***
Кладбище. Аккуратно ступаю по дороге держа в руках цветы. Сегодня здесь слишком много народу. Последний раз я была на кладбище, когда умерла бабушка, это было норвежское кладбище. Отца я не видела, не решилась заходить в дом где все еще обитал ее запах. Джастин шел рядом в черном костюме, который когда-то мы выбирали вместе. Мужчина в костюме, как отдельный вид искусства, слишком сексуально. Гроб из красного дерева опустили рядом со свежевскопанной ямой. Людей действительно было много, половину из пришедших я не знала лично. Только на кладбище осуществимо полное тождество взглядов. Все эти люди стояли с лицами полного траура, как будто переживали вместе с мамой всю ее жизнь и сейчас скорбели по ней. - Эшли! – кто-то позвал меня по имени, обернувшись я увидела свою бабушку, которая театрально выдавливала слезы идя ко мне на встречу. - Боже, детка, как же так вышло?! – обнимает меня женщина, а у меня начинает голова кружиться от ее духов. Отношения мамы с бабушкой были мягко говоря никакими, их просто не было. Бабушка во всем поддерживала своего единственно любимого сына, всегда потыкала ему, осуждая маму за то, что она проблема в их отношениях. Она ненавидела мою мать. Так же она никогда не приезжала навестить свою единственную внучку, ей было плевать. Единственное, что я помню с детства это ее парики и тошнотный запах духов, когда она всё-таки являлась в наш дом, то отец запирал меня в комнате, слишком высокие отношения. Поэтому я никогда не считала ее «бабушкой». - Мама?! – послышался голос отца за спиной. – Прекрати, тебе нельзя волноваться. Давление может подскочить. – хватая под локоть старушку уводит прочь. - Ты не замерзла? – спрашивает меня Джастин, дотрагиваясь моей щеки ладонью. Нет сил сопротивляться, я слишком устала. Во мне нет сил не для чего, даже говорить, поэтому я позволяю ему касаться меня. Подхожу ближе к центру, где должны стоять только самые близкие и смотрю на гроб. Понимаю, что сейчас последний раз, когда она так близко, когда я вижу ее пусть и мёртвую, но её. Лицо осунулось, губы приобрели синеватый оттенок, а кожа белее тех стен, в которых она жила почти два года. В этот самый момент я осознала, что слезы не могут вернуть мертвых к жизни. Есть еще одна вещь, которую следует знать про слезы: они не могут заставить того, кто тебя больше не любит, полюбить тебя снова. Мама отчаянно пыталась добиться любви от отца, она постоянно плакала. - Не думал, что ты приедешь. – вставая рядом со мной сказал отец. - Не переживай, надолго я тут не останусь. – грубо ответила, продолжая смотреть как заколачивают крышку гроба. - В отличие от неё у тебя есть чувство собственно достоинства, это радует. – ухмыльнулся мужчина. - Вижу у тебя гора с плеч. Избавился от балласта. - перевожу на него взгляд. - Ты ничего не знаешь, Эшли, и не тебе судить меня! – все так же наблюдая за действиями, раздраженно произнес он. Неужели он сейчас в отчаянии? Нет. В нем не было ни капли сожаления, он рад. Возможно ему жаль, но не маму, а себя самого. Она-то уже успокоилась на мерзком кладбище, в другом конце города. Гроб, стали медленно опускать под землю. Погода была под стать душевному состоянию, пасмурной. Пошел мелкий, холодный дождь. Капли попадали мне на лицо обжигая кожу. Вокруг все засуетились судорожно раскрывая зонты. - Самоубийство – мольба о помощи, которую никто не услышал! – продолжая смотреть как гроб исчезает из поля зрения и работники ритуальных услуг начинают засыпать яму. - Она сама довела себя до этого. – ответил мужчина, который даже после потери своей когда-то любимой женщины, не сожалеет, а выжидает время. - Нет папа. – спокойно ответила я. – Все, что произошло с мамой отражение твоих поступков. Это