Сразимся за сцену?

Знаете, раньше я считала, что моя жизнь больше не будет играть красками. Я не буду восхищаться красотой мира, потому что уже всё видела. Меня не будет интересовать любой вид досуга, а что уж говорить про работу. Я перепробовала на свой молодой век почти всё, что доступно маленькой девочке из богатой семьи. А когда повторяешь что-то снова и снова, то это, увы, становится всё менее интересным. Например, раньше я прямо горела написанием речей! Они заставляли меня корпеть над несчастными листками бумаги, которые я яростно сминала в своих руках и переписывала вновь докучливые строки! А всё ради того, чтобы донести хоть что-то в серые умы людей, сидящих в зале. Но вскоре я осознала, что лица у зрителей почти всегда одинаковые… Первые ряды — уссыкаются от радости. Вторые — смотрят, как заворожённые, третьи — просто слушают, четвёртые — начинают обмениваться словами друг с другом и так далее… Каждый раз одно и тоже. Как бы я хорошо не читала речь, реакция будет всегда аналогичная. А потому — это всё превратилось в серую рутину. Но однажды в унылые будни ворвалась девчонка, которая ногой, казалось, могла выбить дверь. Пусть и маленькое, зато какое событие! Вот так нагло ворвалась в мою жизнь, хах, дерзко. На следующий день после нашего знакомства с новенькой её представили классу. — Здравствуйте, дорогие одноклассники. Я надеюсь, что вы примите меня, как родную, — это были её первые слова, что сказала она десятому «А». От этой маленькой миленькой брюнеточки разило лицемерием куда больше, чем от знаменитых толстых политиков. Ей был противен весь этот класс. Но знала это лишь я, потому что по вчерашнему событию я могла проанализировать её отношение к высшему классу населения. И оно явно было не самым приветливым. У меня никогда не было проблем со зрением. Я всегда берегла свои, как говорили учителя, умные глазки. Но это не мешало мне сидеть на первой парте среднего ряда, где обычно сидят самые тяжёлые случаи очкариков. А ещё я сидела одна. О да, какая я одинокая заблудшая душонка, что не смогла найти себе друга в этом злобном классе! Хах, бред. Каждый парень «тёк» по местечку рядышком со мной, не говоря о девчонках, которые так и лезли со мной подружиться. Но я умела правильно говорить нет и подкупать учителей улыбкой (и не только ей), чтобы рядом со мной никого не сажали. И как раз-таки перед этой самой партой и стояла моя «ненаглядная» Виола, чьё имя я запомнила очень отчётливо, и премиленько хлопала глазки, набивая себе цену у парней. — Как эта гора ненависти превратилась в пушистый комочек доброты? — случайно проронила я вслух и совсем немного ухмыльнулась. Учительница немного дёрнулась и краем глаза посмотрела в мою сторону. Было ясно, что это была именно я, но, эх, на идола всей школы не посягнёт какой-то учитель, а было бы так забавно посмотреть, как она будет просить прощения у моих родителей за то, что повысила голос на их дочурку… — Власов! Хватит болтать! — Евгения Аркадьевна — наша учительница — говорила высоким, хотя, тут даже подойдёт определение «писклявым» голоском, от которого даже мне, вполне устойчивой к раздражителям девушке, хотелось стать на пару минуточек Бетховеном и банально не слышать этого визга. Руки этой женщины настолько длинны и неказисты, что они напоминают крылья, а сама женщина очень похожа на чайку, даже её нос какой-то клювообразный. Наверняка она добилась бы большего успеха в плавании, чем в педагогике, потому что учитель из неё такой же, как из меня клоунесса… Хм… А ведь ей тоже подойдёт эта профессия! С её рассказами о личной жизни и о тяготах учительской судьбы, да ещё и в придачу с повышенной эмоциональностью из неё выйдет просто восхитительный клоун! К тому же, она и так отвлекается каждый урок на свои присказки, вспоминая об уроке только в последнюю минуту, что ужасно бесит. Я ведь прихожу в школу не для того, чтобы слушать какие-то идиотские истории, не касающиеся тем предметов, мне нужны знания, а все, кто мешают мне их получать — мои потенциальные помехи на пути, а их я предпочитаю устранять. — Евгения Аркадьевна, я молчал! — Власов встал и начал размахивать руками, но в этих жестах не было ничего дельного, это выглядело вяло и неуместно, то ли дело наша учительница. Она раскинула руки в стороны и вновь стала похожей на чайку, а этот громкий и визгливый голос! Ах, мне бы только её одну описывать всё это время, такую нелепую и глупую женщину