Солнце над Стоунхенджем

*** Если новый день его и порадовал, так только тем, что навалившаяся всей массой работа не оставляла времени на лишние мысли. Как Гарри и ожидал, планёрки прошли, мягко говоря, не очень. Перечить в открытую ему никто не стал — не решились бы, но упрямое сопротивление висело в воздухе почти осязаемым сгустком. Гарри умел упрямиться не хуже своих подчиненных, а то и фору любому дал бы. Сворачивать с выбранной, протоптанной дорожки преобразований он не собирался, и украдкой брошенные недовольные, возмущённые и обиженные взгляды только будили в нём тёмное раздражение. Ему немалых усилий стоило удержаться от повышения голоса. Перенесённое на двенадцать планирование операции по метаморфам сдвинулось снова. Гарри был слишком раздосадован и решил, что в таком состоянии может не заметить чего-нибудь важного. Он выпроводил из кабинета Робертса, который с глазу на глаз решился вставить свои пять кнатов, и закрыл дверь. Возможно, чуть громче, чем стоило. Попытка углубиться в спасительную бумажную рутину кончилась тем, что примерно через час Гарри полностью признал поражение. Мысли всё крутились вокруг зелий Мэгги Конорс, неуравновешенного Финча и пистолета без одного патрона в магазине. Пистолет сейчас лежал в нижнем ящике стола: Гарри сунул его туда ещё в четверг, а потом не стал заморачиваться с оформлением оружия как улики. Если уж на то пошло, никому из своих подчинённых Гарри так и не сказал, что спровоцировало виток активности шила в заднице у их начальника. Узнают, чьё дело подсунуло им такую свинью, — будет только хуже. Словно это Малфой виноват, что на его отдел спихнули расследование финчевских махинаций. Кончик пера, которым Гарри делал пометки в одном из отчетов, стал никуда не годен. Гарри полез в ящик за новым пером и тут же наткнулся на отчёт Малфоя. За утренними дрязгами он так и не отправил самолётик обратно. Гарри вытащил бумагу, сложил, провел ногтем по сгибу крылышка, рядом со своим именем… и убрал во внутренний карман. Потом он проверил, есть ли в портмоне фунты, и вышел из кабинета. — Я на обед, — предупредил он Робертса, который шагнул к нему с самым решительным видом. — Вернусь — выслушаю твои претензии. Если они к тому моменту ещё будут иметь место. Он обвел взглядом притихших авроров. Алое море мантий, обычно бурно омывавшее весь кабинет, сейчас замерло, как перед штормом. Что ж… Непогода Гарри не пугала. И это, кстати, было хорошо, потому что улица встретила его холодным моросящим дождем, а Гарри опять забыл захватить зонтик из дома или хотя бы трансфигурировать его из чего-нибудь перед выходом. Ему не так уж часто приходилось бывать в будни под открытым небом, да и зачарованные окна Министерства вводили в заблуждение, показывая вовсе не то, что происходило на поверхности. Пять минут назад Гарри по дороге к лифту наблюдал в окнах погожий осенний денек, весь золотой и багряный от листопада. Реальность оказалась куда менее привлекательной. Небо куском свинца лежало прямо на плечах и даже чуть-чуть надавливало на них, заставляя прохожих сутулиться и ускорять шаг под порывами сырого ветра. Те, кому он дул в спину, могли считать себя везунчиками. Гарри торопливо шагал, лавируя между людьми и обходя лужи. Досаду, вызванную рабочими вопросами, слегка прибило, как пыль на дороге, и мысли потекли в другом направлении. В том самом, от которого он отбрыкивался со вчерашнего вечера и из-за которого опять проснулся под утро с крепким стояком. От позорного похода в ванную Гарри в итоге с некоторым трудом, но удержался, а вот заснуть так и не смог. Провертелся с полчаса, потом встал, за сорок минут до будильника, и с тяжелой головой принялся в потёмках собираться на работу. Увиденное в думосборе задело его сильнее, чем Гарри мог бы признать. Даже интересно было, кто додумался состряпать такую фантазию. Вспомнилось, как Джинни и Гермиона дразнили его, когда Гарри умудрялся попасть в очередной идиотский рейтинг «Ведьмополитена». Кажется, в