Волшебная лампа, или Порт-кадарский детектив

Когда в импровизированном офисе Рейеса Видаля раздался звонок, давно миновала полночь. Порт-Кадара, конечно, в столь поздний час и не думала засыпать — она гудела сутки напролет, не зная усталости, и не видела снов с тех самых пор, как «Песня Краллы» впервые открыла двери всем желающим, а над одним из домов кто-то водрузил рекламный щит, обещающий самые меткие пистолеты на просторах Элея. Эта ночь, шумная и пьянящая свежестью, мало чем отличалась от предыдущих. Город переливался тысячами огней — одинокий оплот цивилизации среди стылых степей и оскалившихся гор. Устремляя вверх медленно подрастающие небоскребы, он пытался походить на настоящий мегаполис, одетый в броню из стекла и металла, как его старшие сестры — Иллиум и Омега. С улицы сладко тянуло безобидной местной дурью. Мимо со свистом проносились машины, объезжая новенькую дорогу. Из ближайшего бара высыпала на улицу развеселая компания ангара, отмечающих национальный праздник: не то день урожая, не то очередную годовщину независимости от кеттов. Вдали кто-то смачно разбил бутылку и, не сильно расстроившись по этому поводу, загорланил песню — популярный хит времен рахнийских войн, что-то про «жучиные глаза» и «смертоносные жвалы любви». В общем, Порт-Кадаре было не до отдыха, а значит, и Рейесу Видалю тоже. Однако звонка в такое время он не ждал и уж тем более не думал, что с ним вдруг, среди ночи, свяжется брат его прекрасной дамы (Джемму приходилось величать именно так: ведь она не была Рейесу возлюбленной, а Кадаре — принцессой, и все привычные титулы — девушка, подружка, любовница — ей одинаково не шли). Рейес отложил в сторону планшет с последним донесением Кимы и принял вызов. Инструментрон шумел и плевался помехами, как старое радио: ни слова не разобрать. Чтобы расслышать хоть что-нибудь, Рейес поднялся и захлопнул оконную створку: неугомонный уличный певец затянул припев рахнийского шлягера по третьему кругу, причем старательнее обычного. Окно хищно клацнуло челюстью, и стало гораздо тише. Впрочем, связь все равно оказалась чудовищной. Динамик хрипел, словно на последнем издыхании. Похоже, Скотт решил поиграть в шпиона и воспользовался чужим каналом, чтобы никто не отследил звонок (и совершенно напрасно: нет ничего предосудительного в том, чтобы позвонить простому контрабандисту Рейесу Видалю, коротающему вечер в совершенно непримечательном здании посреди Порт-Кадары). — Прости, что? — переспросил Рейес, различивший несколько слов, и то преимущественно бранных. Изображение дрогнуло, распавшись на горстку цветных пикселей, и снова обрело четкость. Скотт набрал побольше воздуха в легкие и повторил: — Что ты знаешь об аресте моей сестры? Ругательство, которое он к этому присовокупил, потонуло среди шорохов и скрипов. Скотт тяжело дышал, как после кросса по пересеченной местности, и явно боролся с собой, пытаясь успокоиться. К щекам приливал густой румянец. Сразу видно, кому в семье достался пламенный восточный темперамент — уж точно не старшей из близняшек. Наконец Скотт наскреб достаточно выдержки, сделал еще один глубокий вдох и принялся рассказывать о том, что произошло с ним и его сестрой в последние несколько часов. Судя по этому сбивчивому рассказу, некий неведомый злоумышленник подставил Джемму, подбросив в лабораторию несколько пакетов с «забвением». Теперь какой-то громила-следователь со звучной фамилией Берг обвиняет ее в преступлении, которое она — разумеется — не совершала. Любого, кто знал Джемму Райдер или хотя бы слышал о ней, это навело бы на мысли о неудачном розыгрыше или газетной утке. Первопроходец втайне распространяет наркотики на Кадаре, подумать только! Броский заголовок для второсортного новостного сайта, где не публикуют ничего, кроме отборнейшей чуши. Джемма была способна на преступление не больше, чем Кима — на достойную партию в покер. Однако Скотт говорил серьезно и, пожалуй, даже перегибал палку с драматизмом. Понятное дело, он переживал за сестру, но никто же, в конце концов, не собирался казнить ее с первым лучом солнца или выжигать ей каленым железом лилию на плече. Недолгое заключение на время следствия — невелика беда. А что до обвинений, так Рейеса самого ежедневно обвиняли во всех смертных грехах, начиная с тщеславия и заканчивая