Таинственные пути судьбы

…Версаль поразил Клод своими блеском, величием и помпезностью. Сияние золота слепило глаза, а картины великих мастеров и статуи королей, представленных в виде римских, либо греческих богов и героев заставляли уверовать в то, что она очутилась на самом Олимпе среди счастливых жителей неба. Впрочем, обитатели Версаля таковыми и казались. Золотая и серебряная парча, облака пудры, море кружев, светящиеся довольством и радостью горделивые лица дам и кавалеров… все это едва не вскружило голову Клод, являвшейся по сути провинциалкой, но одна мысль отрезвила и даже опечалила ее — мысль о том, что есть бедняки и что все эти благородные господа и дамы роскошествуют за их счет… Однажды народ воспрянет, и тогда разразится гроза… Будучи более юной, она мечтала об этом дне над книгами философов, но теперь он страшил ее. Свобода, равенство и братство не должны рождаться в крови, а что-то подсказывало ей, что произойдет именно так. Клод вспомнилось ее прощание с принцессой Елизаветой, с которой им с Габриэль приходилось расстаться после выполнения своей миссии. Принцесса-монахиня вначале сказала ей слова напутствия, а также пообещала о том, что в ее монастыре она всегда найдет пристанище и поддержку, если будет нуждаться в этом. При этом ее нежное лицо казалось Клод омрачившимся, и она, несмотря на глубочайшее почтение, заметила об этом мадам Елизавете. — Грядет какое-то потрясение или даже буря, — заговорила та, и ухо девушки уловило в ее голосе оттенок скорби. — Даже в воздухе, которым мы с вами дышим, чувствуется гроза. — Мне знакомо это, ваше высочество, — сказала ей Клод. — Я сама с некоторых пор ощущаю подобное. Наверное, с того дня, как я оказалась в Париже и увидела Собор Парижской Богоматери. Уродливые и пугающие лица химер запечатлелись в моей памяти. Я будто увидела притаившийся ад… Девушка побледнела и провела рукой по лицу, будто отгоняя кошмарное видение. Принцесса же была еще бледнее и печальнее ее самой. — И этот ад, должно быть, скоро придет на землю, Клод, — глухо произнесла ее высочество. — Знаешь, этой ночью я видела сон, больше похожий на видение, посланное свыше. В нем были мой брат-король, его супруга, их дети и я сама. Дети были одеты не как дофин и наследная принцесса, а как нищие сироты. Глаза их были полны слез. А их державные родители и я сама были… обезглавлены. Да, мы стояли и держали собственные отрубленные головы! Клод вскрикнула от ужаса. От природы она не была нервной или слишком впечатлительной натурой, но ее пронзили до глубины души эти слова и то, как они были произнесены. — Эта монархия обречена, Клод, — продолжала Елизавета. — В глубине души я всегда знала об этом, потому и ушла в монастырь. Я хотела помочь брату хотя бы своими молитвами. Людовик-Огюст — человек добрый, мягкий, трудолюбивый. Лучше бы ему родиться простым тружеником, а не королем, ибо эта добрая голова, увы, мало годится для того, чтобы носить корону. Боюсь, как бы королевский венец на ней не сменился терновым… Антуанетта умна, храбра и по-своему добра, но, увы, излишне легкомысленна. Недостойные, подобные Полиньяк, крутятся возле нее, осыпают сладкой лестью и дают ей дурные советы. Она же тратит на них больше денег, чем покойный король, наш дед, тратил на Помпадур и Дю Барри вместе взятых. Антуанетта считает себя вправе одаривать своих друзей или подруг, но боюсь, что они первые и предадут ее. Прошу тебя об одном, Клод: будь с ними — с моим братом и его супругой — помогай им советом, если это будет возможно, и защищай их. Я знаю, что поддерживать обреченных — неблагодарное дело, но прошу тебя сделать это для меня. Я же буду молиться здесь обо всех вас и смиренно ждать своего часа. Я готова встретить свою судьбу… Вскормленная книгами философов Клод сейчас не стала спорить с богомолицей, ведь настроение принцессы-монахини передалось и ей самой. Она дала ее высочеству клятву исполнить все, о чем та ее просила, после чего получила от нее последнее напутствие и прощальный, целомудренный поцелуй в губы. Сейчас, находясь под сверкающими люстрами Версаля, она вспоминала эту последнюю встречу и их беседу. А