списке «Волшебники, разбившие сотни сердец своим ранним браком» он был на первом месте. Четыре года подряд. Неизвестные злоумышленники вполне могли черпать вдохновение и из такой макулатуры. Когда есть спрос, всегда найдётся предложение. А уж на фантазию нынешнее поколение подпольных деятелей, как показывала практика, не жаловалось. Идущий навстречу Гарри мужчина на ходу прикурил сигарету. Огонёк зажигалки, бережно прикрытый от ветра ладонью, тепло вспыхнул и погас, словно одна из точек на большом вращающемся глобусе. Как часто бывает, сон, который ночью ускользнул, стоило только открыть глаза, вдруг сам прыгнул в голову вспышкой образов и болезненно чётких деталей. Часть их безошибочно относилась к месту, в котором Гарри был единственный раз, и тогда он тоже практически стоял на коленях. Вряд ли подсознание обманулось его решительным нежеланием выяснять вчера, кто был вторым участником эротической драмы, развернувшейся на клятом диване. Даже если он не был уверен… подсознание додумало само. Мерлиновы яйца. На подступах к кафе Гарри смутно подумалось, что, пожалуй, не стоило сюда идти, а потом — что Малфоя здесь может и не оказаться, а потом — да какая, к чертям собачьим, разница, он и не рассчитывал, а отчёт захватил на всякий случай… Дальше Гарри ничего не успел подумать, потому что открыл дверь и с размаху влетел, будто в стекло, в неприятно удивившую его картину. Малфой был в кафе, но был не один. Компанию ему за столиком составлял сидящий спиной к входу мужчина. Гарри мог видеть только темноволосый аккуратно подстриженный затылок, но ни мгновения не сомневался: это Джеймс Хейли. Мгновение Гарри медлил, потом решительно направился к ближайшему свободному столику, задвинутому в угол. Усаживаясь, старался не смотреть в сторону Малфоя — и тут же перехватил его взгляд вместе с лёгким, небрежным кивком. Тряхнул головой в ответ и потянул к себе лежащее на столе меню. Он никак не мог взять в толк, почему его так напрягло наличие у Малфоя компании. В конце концов, он сам предположил, что тот вполне может встречаться здесь с Хейли. И неважно, что просто пальцем в небо ткнул. Подошедшая к Гарри миловидная официантка с худым остроносым личиком, кажется, узнала его. В дежурной улыбке проступила искренняя приветливость. Девушка приняла заказ, быстро черкнув в блокнотике, и исчезла, всё ещё неуловимо похожая бесшумностью на домовика. Гарри машинально подвинул салфетницу к центру стола, вытащил салфетку, покрутил в пальцах. На бумаге был какой-то рисунок. Гарри присмотрелся и прочитал выполненную слишком затейливым и оттого неразборчивым шрифтом надпись — «Солнце над Стоунхенджем». До него не сразу дошло, что это и есть название кафе, на которое он упорно не обращал внимания при входе. Табличка на дверях была и впрямь неприметной. Под надписью красовалось стилизованное изображение известных на весь мир камней, над которыми виднелся полукруг солнца с несколькими разбегающимися от него лучами. Название казалось откровенно странным. Гарри даже огляделся, но не увидел в интерьере кафе ничего, что напоминало бы о Стоунхендже. Разве что центральная люстра — шар из желтоватого матового стекла — играла роль солнца. Может, кафе было перекуплено и новые владельцы, полностью изменив внутреннее оформление, оставили только название? Гарри понял бы это, будь место дико популярным. Но он пока ни разу не видел, чтобы хотя бы половина столиков была занята. Впрочем, кто знает, вдруг на выходных здесь ажиотаж. У него вряд ли появится возможность проверить. Никто не запрещал поинтересоваться у официантки — и загадочным названием, и популярностью заведения, но не знать было, пожалуй, приятнее. По роду деятельности Гарри часто приходилось биться над загадками, и в других областях жизни он иногда умышленно оставлял мелкие странности и недомолвки нетронутыми. Размышляя на эти, безусловно, важные темы, Гарри немного отвлекся от Малфоя. Взгляд упал на затянутое дождевой плёнкой