все твоя и ничья другая вина. Она жила надеждой, что ты когда-нибудь снова её полюбишь. Она верила, что ты придёшь и спасешь ее. – с каждым словом мое сердце больно билось в груди, а слезы подступали к горлу. – Но все, что ты смог сделать, ради своей, когда-то горячо любимой женщины, это устроить похороны. Мужчина напрягся от моих слов, немного помолчав развернувшись ко мне и посмотрев своими голубыми, нет, синими глазами в мои, ответил: - Тебе же лучше. Теперь нас ничего не объединяет. – похлопав меня по плечу он развернулся и ушел. Вместе с ним и свита его охранников, а затем и остальные стали потихоньку расходиться, оставляя цветы на могиле. Я продолжала стоять на одном месте с жалким букетом в руках. Пока никого кроме меня и Джастина, который все это время стоял сзади и держал зонт, не осталось. Подбираясь к свежей могиле, пачкая свои туфли в перемешанной с грязью траве, где каблуки черных туфель проваливались, осторожно присела на корточки и положила маленький букет ландышей, который сразу же затерялся среди ярких роз. Это были ее любимые цветы. - Надеюсь, теперь ты счастлива. – посмотрев на надгробную табличку, где было написано: «Маргарет Линдберг». - Прошу прощения, за то, что причинил вашей дочери боль. И я сожалею, что не смог сказать вам этого при жизни. – сказал Джастин и я обернулась, посмотрев на него. Парень стоял весь мокрый, капли дождя стекали по его лицу, попадая на дорогой костюм. В его глазах я увидела тоску, искреннюю, сейчас он извинялся от всего сердца, ему было правда жаль. Я верила ему. - Говорят, что самоубийцы эгоисты по тому, что не думают о тех, кто их любит и дорожит ими. Но так ли это? Ведь скорее всего моя мама была не виновата, скорее это мы, не слышали ее крик о помощи и были слишком зациклены на себе. – вставая я подошла к нему, закрывая его голову зонтом. - Ты знаешь, что ничего бы не изменилось будь ты рядом. – обнимая меня за плечи, отвечает парень. Мы стоим еще минут десять в полной тишине. Не замечаю, как закончился дождь. Просто пустота, в душе, в голове, сердце. Пятница. 11:02 Всю дорогу обратно мы снова молчали. Как только мы сели в машину мне стало легче. Скоро я увижу Райса, надеюсь он тоже будет рад меня видеть. Он всегда рад. - Спасибо. – благодарю Джастина, который заносит мой чемодан в дом. - Тебе надо отдохнуть. – касаясь моего плеча отвечает он. Натягиваю улыбку и закрываю за ним дверь. Никого не хочу видеть, мне нужно просто побыть одной, наедине с собой и своими мыслями. Разворачиваюсь к входной двери спиной и медленно сползаю по ней на пол, начинаю плакать. Есть такие слёзы, которые надо выплакать обязательно, в любое время дня и ночи, выплакать, чтобы всё внутри перегорело. Собака медленно подходит и садиться рядом положив голову мне на колени. - Кажется мы остались одни. – поглаживаю большую голову тихо шепчу я. Райс ничего не отвечает, лишь моргает своими большими карими глазами, разделяя мою грусть. Встав с пола, направляюсь в гостиную и достаю из серванта бутылку коньяка, мой дедушка любил коллекционировать спиртное, поэтому этого в доме достаточно. Открываю бутылку и делаю пару больших глотков. Алкоголь обжигает рот, а желудок скручивает от голода. Я ничего не ела с того самого вечера, как мне позвонил Джастин, да и сейчас не очень хочется. Еда нужна моему организму, но аппетита совершенно нет. Достаю сигарету и падаю с открытой бутылкой на диван. Кажется, сейчас лучше, нет, ошиблась. Все так же, поджигаю сигарету и делаю затяжку. Выдох и снова глоток, обжигающий органы. Чувствую, как меня резко уносит алкоголем, словно по щелчку и комната перед глазами плывет. Делаю затяжку и начинаю истерически смеяться. - Эшли? – послышалось в комнате, и я обернулась