Записки мультишиппера BSD

      Пальцы мерзли.       Атсуши мучил инструмент уже полчаса, но не мог верно соединить две разных части разучиваемой партитуры; сбивался он всего в трех местах и уже выучил даже, в каких именно, но ошибаться снова и снова это ему не мешало.       Причем самым обидным было то, что даже если он верно проигрывал первые два места, то на третьем обязательно спотыкался. Тренировал он их и подряд, и вразнобой — одно из трех неизменно оканчивалось фальшью или сорвавшимся пальцем, надсадным гудением, а то и вовсе досадной пустотой вместо звука.       А пальцы мерзли, становились все более непослушными — медиатор уже оставил след от врезающегося края, этакую продольную вмятинку, да и надоел уже, если честно — более крупный взять нельзя, а мелкий — зачем он ему, если он и с обычным управиться не в состоянии?       В конце концов, Атсуши закончил терзать инструмент и поспешно избавился от него, убрал в чехол, вставая, разминая натруженное плечо и шею.       Наоми теперь сколько угодно может говорить, что гитара — это легко, однако ему даже «легко» не далось сегодня, а что именно он делает неверно в данной ситуации, парень продолжал не понимать.       Через прикрытую дверь с кухни донесся запах еды, и Накаджима, привлеченный перспективой хоть немного согреться рядом с плитой — возможно даже, что и с помощью чего-нибудь вкусного, готовящегося на ней — осторожно юркнул по узкому темному коридорчику в сторону залитого светом сердца дома.       Запах мисо-супа щекотал обоняние, вид маринованных грибов с перцем вызвал обильное слюнотечение, и парень ступал по татами как можно тише, надеясь стянуть хотя бы один грибочек из-под руки мурлычущего Дазай-сана.       Не повезло; стоило ему только согнуться, чтобы пропустить кисть под чужим локтем, как мужчина закинул руку ему на плечо и прижал к своему боку, не смущаясь более чем странного положения парня.       — А вот и ты. Я все гадал, когда ты промерзнешь достаточно, чтобы закончить мучить себя и гитару, — потрепав парня по волосам широко раскрытой ладонью, мужчина выпустил его, однако вожделенную мисочку с грибами все же сдвинул подальше от замерзших пальцев юноши, чтобы не было искушения слопать все раньше времени.       Атсуши сник, но смирно сел за столик, вытянув под одеяло замерзшие ноги, и стал ждать.       Новогодние праздники только-только начались, а жившие друг у друга последние три месяца детективы определились, что вместе жить будут все-таки в квартире Дазая — тут и пустующая комнатушка для обид Атсуши была, и можно было сэкономить на отоплении — так что о своем решении переехать парень не жалел ни капли.       Правда, теперь у плиты он бывал только по большим праздникам и вольничать, таская продукты, уже не мог — в Осаму проснулось давно забытое хобби. Началось все с десятка различных тофу, восемь из которых Атсуши назвал бы несъедобными, будь их автором кто-то кроме мужчины, но вылилось все в итоге в сервировку обеденного стола, как в больших семьях, и Накаджима несколько недель не мог привыкнуть к тому, что некоторые их ужины по своим масштабам нельзя было назвать скромными и семейными — даже с очень большой натяжкой, потому что места для всего приготовленного не хватало.       Блюда стояли на столе, на тумбах, кастрюльки Дазай ставил даже на пол и выглядел таким довольным и счастливым, что у парня слов не нашлось, чтобы попросить его чуть меньше тратиться на подобное.       К счастью, мужчина быстро выдохся; число угощений сократилось до той нормы, которой и положено быть у почти съехавшейся пары, где кое-кто вечно балует партнера.       Но отядзуке, сколько его не съешь, всегда был хорош — особенно тот, который ему готовил Дазай.       Ароматный суп Накаджима ожидал с нетерпением, а получив — прежде всего отогрел озябшие ладони, потом и всего себя, начав с прогревания желудка остро-кисло-сладким бульоном.       Мужчина за его спешкой следил с полуулыбкой и радовался, что приготовил много и супа, и риса, и карри, и фруктов — в ближайшие пару дней они разве что в храм пойдут и за чем-нибудь особенным. (К примеру, за его любимыми крабами, но балует его пускай Атсуши!)       В тумбе, сокрытые мраком, ожидали своего часа пол-ящика вина и парочка бутылок виски, бутылка мартини, сок, газировка — им будет чем занять себя, когда квартира прогреется и от еды они разомлеют и захочется уюта и тепла в объятиях друг друга.       