меж тем, ее должны были представить ее величеству Марии-Антуанетте, которой она отныне станет служить. Одетая в форму королевского офицера Клод для всех присутствующих была шевалье де Буаселье. Клод невольно улыбнулась, подумав об этой своей тайне, а еще о том, что помимо обычного оружия у нее будет еще и роковой для Юлия Цезаря кинжал. Она мечтала, что однажды пронзит им грудь того, кого не так давно любила и за кого с улыбкой радости отдала бы жизнь. Печальная ирония судьбы! Судьбы — его богини… Облик Марии-Антуанетты несколько смутил Клод. Разглядывая ее, она призналась самой себе, что не ожидала, что та окажется такой прекрасной. А может, все дело было в высокой прическе, в величественной осанке, в знаменитой габсбургской губе и, наконец, в платье, являвшемся поэмой из кружев? На лице ее застыло горделивое, но в то же время спокойное и милостивое выражение. Глаза у Марии-Антуанетты были голубыми и, должно быть, придворные поэты сравнивали их с сапфирами. На самом же деле, нельзя было сказать, чтобы они были особенно красивы, но сам их взгляд был взглядом богини или… земной женщины, верящей в свое божественное происхождение. Нежный румянец на щеках, алые, словно лепестки розы, уста, божественная грудь и осиная талия были главными достоинствами ее внешности. Она приветливо и, к удивлению Клод, без всякого высокомерия заговорила с ней, заставив девушку любоваться уже своим голосом — звучным и мелодичным. Клод с легким смущением, но и с чувством собственного достоинства отвечала ее величеству, и та, кажется, была удовлетворена ее ответом, потому как одарила ее ласковой, полной очарования улыбкой. Говорила она в сущности о пустяках, и Клод задавалась вопросом о том, знает ли королева о настоящем поле своего нового офицера, сообщила ли ей об этом мадам Елизавета или нет. Во всяком случае королева ничем не подавала виду, что о чем-то догадывается или что-то знает. Если это было просто искусным притворством, то Клод готова была им восхититься. Время спустя новоиспеченный офицер де Буаселье скакал впереди блестящей королевской кареты. Мнимый шевалье был дитя своего века. Для него, как для дворянина или дворянки — как будет угодно читателю — казалось необычайно почетным сопровождать саму королеву. Благодаря своим красоте и экстравагантности Мария Антуанетта пока еще пользовалась популярностью в народе, а потому толпа зевак встречала королевский эскорт восторженным ревом. Молоденькие девушки восторженно шептались о том, до чего их королева хороша и как красивы ее наряды, не понимая, что шляпка королевы могла стоить дороже целого дома простого буржуа. Молодая королева купалась в лучах славы, наслаждаясь всеобщим обожанием и поклонением и не догадываясь о том, что однажды будет оплакивать свое былое счастье кровавыми слезами… Шевалье де Буаселье зорко поглядывал по сторонам. Несмотря на видимое народное ликование, нельзя было терять бдительности. От отца Клод хорошо знала о покушении Дамьена на покойного короля Людовика Пятнадцатого, которое удалось предотвратить лишь благодаря счастливой для последнего случайности. Правда, во всей этой темной истории девушка сочувствовала отнюдь не христианнейшему королю, а несчастному сумасшедшему, которого заставили испытать самые жестокие и изуверские пытки — все, что только может придумать зверь, именуемый человеком… И это в их просвещенный восемнадцатый век!.. Внезапно, в толпе девушка увидела горящие ненавистью глаза какого-то человека, одетого простолюдином. Взгляд их был устремлен на королевскую карету. Потом Клод увидела и руки, сжимавшие ружье. Юная амазонка все поняла. Перед ее мысленным взором прошли ужасные картины того, что могло бы произойти — смерть королевы и последующая жуткая казнь ее убийцы, которая превзошла бы своей жестокостью даже казнь Дамьена. Клод не могла допустить ни того, ни другого. Если она сейчас поднимет крик и сама станет преследовать убийцу, то либо он будет схвачен и повторит судьбу Дамьена, либо сбежит и продолжит вынашивать свои замыслы. Тогда остается другое… Главное, чтобы ее рука не дрогнула и чтобы ловкость не подвела ее!.. С этими мыслями