на голос, свалилась с дивана. - Блять! Это все из-за тебя, придурок. – выругалась я, поднимаясь с мягкого ковра. - Ты пьяна? – спрашивает Крис, подбегая ко мне и притягивает к себе так, что я больно ударяюсь о его каменную грудь. - Почему ты в моем доме? – прищурившись наклоняю голову на бок, интересуюсь я, но мне плевать. Плевать, потому что чувствую, как тошнота подступает к горлу и я, вырвавшись из его объятий бегу в туалет. Осторожнее, коньяк уже не кажется таким сладким, когда наклоняешься над унитазом. Мой желудок зажимается от боли и пустоты, вижу, что кроме алкоголя, выпитого минутами ранее и сгустков крови ничего и нет. Меня тошнит от голода, а не от выпитого алкоголя. Чувствую на затылке руки, которые нежно собирают мои волосы в пусть не идеальный, но хвост. - Когда ты последний раз ела? – присаживаясь рядом и поглаживая меня по спине спрашивает Крис. - Я не голодна. – закрываю крышку унитаза и нажимаю на слив. - Твой организм говорит обратное. – вытирая мои губы полотенцем, отвечает парень и смотрит в мои глаза. Почему, почему каждый раз он такой разный, почему в нем столько любви и заботы, когда мне хреново и почему такая тварь, когда все более-менее хорошо? Он меня жалеет? - Жалеешь меня? Он ничего не отвечает, встает поднимая меня и тащит на кухню сажая за стол.КРИС
Эшли сидела за столом и просто смотрела в одну точку. Огромные синяки под глазами, кожа нездорового белого тона, губы отдавали синеватый оттенок. Она походила скорее на труп, чем на живого человека, от этого становилось не по себе. Пока я готовил она встала прошла в комнату и вернулась с сигаретой в руках. Обычно, парни не любят, когда девушки курят, но Эшли делает это слишком сексуально, слишком грязно. Даже в таком виде мне хочется на нее смотреть, то как ее пухлые губы обхватывают фильтр сигареты, а потом она делает глубокую затяжку и на выдохе она обязательно пропустит часть дыма через нос и оближет свои пересохшие губы. Я готов смотреть на это вечно. Перемешивая овощи, что тушились на сковородке добавляю мяса. В заднем кармане штанов завибрировал мобильный. - Да! - придерживая одной рукой, а второй перемешиваю, чтобы не пригорело. - Ты в доме? – спрашивает Вильям. - Да, она уже дома. – посмотрев на Эшли, отвечаю я. - Скоро будем. Кладу трубку и перекладываю еду в тарелку и ставлю перед девушкой. - Я пойду погуляю с… Не договарив просто молча выхожу на улицу позвав с собой пса. С собакой Эшли мы как-то сразу поладили, я люблю собак, а этот парень такой забавный. Этот пес, считается одним из самых опасных пород, но не смотря на его устрашающий внешний вид, он добрее любой болонки. Вернувшись обратно в дом, я встал в ступор. Девушка сидела за столом, рядом стояла тарелка с нетронутой едой, только стакан с виски был наполовину пуст. А я, стоял в проходе и смотрел как она плачет…Это ужасно…Она не хнычет, не бьется истерике. Она просто сидит, обхватив колени руками, и не шевелиться. Только редко моргает. Большие слезинки катятся по ее щекам. И тебе самому становиться настолько больно. Ты хочешь спасти её, но понимаешь насколько беспомощным сейчас кажешься. Дверь резко открывается и в дом влетает блондинка, заворачивая на кухню она останавливается рядом со мной, но ненадолго. Подойдя к шатенке, она притягивает девушку к себе и крепко обнимает. - Если честно, я ничерта не понимаю. – неожиданно говорит Вильям от чего я дергаюсь на месте. - Думаю, она скоро все расскажет. - Или перережет себе вены в ванной. – отвечает Магнуссон и я прожигаю его взглядом. - Согласен, эта шутка была неудачная. – засовывая руки в карманы джинс отвечает он. - Пора ехать. – говорю ему я, последний раз кидаю взгляд на Эшли и выхожу на улицу. - Нура, мы вечером заедем. – уже в прихожей слышу я, после чего мы уезжаем.***