окно, за которым царила беспросветная серость. Может, зря он выбрался на обед из офиса. Сейчас жевал бы себе подсохший сэндвич с резиновым куском курицы и с чувством, толком, расстановкой читал бы очередной зубодробительный приказ из офиса Кингсли, требующий его согласования. Эти канцелярские шедевры отнимали немало времени и нервных клеток, но ознакомляться с ними стоило действительно внимательно. Гарри как-то раз на заре карьеры подписал такую бумагу, не заметив скромную приписку в самом конце, и следующие полгода разгребал последствия своей простодушной невнимательности. От столика Малфоя донёсся смех, тут же заглушённый, притом с явным усилием. Гарри взглянул, просто среагировав на громкий звук. Хейли прижимал ладонь ко рту и, судя по тому, как он оглядывался, был сконфужен собственной несдержанностью, но перестать хохотать не мог. А Малфой смотрел на него. Гарри не удивился бы раздражению на его лице, или снисходительной мине, или ещё чему-то столь же снобскому, но Малфой широко улыбался, обнажая белые зубы. Он чуть вздрагивал, и Гарри догадался, что он тоже смеётся, но только почти беззвучно, смех рождается и гаснет в грудной клетке. Серебряными искрами. Гарри отвернулся. От резкого движения притаившаяся в затылке головная боль, которая только ждала повода, выкарабкалась, заворочалась и уж теперь обосновалась с комфортом. Серьёзно, не надо было никуда тащиться. Перспектива обратного пути под порывами стылого влажного ветра не вдохновляла. Мелькнула даже мысль зайти в туалет и оттуда аппарировать прямиком в Министерство, чтобы не высовываться на улицу, но Гарри собирался вернуться в это кафе, так что не стоило рисковать привлечь внимание к таинственному исчезновению клиента, не иначе как смывшего себя в унитазе. С принесенным заказом он разделался быстро и сосредоточенно, словно уже куда-то опаздывал. Когда он доел, Малфой и его спутник только-только взялись за чайные чашки и поданный десерт. Сам Гарри от напитков и сладостей отказался, сразу попросил счёт. Убирая портмоне во внутренний карман, он пальцами наткнулся на бумажный уголок — малфоевский отчёт, о котором успел позабыть. «Отправлю завтра», — решил Гарри с мрачным упрямством и, отчасти удовлетворённый, вытолкнул себя в неприветливую октябрьскую серость, чувствуя упёртый между лопаток, как нож, чей-то пристальный взгляд. *** Часы на втором этаже ворчливо били десять, когда Гарри выбрался из камина. С последним гулким ударом дом окунулся в тишину. Лили наверняка уже спала, а Джинни, судя по полоске света в коридоре, была на кухне. Гарри стащил мундир, оставил его на спинке кресла, расстегнул пару пуговиц на рубашке, потянулся. Усталость накатывала волнами, пульсацией отдавалась в висках, давила на веки. Последние полтора часа на работе явно были лишними и, по существу, бесполезными, но Гарри всё возился с не такими уж срочными бумажками, потом вдруг взялся перебирать содержимое верхнего ящика стола, сдался примерно на середине процесса и затолкал обратно половину изъятого оттуда хлама. Только обнаружив себя возле своего одинокого цветка всерьёз раздумывающим, не нужно ли его полить, Гарри понял, что пора собираться. Цветок в ответ недовольно шевельнул едва-едва воспрянувшими после вчерашней поливки листьями. Джинни, подсунув под себя одну ногу, что-то читала за столом. Она ерошила не до конца высохшие после душа волосы и поправляла норовящий распахнуться на груди тёплый тёмно-зеленый халат, в котором Гарри на мгновение почудилось что-то слизеринское. — Кто пишет? — спросил он, опускаясь на стул напротив жены. — Мальчики. — Джинни кивнула ему на второй лист бумаги. — Джеймс, как обычно, краток. Гарри взял письмо, пробежал глазами несколько строк, выведенных довольно неряшливым почерком. Венчалось послание сочной кляксой. Старший сын, в отличие от своего брата, ограничивался самыми важными, с его точки зрения, сообщениями. Сегодня он писал о грядущем матче с Рейвенкло («который мы, само