тридцати лет без личной жизни и мозгов. — Дерзить мне удумал! Вот неблагодарный! Я в твои годы… — если бы у неё и были зачатки разума, то они бесследно исчезли несколько лет назад. От чего же я сделала такой вывод? Да очень просто! Если человек повторяет одну и ту же историю раз в сотый, то у него скорее всего лимит знаний уже давно исчерпан, а коль история у неё не подразумевает подробностей, то значит и объём мозга, где хранится эта информация, тоже категорически мал! Эх, может выдвинуть эту гипотезу учительнице биологии? Хотя нет, она ведь сразу же узнает свою коллегу — уважаемую Евгению Аркадьевну, преподавателя двух иностранных языков! — английского и немецкого, что получала уже раз в пятый премию «учитель года»! Да только вот не на официальном конкурсе, а на внутришкольном. Показуха, да и только… Хм, о чём же она там болтает? Ах да… Точно, детство… Сельская школа, где она училась… Детей там били розгами, как говорит она, но точность этой информации никто не проверял, а потому привет от Станиславского и его фирменное: «Не верю». Эх, ну, раз уж она только начала свою «великую речь», не буду отвлекать. — Извините, — я встала из-за парты, чем привлекла внимание «чайки». Она как раз начала говорить о ценностях учительского труда и как его не понимают дети, что в её «сельской школе» было прям преступлением против государства! Я вас умоляю… — Можно выйти? Я себя плохо чувствую, — своей актёрской игрой я, конечно, гордиться не могу в плане вранья, но мои невинные глазки прямо говорят о моей святости. Хотя, вру я что-то плохо… Нужно работать, в жизни пригодится. — Разумеется, Этель, конечно! — какая милая улыбочка, дорогая Евгения Ар… Хотя, в своей голове я ведь могу называть её как душа пожелает! Так что, дорогая Женечка, придержите свои унижения для моих папа и мама, а то падать-то Вам уже некуда, плинтус кончился. Слегка приподняв уголки своих губ, я направилась в сторону двери и сразу же почувствовала на себе два маленьких игривых глазика, которые, будто видели меня насквозь… Эта новенькая… Она бросила на меня только один миг от своего глубокого взгляда, а эта фирменная улыбка, которая только на мгновенье стала оскалом, когда я проходила мимо неё… Но затем она снова обратила свои глазки к классу и мне даже стало в какой-то степени неприятно, но затем даже как-то спокойно. Ненавижу, когда мне заглядывают в душу. Наконец я вышла из этой удушающей клетки… Последовал мой облегчённый выдох и моя правая рука сразу же была запущена в мои блондинистые волосы. Никогда не любила их… Первое впечатление обо мне, как правило, не самое серьёзное, все считают меня куколкой с пустым черепом, эх… Ну, нужно отдохнуть от всего этого. Только минутку, а может и две… А может и полчаса. Обходить школьные правила в последнее время стало моим хобби, это касается и данной ситуации. В школе ведь всё настолько строго и упорядочено, что прямо хочется создать маленькую анархию на время, а затем снова окунуться в этот мир на конвейере, такой же монотонный, как на фабриках. И в этом скучном мирке есть определённые правила. Например, отпроситься с уроков можно было только в случае чуть ли не предсмертных конвульсий, и то с натяжкой. Я даже не говорю о «можно в туалет?»! Это ведь один из смертных грехов нашей академии, которой так гордиться директор! Только в случае похода к медсестре и получения от неё официальной бумаги с гербом школы, можно было оправдать свой уход с урока, в добавок — нужна была роспись и диагноз, что собственноручно должна была оформить вечноотсутствующая медсестра. Я же, имея доступ почти ко всем документам школы, разумеется, имела парочку таких бумажек, единственное, чего не хватало, выше перечисленных, — росписи и диагноза. Но! Благодаря трём годам обучения каллиграфии, я с лёгкостью могла подделать любую подпись. О да, «Как такое может быть? Лучшая ученица подделывает документ!» — очень жаль, что я не оправдываю возложенных на меня надежд, но если говорить прямо — мне плевать. Пусть это будет лично моей маленькой анархией. Удобно устроившись у подоконника, я достала ручку из кармана белоснежной рубашки, что погладил мне утром дворецкий, и листок той самой бумажки, аккуратно сложенный в четыре раза. Обожаю складывать так листки, никто ведь не знает, что на нём написано, разумеется, если складывать вовнутрь. И вот, роспись поставлена, а диагноз… Ну, медицинский университет я не заканчивала, а потому написала