Клод незаметно вытащила кинжал и, прежде чем кто-либо успел что-то сообразить, молниеносно метнула его в сторону убийцы. Девушка инстинктивно отвела глаза, когда оружие нашло свою мишень и раздался крик. Раскрыв их, она увидела, что убийца истекает кровью. Глаза его при этом были по-прежнему полны ненависти. — Будь проклята, австриячка! — успел прохрипеть он перед смертью. Началась паника, и сама Клод едва не была схвачена за убийство этого незнакомца, но ей удалось оправдаться. Благо, подоспел какой-то низенький человечек, похожий на купца и принялся кричать, что покойный, которого он немного знал, сошел с ума и грозился убить королеву. Он, правда, ему не поверил. Как оказалось, зря… Ружье, выроненное убитым, досказывало все остальное… Поняв, чем она обязана Клод, Мария-Антуанетта принялась рассыпаться перед ней в благодарностях… настолько, насколько это могла себе позволить коронованная особа. Затем они продолжили свой путь, будто ничего не произошло. Вскоре они прибыли в Малый Трианон — чудесный придуманный мирок этой королевы-фантазерки. Там она любила примерить на себя роль простой крестьянки, для чего даже построила импровизированную деревушку со сказочными домиками, редкими деревьями, беседками и искусственной речкой. Образ пастушки очень шел ей. Сегодня она, однако, не стала любоваться вместе с Клод прелестью этого мирка или предлагать ей «покрестьянствовать». Нет, вместо этого она собиралась предложить своему офицеру кое-что совсем другое и попросила его скрасить ей досуг… в опочивальне. Первым порывом Клод было отказаться, но потом она подумала о том, что когда обнаружится ее истинный пол королева сама откажется от этой идеи. Она все еще не верила в то, что ее величество может связывать с дамами вроде Полиньяк что-то другое, помимо дружбы. Но когда они уединились в спальне, и Мария-Антуанетта коснулась ее губ своими ароматными, ярко-алыми губами, Клод почувствовала, как у нее закружилась голова и от этого поцелуя, и от присутствия рядом с ней этой женщины, похожей на богиню. В ней было столько красоты, властности и неизъяснимого очарования, что она казалась сошедшей с Олимпа богиней или новой Еленой Троянской. Но кого сделала счастливым трагическая красота Елены?.. Она не принесла счастья даже ей самой и разожгла пламя войны. Мария-Антуанетта продолжала, не отрываясь, целовать ее, и Клод, забывшись, отвечала на ее поцелуй. Лишь когда королева стала раздевать ее, она опомнилась и проговорила: — Ваше величество вольны разгневаться на свою верную служанку и поступить со мной по своему желанию, но мне приходится открыться вам: я — женщина. Их поцелуй, наконец, прервался, и Мария-Антуанетта пристально посмотрела на Клод. При этом последняя увидела, что во взгляде ее нет ни удивления, ни гнева. Мало того! Она улыбалась. — Я с самого начала знала об этом, — сказала она. — Славная Елизавета написала мне. — И зная об этом, вы… — Клод не смогла договорить. — И зная об этом, я говорю вам: «Дитя мое, примите мою любовь!» — страстно проговорила Мария-Антуанетта, целуя ее шею. — Ваше величество, я… — Клод чувствовала себя смущенной. — Дитя мое, я знаю, что глядя на все это великолепие, вы думаете о том, как я должна быть счастлива среди всей этой роскоши и всеобщего почитания. Но это не так. Когда я была еще более юной, чем вы сейчас, моя матушка призвала меня к себе и торжественно, но в то же время с радостью объявила мне, что я выйду замуж за дофина Франции и стану королевой. Я в сущности была еще ребенком и безумно обрадовалась. Мне хотелось бегать, веселиться, петь и танцевать, а еще — кричать всем и каждому: «Я стану королевой! Я стану французской королевой!» И что же? Я прибыла во Францию и узнала о том, что здесь я не принадлежу себе, что жизнь моя проходит на виду у всех, что у меня сотни обязанностей и ограничений… Я же всегда обожала быть свободной во всем. — Королева слегка вздохнула, после чего продолжила свою странную исповедь: — Но главным разочарованием оказался мой будущий супруг. Именно тогда я оценила драгоценную свободу выбирать себе любимого или мужа, которой владеют простые женщины. Да, Людовик — славный малый, но он увалень, думающий в первую очередь о вкусной еде и не знающий, что нужно молодой женщине. Клод даже стало обидно за своего короля, и она хотела было вступиться за него перед королевой, но под упорным взглядом Марии-Антуанетты остановилась. — Но и это еще не все! — вскричала она. — Людовик долгое время был болен и не мог быть со мной, как мужчина. Все это время я оставалась девицей — одинокая и так и не познавшая той любви, что должна быть между мужчиной и женщиной. Но не подумай, я не изменила ему. Мои дети — это и его дети. Но любви по-прежнему нет, как и не было. Мы два диаметрально разных и чужих друг другу человека, которых соединила прихоть судьбы и государственная выгода. Клод с грустью слушала эти излияния и теперь ей было даже жаль королеву. Но она знала о некоторых вещах, и на языке у нее вертелся один вопрос. И, все-таки, девушка решила мудро промолчать и подождать, пока ее величество сама заговорит об этом. Словно догадавшись о чем она думает, королева проговорила: — Конечно, ты слышала слухи обо мне и об Иоланде де Полиньяк. Они не лгут. Вернее, не совсем лгут. Но знай: эта связь не делает меня счастливой. Я не так слепа, как думают иные, и знаю, что в случае опасности Иоланда первая предаст меня при первой же возможности. — А мадам де Ламбаль? — осмелилась задать вопрос Клод, которой доводилось слышать точно такие же сплетни и об этой нежной женщине, чем-то напоминавшей Габриэль. Мария-Антуанетта слабо улыбнулась, и на сей раз в ее улыбке чудилась толика грусти. — С ней меня связывает дружба, сестринская любовь. Тереза-Луиза — нежное и благородное создание, чьи светлые одежды злая молва залила грязью. — Вы еще обязательно будете счастливы, ваше величество! — горячо заговорила Клод. — Я надеюсь на это, как и на то, что это счастье подаришь мне ты, — нежно проговорила Мария-Антуанетта и хотела снова припасть к губам девушки, но та неожиданно отстранилась. — Простите меня, мое прекрасное величество! — с жаром воскликнула она. — Мое сердце несвободно, я люблю другую! И Клод поведала изумленной этим отказом королеве о том, что сердце ее не свободно и что оно полно любви к простой девушке с чудесным именем Габриэль-Анжелика. Она забыла сказать лишь о том, что там также безраздельно царит ненависть к Наполеону Бонапарту — ненависть, являвшаяся искаженной любовью… Клод любила их обоих, но не хотела признаваться в этом самой себе. Мария-Антуанетта слушала ее, вначале уязвленная тем, что ей — королеве! — предпочли какую-то деревенскую простушку, но потом восхищенная искренностью и верностью Клод той, кого она любит. — Ваше величество вольны лишить меня своей милости, но иначе я не могу! — сказала Клод. — Лишить вас милости, дитя мое? — ласково, хоть и не без горечи промолвила Мария-Антуанетта. — За что же? За то, что вы любите другую, а не меня и готовы отстоять эту любовь даже перед королевой? — Ваше величество, в вас столько доброты… я недостойна этого! — растрогалась девушка. — Вы достойны лучшего, а тот, кто дорог вам, дорог и мне, — сказала ей королева. — Эта девушка получит место при дворе, и еще… у вас будет очаровательный домик для встреч. Любите друг друга, милая! …Нарядный домик, не блиставший богатством или роскошью, но довольно уютный, стал прибежищем их с Габриэль любви. Они чувствовали себя молодоженами, для которых начался медовый месяц. Поцелуям и нежным ласкам не было числа. Казалось, что они были одни в целом мире. Наслаждаясь этим счастьем, Клод боялась, как бы боги не позавидовали им… В это время Наполеон и Жозефина переживали вынужденную разлуку, и дни — даже часы! — проведенные друг без друга, были для них невыносимы. Виконт де Богарне, сам не безгрешный и имевший кучу любовниц, превратился в домашнего тирана для своей жены, так что она не могла покидать постылый ей дом одна, без верной ему служанки. Множество раз креолка испытывала искушение убить, отравить его или извести с помощью магии, но заставляла себя перебарывать это искушение. Она знала, что тот час, когда она станет свободной и сможет соединиться с любимым, вот-вот настанет. Нужно терпеливо ждать, а не