Мне пришлось заставить себя поесть, точнее Нура делала это за меня, а я словно зомби повиновалась каждому ее слову. Уснуть я так и не могла, в голове было слишком много мыслей. Одна моя сторона говорила: «Ты должна быть веселой и жизнерадостной. Хотеть и мочь. Со своими проблемами и загонами ты никому не сдалась, зайка». А другая, просто подталкивала меня на сумасшедшие поступки, о которых я мгновенно переставала думать и наливала очередную порцию алкоголя в прозрачный стакан. Меня выбило из реальности на какое-то время, очнулась лишь когда услышала мужские голоса. - Она до сих пор пьет? – спрашивает Вильям у Нуры, что сидела на диване, напротив. - Думаю лучше остаться сегодня здесь. – говорит блондинка, а я делаю глоток. Но тут мою руку резко перехватывают и отбирают стакан. - Достаточно. Пошли. – поднимая меня с дива говорит Шистад и тащит в прихожую, надевая куртку, а я еле стою на ногах, похожа на овощ. После чего Крис сажает меня в свой мерседес и увозит. Ночные огни прекрасны, ночь открывает большие возможности, хочется мечтать. Мы ехали в полной тишине, пока не оказались на горе откуда открывался вид на звезды и ночной Осло. Миллионы огней вокруг, слишком красиво, для такого дня. Выхожу из машины, слегка пошатываюсь иду к краю горы. Вижу скамейку и сажусь на самый край, будто мест больше нет. Крис закутывает меня в теплый плед и садиться рядом. - Когда мне хреново. – начал он. – То я приезжаю сюда и наблюдаю за городом. Это похоже на игру. Перед тобой город, а ты главный. Тебе и решать, уничтожить что-то прекрасное или же жить дальше, превращая прекрасное в еще более прекрасное. - Мой отец изменял моей маме на протяжении 20 лет их совместной жизни. А моя мама безумно любила его, и все эти годы слушала как в ее доме, на ее кровати, отец трахает других женщин. – задержав свой взгляд на голубом доме сказала я, а Крис внимательно слушал, смотрев на меня. – Сегодня я последний раз ее видела, потому что моя мама перерезала себе вены. Но она умерла не дома, а в психиатрической больнице. Отец закрыл ее там, потому что мама запивала свою боль таблетками, которые сделали ее такой. – вздохнув свежий воздух носом я почувствовала, как защипало глаза. – Я пыталась ее переубедить, пыталась уговорить уехать, но вместо этого слышала лишь что я: «неблагодарная дочь». Я уехала, бросив ее, потому что ненавидела за то, что она кроме папы никого не ценит. Но вся суть этой истории в том, что, если бы меня не было, возможно, мама бы смога уйти от отца и жить другой жизнью и сейчас была бы жива. И мне тошно от того, что я одна из причин, по которой ее не стало. - Я не могу поверить в то, что мама тебя не любила. – отвечает Шистад и я чувствую, как его руки накрывают мои. – Не вини себя в том, чего не делала. - Последний раз она позвонила мне и просила приехать, но я отказала ей. – дрожащим голосом отвечаю я. – Я была ей нужна, но я бросила трубку. – слезы покатились по щекам, и я больше не могла сдерживать свои эмоции. Кристофер, притянув меня к себе, крепко обнял, а я как маленькая девочка разрыдалась на его плече. - Я была последняя на кого она могла положиться, но я отвернулась от нее, Крис я убила ее окончательно. – захлебываясь в собственных слезах, закрыв лицо руками я продолжала плакать. Его руки нежно гладили меня по голове, а его сердцебиение тревожно билось в груди. Он просто молча сидел и утешал. А я вынесла лишь один урок из этого. Ничто не способно излечить нас от потери любимого человека. Ни правда, ни искренность, ни сила, ни доброта. Все, что мы можем, это выживать в обнимку с этой трагедией и учиться тому, что никакая очередная потеря не будет менее горькой.