка. Из широко раскрытого по весенней поре окна раздавались молодецкие крики «оно идет!», громкий смех играющих в лапту Генри и Грейс и гавканье Понго; Реджинальд оторвал ладонь ото лба и изобразил на лице широкую улыбку, от которой у его подданных обычно возникало желание превратиться в улитку, заползти под камень и там сдохнуть. – Мам, ты бы пошла домой, – осторожно сказала Эмма, – мы тут разберемся. Реджинальд, э-э, вышел из отпуска. – Да, – задумчиво продолжил мэр, – и вряд ли туда теперь пойду, судя по всему. Откуда-то из коридора послышались нетвердые шаги, перемежающиеся с бульканьем, и в кабинете возникло новое действующее лицо. – Мэри-Маргарет, там... – начал Джонс и тут же хлопнул себя по обтянутым кожаными штанами бедрам. – Каррамба, кого я вижу! Его Величество выплыли из небытия. Я уж не думал, что встретимся. – А я думал, ты сдох от цирроза печени, – дружелюбно сказал Реджинальд. – Какая грустная ошибка. – Так что случилось, капитан? – спросила Эмма обеспокоенно. – Так это, того, у нас по городу мороженое бегает, – будничным тоном заявил тот. – Пломбирное. Несколько секунд Реджинальд стоял, просто скрестив на широкой груди руки, и молча смотрел в никуда. В его карих глазах отражалось великое множество эмоций, которых Мэри-Маргарет никак не могла разгадать; хоть она и прожила десять лет в качестве его падчерицы, ей никогда не удавалось понять, о чем думает ее отчим. – Нет, вы тут все рехнулись, – наконец нарушил тишину мистер мэр. Эмма озабоченно сдвинула брови. Мэри-Маргарет впервые заметила, что ее дочь как-то немного слишком часто смотрит на ее же отчима, и это ей не понравилось – хотя в принципе Эмму она понимала. Когда она была девочкой, она и сама была от него без ума, и в этом не было ничего удивительного – попробуй-ка не влюбись в красивого черноглазого всадника, спасшего тебя от обезумевшей лошади, когда тебе всего-то десять! Конечно, это не была влюбленность в прямом смысле слова, просто Снежке тогда хотелось, чтобы он остался с ними. Хотелось до такой степени, что она взяла и предала его. А он в отместку устроил ад для нее и ее матери. – Это, наверно, тот кувшин... – начала Эмма и осеклась под гневным королевским взглядом. – Какой кувшин? – очень спокойно спросил Реджинальд, небыстро и будто рассеянно потирая друг о друга ладони, между которыми уже поблескивали огоньки. Эмма сделала глубокий вдох, который, судя по всему, дался той нелегко. – Кувшин, который я принесла из прошлого, – Эмма сглотнула и поспешно добавила, – случайно. *** По Майн-стрит они практически бежали – или, вернее сказать, широким быстрым шагом шел Миллз, ухватив Эмму повыше локтя, а она пыталась поспеть за тем, едва ли не волочась по асфальту. – Мисс Свон, – учительским тоном говорил Миллз, не сбавляя скорости, – чтобы расширить ваш кругозор, я напомню вам о существовании рассказа Рэя Бредбери, который называется «И грянул гром». Главный герой, такой же умный, как и вы, отправился в прошлое и раздавил там бабочку... Вы слушаете меня, мисс Свон? Все слова знакомы? Так вот, когда он вернулся в настоящее, там правили фашисты. Они злые. Почти как я. Черт, Эмма, чем ты вообще думала? Явно не головой, в отчаянии подумала Эмма. Мало того, что она, в силу своего вечного героического комплекса, вытащила из темницы и провела с собой в портал Мариона, совершенно непостижимым образом оказавшегося давно погибшим (а вот и нет!) мужем Роберты, чем навлекла гнев Реджинальда как мужчины – так, оказывается, тот чертов кувшин оказался волшебным, и теперь ей придется иметь дело с разъяренным мэром Миллзом. Проще всего было сигануть вниз с часовой башни. – Куда ты меня тащишь? – тоскливо спросила Эмма, так и не приноровившаяся к стремительным шагам Злого Короля. – На ферму моей сестры, – не оборачиваясь, ответил тот. – Ты ведь там оставила свой... трофей? Сердце мое, сейчас ты пойдешь и исправишь все свои ошибки, иначе, видит небо, ты в своем доме пятый угол начнешь искать... Эмма давно не видела Миллза настолько злым. На смугловатых точеных скулах играл темный румянец; шрам на верхней губе дергался по мере того, как Злой Король выговаривал Спасительнице все, что он думает о ее умственных способностях – Эмма так засмотрелась на этот шрам, что пропустила момент, когда его обладатель неожиданно остановился и потрясенно расширил глаза. На том самом месте, где раньше стояла ферма Зелины, теперь возвышался снежный сугроб высотой в футов четыреста. Тот весело сиял в свете весеннего солнца, явно