собой, уделаем»), назначенной через две недели вылазке в Хогсмид («круто, нас пускают туда чаще, чем это было во время вашей учебы, да?») и взорвавшемся котле кого-то из однокурсников («из-за вонищи Слизнорт даже отменил следующий урок»). В постскриптуме было крупно накарябано «пап, не забудь про следующую неделю», с подчеркиванием. Заметив боковым зрением, как Гарри нахмурился, Джинни со смешком сказала: — Ты забыл. Да? — Нет… нет, я помню. — Гарри начал неуверенно, но тут в потёмках его черепной коробки будто зажглась свеча. — Лекции по Защите для третьего и четвертого курса. В… ммм, сре… — Пятницу, — припечатала жена. — В пятницу, — повторил Гарри покорно. А ведь у него была запись в волшебном ежедневнике. Которым он не пользовался, потому что тот слишком назойливо напоминал о запланированных делах. Мда. — Постарайся как-нибудь не выкинуть это из головы. Ал, может, и не подал виду, но он в прошлый раз очень расстроился. Гарри виновато почесал в затылке. — Он хотя бы всегда может сказать, что я занят на работе. И при этом не солгать! — Переживет без тебя твоя работа один денек, — отрезала Джинни. — Ты голодный? — Нет, — сказал Гарри раньше, чем понял, что так и есть. — Кружка чая — и спать. Джинни угукнула, возвращаясь к длинному, по обыкновению подробному письму Альбуса, и отхлебнула из стоявшей перед ней чашки. Судя по душистому аромату, она пила кофе. Джинни ложиться в ближайшее время не планировала. Гарри собрался встать, но ощутил во всём теле такой протест, что достал палочку и подозвал с плиты ещё горячий чайник, из носика которого тянулась струйка пара. Любимая кружка со снитчами — подарок Лили — соскочила с полки, будто только и ждала своего часа. Гарри как раз сделал первый приятно обжигающий глоток, когда лицо Джинни приняло хорошо узнаваемое выражение досады пополам с тревогой. — Что? — спросил он, уже зная, что ничего хорошего не услышит. — Хагрид, — ответила Джинни просто. — Мерлин всемогущий… Мантикора? Грифон? Или что там на сей раз? — Это… я даже не уверена, как это читается. — Она несколько раз пробежала взглядом по строчке письма. — Какое-то экзотическое существо. Хм. Ал очень расплывчато пишет об этой нечисти. Значит, совсем дело дрянь. — Так что случилось? — «Кое-кому досталось», — процитировала Джинни и, прочитав дальше, издала раздражённый смешок. — И кому, как ты думаешь? У Гарри от нехорошего предчувствия внутри что-то дрогнуло. — Скорпиусу Малфою. Он не спросил, нет. Гарри в сердцах выругался и только отмахнулся от недовольно сдвинувшихся бровей жены. Это семейство его сегодня просто преследовало, что называется, во сне и наяву. А главное, Гарри не мог отделаться от мысли, что за минувший поганый день сильнее всего его напряг испорченный обед. Он забрал у Джинни письмо, прочёл абзац, посвящённый происшествию на уроке Хагрида. Никаких подробностей не было. — Гарри, я всё понимаю, Хагрид наш друг, — сказала Джинни с усталыми интонациями и решительным видом. — Но что, если Малфой рискнет затеять скандал? Или его жена? Даже ты не можешь вечно его защищать. Мало ли что там случилось. У Гермионы остались связи в департаменте по надзору за магическими существами. Может… Мерлин, ну я не знаю. Просто мне кажется, ещё немного… — И это станет настоящей проблемой, — согласился Гарри с неохотой. Хагрид с возрастом не терял любви к милым зверушкам. Она, эта любовь, только росла — вместе с другой любовью. К крепким напиткам. Макгонагалл пресекала и заминала это как могла, но не в её власти было постоянно контролировать лесничего. А тот иногда, кажется, совершенно терял связь с реальностью. В одном Гарри не сомневался: с причудами Хагрида и его учебной программой почему-то гораздо проще, а порой и веселее было мириться, когда они сами были школьниками. — Я поговорю с Гермионой. И с Макгонагалл, и с Хагридом. Тем более раз уж у меня лекции в Хогвартсе, — заранее согласился на всё Гарри и мысленно добавил в список Драко с честной пометкой «при