вмешиваться в ход судьбы, иначе она может разгневаться и обмануть их ожидания. Этого Жозефина допустить не может! Наполеон должен свершить предначертанное ему и стать императором, а она должна помочь ему в этом и убрать все преграды с его пути! Ради этого стоит даже умереть… Но сейчас ей если и суждено было умереть, то от смертельной тоски, которую не могли отогнать даже дети — маленький Эжен и похожая на фиалку Гортензия. Отнюдь нельзя было сказать, что Жозефина была плохой матерью, скорее, совсем наоборот, но она была из той породы женщин, которые любят возлюбленного сильнее, чем своего ребенка. Чтобы хоть немного отвлечься, она стала раскладывать старинный пасьянс. Это гадание редко обманывало ее, и сейчас, благодаря ему, она сможет узнать, что же ждет их с Бонапартом в ближайшее время. Она немного утешилась тем, что увидела их близкую встречу и пылкую любовь, но одна вещь встревожила ее: карты предсказывали, что ее возлюбленного ждет неприятность, а может, и опасность, и связана она с каким-то врагом… или врагиней. Кто бы это мог быть? Клод-Зена мертва, она смогла уничтожить ее хотя бы в этой жизни… или нет?! Теперь Жозефина больше не могла бездействовать. Нужно было вырваться из этих проклятых стен, в которых она сидит, словно птица в клетке. Нужно было что-то предпринять… она пока не знала, что, но все же… — Бабетта, — сказала она служанке, по сути ставшей ее тюремщицей, — мне нужно выйти из дома! Мне дурно, я задыхаюсь здесь! — Господин виконт будет недоволен этим, — проворчала дебелая, мужеподобная служанка. — Разве что я буду сопровождать вас… — Нет, я хочу выйти одна! — с горячностью воскликнула Жозефина, и глаза ее засверкали. — А мне вас отпускать одну не велено! — в свою очередь взяла руки в боки служанка. Креолка не могла больше выносить это, она пришла в дикую ярость. Пронизывающий взгляд Жозефины кинжалом вонзился в ее мучительницу, и та явственно ощутила на свое шее чьи-то руки. Невидимая сила стала душить служанку, сжимая ее горло все сильней. Она не могла защититься и только хрипела, в ужасе выпучив глаза. Жозефина наблюдала за этим зрелищем со злорадной улыбкой. Наконец, все было кончено, и она стала свободной. Что сделает она теперь, куда направится? Креольская шаманка не знала этого, но решила прислушаться к своему внутреннему голосу, а он нашептывал ей, что нужно идти к Сене — месту их первой встречи с Бонапартом. С затаенной надеждой, что сейчас встретит его вновь, виконтесса де Богарне быстро оделась, принарядилась, став выглядеть, словно совсем молодая девушка, и покинула дом. Ноги вели ее к Сене. Она не знала, что или кого должна там обнаружить, но продолжала свой путь. Нет, Бонапарта в этот раз ей не суждено было встретить… Вместо него она увидела шедшую почти что ей навстречу тоненькую девушку с белокурыми волосами и серо-голубыми глазами. Вначале креолка не поняла, какой она может представлять для нее интерес, но потом, просто заглянув в ее глаза, увидела целую вереницу видений из прошлого. Везде и всюду эта маленькая блондинка была рядом с ненавистной ей Зеной! Часто именно из-за этого планы шаманки терпели крах. Много раз она, бывшая Алти, пыталась убить ее, свернуть эту нежную шейку, навсегда погасить блеск глазок, и каждый раз что-то мешало ей… Может, в этот раз ошибки не будет?.. С этой мыслью она вперила в нее свой взгляд, отчего девушка испытала дурноту и парализующий страх. Ей хотелось бежать, но ноги будто приросли к земле. Ухмыльнувшись, Жозефина хотела довершить начатое, но тут ей было послано новое видение — блондиночка и рядом с ней… живая-здоровая Клод! Креолка изумилась и даже ужаснулась. Это было просто невозможно! Они ведь распяли ее, и она сама силой мысли смогла сломать ей ноги!.. Но в глубине души она уже почти уверилась в том, что ее вечная противница жива и что спаслась она именно благодаря этой девице… Габриэль, да, именно так ее звали! Теперь она вспомнила это… Что же делать? Удушить эту маленькую сучку? Нет, это она еще успеет сделать, а сейчас она предпримет нечто другое. Приняв такое решение, Алти-Жозефина мысленно принялась колдовать одно древнее заклинание…