просто «повышенное давление» — обычно медсестре не хочется писать термины и заполнять всё, как требуется, а потому такие «диагнозы» легко отпрашивают учеников с уроков, но у меня было много дел, потому уходить домой не самый лучший вариант, к тому же в конце дня нужно было произнести речь. Спустя некоторое время, я направилась обратно в класс, оставалось примерно двадцать минут до конца урока, наверняка учительница почти рассказала очередную историю и наконец занялась уроком, по крайней мере, я так думала до тех пор пока не зашла в класс. — Евгения Аркадье… — пыталась я привлечь внимание, чтобы отдать бумагу, но никто даже не глянул в сторону открывшейся двери. Зато все столпились вокруг моей парты и мне были видны лишь спины дылдообразных одноклассников и чайкоподобной учительницы. Такая оживлённая беседа велась в этом тесном кружке, в котором педагог двух иностранных языков вела главенствующую роль. По голове, будто пробежал электрический разряд, а челюсть стала сжиматься, принося некий дискомфорт моим зубам. От такого равнодушия, да ещё и по идиотской причине сбора в кучку… О нет, я такого не потерплю. — Евгения Аркадьевна, — вновь повторила я, более чётко и громко, но меня вновь не услышали. В толпе шла не пойми какая возня и болтовня на тему всякого бреда, который можно услышать на базаре. Моё терпение лопнуло, я схватилась за ручку двери и с грохотом захлопнула её. Наконец я увидела эти идиотские выражения лиц, все, кроме одного. Девушка, с которой мы только недавно познакомились, сделала гордую, язвительную гримасу, которая была пропитана высокомерием настолько, что даже моя самооценка легонько пошатнулась, но я вернула всё на круги своя, когда я жёстко и громко, будто вбила освобождение в учительский стол, на меня вновь обратили внимание. Это был как второй звонок, что означал начало урока, даже учительница повиновалась этому жесту. Ученики быстро уселись на свои места, остолбеневшей от неожиданности оставалась лишь женщина, а её протянутая рука, явно ожидающая от меня освобождения, стала медленно опускаться, когда Евгения Аркадьевна заметила, что бумажонка уже лежит на её столе. Как только педагог решилась положить справку в ящик стола, я остановила её, преградив дорогу и задала вопрос, который всё время перетирали мои зубы между собой в нервном тике. — Это что? — мой указательный палец был чуть ли не в миллиметре от головы Виолы, но ни один волос девушки не был задет. Не хочется трогать тёмные локоны той, что наверняка намеренно решила усесться на моём месте без моего личного разрешения. — Пусть новенькая посидит рядом с тобой, может чему научится, хорошо Этель? — наигранность слов Евгении Аркадьевны и натянутость улыбки ни в коей степени не тронула меня, а вот слегка надменные глазки девчонки побудили во мне желание самостоятельно заставить новенькую слушать мои приказы. — Пусть так, — с лёгкой усмешкой вылетело из моих уст, но ровно до тех пор, пока я не заметила точное расположение её маленького, назойливого седалища. — Ты села на моё место, — бровь невольно дёрнулась, всё же… Уже перетрудилась за этот день. — А? Да, точно, — глаза девчонки по-актёрски округлились, а рот она прикрыла рукой. Может она пыталась скрыть свою ухмылочку? Занятно, но совсем немножечко… бесит. — Может, пересядешь? — предки завещали нам наставлять неразумных, коим я тотчас и занимаюсь. Эх, какая же я всё же милосердная… — Зачем? — ты отвергаешь руку которая тебя кормит?! Кхм, меня это уже раздражает. Кулак сжался, а ногти впились в ладонь, чтобы подавить появляющийся гнев. — Повторюсь, это моё место, — спокойнее, Этель, сохраняй лицо… Мой голос стал заметно чуть более нервным, но боль от впивающихся в кожу ногтей помогала сдерживаться. Но ненадолго. — Я поняла, — девушка натянуто улыбнулась и заморгала глазками. — Но пересаживаться не собираюсь, — это была последняя капля в почти бездонной чаше терпения! — Да как ты смеешь?! Ты… — ну же, выразись, Этель! Унизь её! Что ты мычишь как… Да мне не хочется даже сравнивать это с чем-либо! — Кто? — явная провокация… Но почему я на неё ведусь?! — Маленькая, вредная, выс… — пыталась довершить я, но наглая рука учительницы, что встала между моим лицом и новенькой, заставила меня прерваться. — Девочки, хватит! — действительно… Хватит… Так, слишком уж я вспыльчивая в последнее время… Это точно переутомление, не может же быть, чтобы какая-то мелкая язва заставила меня так