не собирался таять и всем своим счастливым видом показывал, что Эмме осталось жить меньше двух минут. Реджинальд медленно повернул голову к ней. – Я был неправ, – интимно прошептал он в ухо Свон, одновременно обнимая ее за плечи своими железными руками, – я был чертовски неправ дважды. Мне не нужно было мешать моей сестре менять прошлое. Потому что в этом случае я никогда, никогда не стал бы спасать твою мать. Я бы вообще в тот день не вышел бы из дома. Я бы сбежал с Даниэллой и стал бы солдатом удачи, а ты бы даже не родилась. А может, и я бы не родился, – Эмма пискнула, когда тот сильнее сжал пальцы на ее предплечьях, – и тогда мне бы не пришлось иметь дело с вашей ненормальной семьей. Но, к сожалению, глупость заразна. Эмма с большим трудом вырвалась и гордо выпрямилась. – Я. Все. Исправлю, – отчеканила она, не отрывая взгляда от мрачно горящих глаз мэра. – И без твоей помощи, Ваше Величество Реджинальд Первый. Тот взметнул чуть изогнутые черные брови и иронично хмыкнул. Ну да, злобно подумала Эмма. Мы же великие короли-чародеи. Куда уж маленьким гадким утятам до масштабов такой личности. Нет. Эмма поняла, что ни за что не примет его помощи. Эти его чертовы глаза – высокомерные и насмешливые, как будто не она разрушила Проклятие, а он сам позволил ей это сделать – будили в ней ярость. А ярость эта была направлена на нее саму, потому что, черт возьми, зачем они, эти колдовские янтарные глаза, настолько вышибают из нее способность трезво и холодно думать?! – Как хочешь, принцесса, – он поклонился и исчез, растворившись в клубе пурпурно-фиолетового дыма. *** – Как это – ошибка? – ахнула Тинкербелл, прижав к груди руки и изумленно глядя на Голубую Фею. Та строго поджала губы. – Зеленая, – внушительно сказала мать-настоятельница, – твой самый большой недостаток – излишняя импульсивность. Я тебе это всегда говорила, но ты, конечно, не слушала. Разве ты думаешь, что я изгнала бы тебя только за то, что ты помогаешь не тем людям? Да конечно, нет! Помогай, кому хочешь, в этом наше предназначение. Но сначала, ради великой Мэб, научись хоть чему-то! Зачем ты взяла пыльцу, даже не зная толком, как ею пользоваться? Конечно, ты ошиблась. Тот консорт, который потом стал Злым Королем, поступил абсолютно правильно. В отличие от тебя. Тинкербелл опустила голову, взглядом соскребая лак с церковной скамьи. Ей было стыдно. Когда она впервые встретила Реджинальда, тот падал с высоты тысячи футов, и, кажется, не был особо рад своему спасению. Тинкербелл помнила его мрачным молодым человеком, который говорил, что связан магией и не может никуда деться из дворца; положение принца-консорта при стареющей королеве Леоне медленно и неотвратимо убивало эту свободолюбивую натуру. Конечно, он пытался найти выход – Тинкербелл знала, что Реджинальд был учеником Темного, и именно поэтому она загорелась идеей спасти эту душу самым простым способом. Она решила найти его истинную любовь. – Когда я привела его в ту таверну, истинная его любовь еще даже не родилась? – уточнила Тинк, и Голубая кивнула. – Да. Я тогда подумала, что таковой вообще не существует. Очень редко, но так бывает... Я несколько раз перепроверила. Но потом стало ясно, что это не так. Пыльца очень странно себя вела. Оно и понятно, что ты ошиблась, там нелегко было разобраться, но, Тинкербелл!.. А если бы он познакомился с той разбойницей? А если бы отбил ее у мужа? Ведь они бы оба потом всю жизнь страдали! И ведь ты, святая простота, не остановилась. Ты и тут начала их сводить. Хорошо еще, что... Голубая не договорила и махнула рукой, заставив Тинк потупиться еще сильнее. Почему-то в Неверлэнде ее магия работала безотказно – фея даже не сомневалась, что веселый безбашенный Джонс и есть ее настоящая любовь, а уж о Венди и Феликсе и говорить нечего, ведь именно она указала им друг на друга. Так что же пошло не так с королем Реджинальдом? – Я знаю одно, – сказала мать-настоятельница, – пыльца всего лишь указатель. Судьба всегда помогает людям найти друг друга, и, я уверена, твоя роль в жизни консорта скорее положительна. Только, ради волшебства, не пробуй снова. Тинкербелл энергично закивала, всем своим послушным видом показывая, что намерена подчиняться матери-настоятельнице во всем; та благосклонно улыбнулась. В душе Зеленая твердо решила, что уж на второй-то раз у нее все получится. Она теперь опытная фея, в конце-то концов. Она подумала о спрятанной у нее дома шкатулке с парой горстей эльфийской пыльцы и улыбнулась тоже.