Мужчина даже презервативов взял лишних две пачки — на всякий случай — и салфетки, и смазку, пусть и пришлось делать все тайком и по пути с работы, когда в основном его маршрут пролегал сразу со слежки мимо офиса, до дома.       Так что о его предусмотрительности парень не знал; о том, что их ждут целые ночи и дни, посвященные сексу, тоже.       Где-то в своей голове Дазай потирал ладони и коварно посмеивался, а напротив него трескал уже третью чашку супа объект его самых грязных домогательств, герой всех его эротичных снов и фантазий, некоторые из которых они, обсудив, рвались воплотить в жизнь.       Собственно, вечер закончился так, как мужчина и рассчитывал — они устроились под котатсу вместе, чуть ли не влезли под него, где в укромной темноте и тепле было так приятно касаться горячих и сухих губ, согреваться теплом трущихся друг о друга тел, да неуверенными поглаживаниями теплых ладошек.       Они устроились и притихли, не решаясь нарушать тишину; на улице шел снег, вдалеке кто-то пускал салюты, и хотелось промотать время часа на два или три вперед, чтобы насладиться тишиной и иллюзией, что во всем мире они остались лишь вдвоем.       Атсуши, устроивший голову на чужой руке, вздрогнул, когда Дазай неожиданно замурлыкал до боли знакомый мотив, пропел его от начала и до конца, потом притих, словно спохватившись, потом бесконтрольно запел снова, потом еще и еще.       — Я… мог бы принести гитару. И мы могли бы вместе… — неуверенно предложил парень, ощущая, как потеют ладошки, украдкой вытирая их об одеяло.       — О, было бы здорово, — мужчина оживился, высунул голову из-под одеяла, обозрел покрасневшие щеки и растерянные глаза. — Или не очень. Что-то не так?       — Я так и не смог сыграть ту мелодию от начала до конца, — покаялся оборотень, и будь у него уши, как у кота, Дазай бы точно сказал, что парнишка их виновато прижал к голове.       — Ну, это не страшно, — Осаму погладил своего музыканта по щеке, легко поцеловал. — Я тебя подожду на трудных моментах, а там — может быть, так ты даже быстрее преодолеешь трудности. Захвати для меня ноты, пожалуйста, не хочу ошибиться.       Атсуши приободрился и довольно бодро выбрался из их укрытия — Дазай тут же прижал край одеяла, чтобы не выпустить тепло, повыше поднял ворот новогоднего вязаного свитера и залюбовался аппетитной задницей своего парня, утянутой штанами.       Они явно не зря прикупили обновок в гардероб юноши, совсем, совсем не зря.       С принесенной гитарой Накаджима возился минут семь — настраивал, крутил колки, волновался так, что тряслись руки. Но потом он все же осторожно стал играть, постепенно входя во вкус, сосредотачиваясь на ощущении струн под пальцами.       Дазай негромко пел и даже успевал замечать, что его низкий голос Атсуши нравится.       Они настолько увлеклись, что когда наступил тот самый момент, когда следовало бы притормозить, чтобы не ошибиться — тигр его не заметил. Играл и играл дальше, заслушавшись, а Осаму только ловко расставил интонации под себя, повел своего аккомпаниатора дальше и дальше, мимо второго опасного места, особым взлетом голоса перебросил через третье.       В итоге ошибаться было уже поздно, и мужчина был необычайно доволен собой, когда наблюдал задумчивую растерянность и вспыхнувшую радость Атсуши, легко сыгравшего последние аккорды, затихшие в тишине.       Осознание пришло не сразу, но тигр разгорелся медленно, зато быстро стал почти лучезарным.       — Дазай-сан, у меня получилось! — юноша почти засветился счастьем, а детектив рассмеялся ему в тон, отобрал гитару и потянул к себе, в тепло и приятный полумрак, ловя сбитое дыхание поцелуем, пробираясь под одежду руками, грея пальцы о его разгоряченное тело, которое перестало мерзнуть.       — Вот и отлично, теперь я тоже хочу того же пылкого внимания, которым ты только что оделил инструмент, — к гадалке ходить не надо — Накаджима после такого заявления залился краской, однако чужие ладони уже управляли его руками, низкий хриплый голос из темноты напомнил: — Давай, ты же знаешь, что делать, чтобы мне не пришлось ревновать к гитаре, — Осаму хитро прищурился и рвано выдохнул, почувствовав ладони на своем теле.       Что ж, играть на его теле Атсуши умел куда лучше, чем на гитаре, и волшебным образом нашедшиеся в карманах мужчины смазка и презервативы предопределили судьбу остатка вечера и части ночи.       В конце концов, от страсти у него еще никогда руки не замерзали.