разозлиться. Отдав поддельную бумажку учительнице, я открыла учебник и решила заняться уроком самостоятельно, ведь Евгения Аркадьевна не особо спешила объяснять новую тему. Сосредоточиться было сложно, эта духота в классе и шелест за спиной не давали сконцентрироваться. И вот я уловила нужный момент, расслабилась и глаза посмотрели на первую строку. Вроде бы, ничего не обычного? Но в моём, аккуратном учебнике, в котором ни одна страница не была запачкана грязными пальцами, обложка сияла, а запах новой книги всё ещё сохранился, была запись: « Ай, ай, ай, такие важные, а документы подделываем, надо бы изъять эти бумажечки» — она была написана чёрными чернилами гелевой ручки. Гнев дошёл до крайней отметки, я медленно повернула голову в сторону новой соседки по парте. Она грызла обыкновенную ручку с синим колпачком, в тот момент я подумала «Наверное, это паранойя и я просто схожу с ума». Как вдруг учительница решила начать урок, но, если верить нашим часам в классе, до его окончания оставалось меньше минуты. — Записываем число, классная работа, — ситуация с учебником всё же была для меня важнее, чем сам предмет, который я легко учу сама в домашних условиях, а потому не имело смысла даже писать хоть что-то в тетрадь, которую всё равно не проверят. — А сегодня какое? — продолжая слегка покусывать ручку, спросила новая соседка. Честно говоря, терпеть не могу, когда кто-то портит вещи, а ещё ненавижу вредные привычки… А этот звук, когда грызут пластик… — Двадцать второе октября, Боголюбова, — сквозь зубы процедила я. Настроение и так не на высоте, а меня ещё раздражают такими глупыми вопросами… — Неужели так сложно смотреть в календарь? — я стала медленно потирать левый висок, чтобы, не дайте небеса, не столкнуться рукой с этим чудом… Она ведь, наверное, обматерит и плюнет на меня, раз уж ей культуры держать свои зубы при себе не хватает. — Да, я просто забылась, — как говорят учителя, а голову ты дома не забыла? Тем временем мой новёхонький учебник уже был в моих руках, дабы я могла изучить подробно место «преступления». Самой главной подозреваемым, разумеется, была девушка рядом со мной. Виола наконец-то перестала грызть несчастную ручечку и стала писать. Я бросила короткий взгляд на то, какие чернила остались в её тетради. — Фух, синие… — облегчённо вырвалось из моих уст и мне стало даже как-то спокойнее, что истинный враг не так уж и рядом. Однако коварная ухмылка тёмноволосой заставила меня ещё раз перепроверить чернила в книге и в тетради одноклассницы. — А ты не это ищешь? — прервала мои раздумья Боголюбова и коснулась кончика моего уха, из-за чего по телу пробежалась едва заметная дрожь и я немного сжалась, однако спина у меня всё равно осталась прямой. Но когда я увидела то, что достала девушка из-за моего уха… — Это… — Чёрная гелевая ручка, — я стала испепелять «шутницу», которую мне бы хотелось сбросить на дно реки Н., чтобы она там рыбок хорошенько покормила собой, однако, все мои мысли не могут в полной мере отразиться на моём лице, как бы я ни старалась. — Что? — девушка стала доставать что-то из-за спины другой рукой. Мне казалось, что уж ей-то меня теперь ничем не удивить, но… — Ловкость рук и никакого мошенничества! — в её ладони были аккуратно сложенные бумажки, причём вчетверо! С дрожащими руками я стала легонько хлопать по пиджаку, чтобы проверить содержимое карманов, но в них ничего не было. Ничего! Абсолютно! Я нервно сглотнула и посмотрела на новенькую камикадзе, которая явно нарывается. Тёмноволосая девчонка самодовольно улыбнулась, чем заставила меня ещё сильнее стиснуть зубы. А ногти настолько сильно впивались в мои ладони, что казалось — вот-вот пойдёт кровь. Чаша была почти переполнена и я бы даже пошла на преступление, если бы не спасительный, для шеи одноклассницы, звонок. А руки так чесались перекрыть ей ненадолго кислород… — Какая ты забавная, президент, — с улыбочкой произнесла заноза и соскочила с места, прихватив с собой портфель. — Виола Боголюбова!!! — закричала я вслед зазсранке, которая почти довела меня до ручки! Чем спровоцировала внимание на себя… — Кхм, она забыла… — я быстро пробежалась глазами по столу и увидела лишь погрызенную синюю… Фу! — Ручку… — если можно это так назвать… Вдруг девчонка снова влетела в класс, схватила ручку, приложила её к своим губам и тихонечко шепнула: — Мерси боку, я побегу, — беги… Беги… Посмотрим кто из нас забавный… Виола Боголюбова.