необходимости». Джинни, вполне удовлетворенная, взялась за конверт, который дожидался нераспечатанным на краю стола, и сделала большой глоток кофе. Гарри прочитал письмо Ала, чувствуя, как смысл время от времени начинает рваться, и возвращаясь то и дело к одним и тем же строчкам. Инцидент со Скорпиусом, насколько можно было судить, закончился благополучно, и привычное беспокойство, связанное с Хагридом, улеглось почти мгновенно под весом усталости. Он отложил письмо, рассеянно посмотрел в кружку — на дне сонно плыли чаинки, навевая воспоминания о тягучих, пахнущих одуряющими благовониями уроках профессора Трелони. — А это кому? — спросил Гарри у Джинни, которая взялась за ответ на прочитанное письмо, хотя ему было не так уж интересно. Веки у него тяжелели, голова будто время от времени ныряла в туман. — Оливеру. — Оливеру? Какому ещё?.. — Вуду. Помнишь такого? Ну, как ему не помнить своего первого капитана, который готов был уморить всю команду ради кубка школы по квиддичу? Сейчас он, насколько Гарри знал, больше не играл, но совсем из спорта не ушел — стал тренером. — Ага. А с чего вдруг ты с ним переписываешься? — У нас с ним страстный роман, — отозвалась Джинни невинным тоном, пару секунд подождала реакции и посмотрела на мужа, окуная кончик пера в чернильницу. — Очень страстный. — Поздравляю, — фыркнул Гарри. — Что, об интервью договариваетесь? — Уже договорились. Завтра с ним увижусь. У них игра в субботу. — Передавай привет. Пару минут Гарри просто сидел, разглядывая чаинки в чашке. Ничего они ему не говорили, никаких образов не показывали. Оно и к лучшему. Джинни успела дописать и запечатать письмо, после чего взялась за газету — не «Пророк», судя по оформлению. Пролистала почти до конца в поисках спортивной колонки, снова поправила халат, обнажавший нежную, в крошечных светлых каплях веснушек кожу на груди, поскребла кончик носа. Почувствовав его взгляд, Джинни рассеянно посмотрела на мужа поверх газеты, улыбнулась мягко, куда-то мимо, будто своим собственным мыслям, для галочки, вернулась к чтению, наматывая на палец немного влажный медно-рыжий локон, и к Гарри сквозь сонное отупение пробилась мысль, которую он месяцами гнал от себя. С удивительной отстранённостью, вдруг ясно и спокойно Гарри понял, что больше её не любит. Всё родное, тёплое, напоённое мёдом и солнцем, всё, что составляло собою Джинни, — всё это искало в сердце знакомый отклик и находило только досадную тишину. Он попытался вспомнить, когда в последний раз было иначе, по-настоящему иначе, но так и не смог. Зачерствел ты, Гарри, мысленно обратился он к себе с сухим смешком. Или совесть потерял. Хоть бы отзвук стыда, что ли. Вины. Ничего. — Я спать, — сказал он, поднимаясь. Подошёл, коснулся губами макушки жены. — Завтра уйду пораньше — и допоздна. — Угу. Я тоже, — не отвлекаясь, отозвалась Джинни. — Заведу Лили к маме перед работой. — Доброй ночи, — пожелал Гарри с порога кухни. Ответа не дождался. Стал подниматься по лестнице, слушая звук каждой ступеньки, знакомый до озноба по позвоночнику, и в спальню вошёл с тем же напряжённым вниманием, с обострённым слухом. Дом говорил с ним, Гарри не мог разобрать ни слова, но ему казалось, что старик на его стороне. В чём бы то ни было. Быстро принял душ, почти наспех, с насильно пустой головой, и, едва вытянулся в постели, с новой силой почувствовал всю тяжесть прошедшего дня — он придавил Гарри вместе с одеялом. Кровать, матрас, простыня, Гарри Поттер, одеяло, тяжесть минувшего дня, в такой вот последовательности. Повинуясь жесту руки, потух свет магических шаров, и будто по мановению того же жеста наплыли знакомой армадой предсонные мысли. Что успел, чего не успел, что сделать завтра, что потерпит день-другой, о чем рассказывать школьникам на следующей неделе, всё ли в норме с моей жизнью, долго ли продержится ещё наш брак, появится ли Малфой завтра в кафе с идиотским названием. С последней мыслью, лишней и неотступной, Гарри провалился в сон.