прелюбодеянием, и он не жаловался, хотя истине соответствовала в лучшем случае половина обвинений. Потом Скотт упомянул, как следователь ударил Джемму по лицу, и Рейес помрачнел. — Я все улажу, — пообещал он, глядя на пляску пурпурных и золотых огней за стеклом. — С твоей сестрой все будет в порядке. — Если я узнаю, что ты в этом замешан… — Не замешан. Пока, Скотт. Связь прервалась, и голографические всполохи погасли. Рейес некоторое время сидел почти неподвижно: только пальцы барабанили по подлокотнику, отбивая неровный ритм. Вызволить девушку из беды — дело нехитрое и приятное. Пусть Райдер не из тех, кто благодарно рухнет своему спасителю в объятия, и все-таки это замечательная возможность возродить былую дружбу со всеми прилагающимися бонусами (страстными объятиями, язвительными комментариями и запахом лимонных конфеток). Если обвинения не снимут, ей придется распрощаться с громким титулом Первопроходца и образцово-показательной жизнью под прицелом видеокамер. До свидания, благородные принципы. Здравствуй, изгнание. А Кадара — дом большинства изгнанников и личное королевство Рейеса — была хороша не в последнюю очередь именно тем, что мечты его королевского величества тут сбывались, стоило лишь пожелать. Виски? Пожалуйста. Пуля в чей-то висок? Извольте. Прекрасная принцесса? Так вот же она. Ждут, когда ее спасут из неприступной башни аванпоста. Но даже королям такое везение сопутствует только в сказках. И за него, как правило, приходится платить. Рейес поднял взгляд и увидел отражение Кимы в оконном стекле. Тонкая, прозрачная, она походила скорее на призрака, чем на женщину из плоти и крови. Он обернулся. — Прекрасные новости, разве нет? — безмятежно спросила Кима, переступив порог комнаты. Ее каблуки мягко печатали шаг по начищенной плитке. — Я думала, ты будешь рад. Притворившись, что не замечает тяжелого взгляда, Кима прошла мимо. Она обогнула стол, на котором стояла забытая вазочка с печеньем, и постучала трубкой по краю замызганного щербатого блюдца. На ворох примятых окурков высыпалось несколько щепоток тлеющей трухи. Земной табак — дорогое по меркам Андромеды удовольствие, практически роскошь: его осталось даже меньше, чем кофейных зерен. Кима, однако, могла позволить себе и не такое. Ее желания на Кадаре тоже исполнялись быстро — еще до того, как она успевала облечь их в слова и приказы. — Зачем ты это сделала? — Считай это моим подарком, — улыбнулась Кима. — В конце концов, сегодня праздник. Ах да. Праздник. Не зря же ангара кочуют от одного питейного заведения к другому. Следовало отдать Киме должное: она хорошо усвоила законы новой Кадары. У нее был прирожденный талант к вранью, как у некоторых бывает талант к музыке или поэзии, и она не стеснялась применять его на практике. Наверное, ни один ее сородич не мог сравниться с ней в умении плести интриги. Кима делала поразительные успехи — под руководством самого опытного и самого требовательного из учителей, понятное дело. Но если она надеялась убедить его в искренности своих дружеских намерений, ей стоило поднатореть в искусстве обмана еще немного. — Кима, хватит. Не надо вешать мне лапшу на уши. Кима ответила не сразу: то ли ее переводчик не сумел обработать поговорку, то ли она на ходу меняла стратегию. — Твоя привязанность к этой девушке трогательна, но право на привязанности есть только у контрабандиста Рейеса Видаля, — наконец произнесла она, так и не повернувшись к нему. — У Шарлатана его нет. Ты совершил ошибку. Я ее исправила. — А, лекция о чувстве долга. Отлично. У тебя, часом, не припасена на этот случай какая-нибудь поучительная история? Очередная мудрая сказка из ангаранского фольклора? Выходит, в глазах Кимы он безнадежно влюбленный дурак, которому следует преподать урок. Нелестное же мнение она составила о своем сообщнике! Разумеется, Рейес позволял себе определенные слабости. Более того, он не собирался от них отказываться, что бы ни думала Кима. Какой прок называть себя королем Кадары, если не можешь хоть изредка пестовать свои и без того немногочисленные добродетели? — Нужно было избавиться от Райдера, а не отпускать его, — спокойно продолжила Кима. Ох, этот ее выверенный менторский тон… Для полноты картины только хлыста в руке не хватает. — Я предупреждала тебя, Рейес. Я говорила тебе, что он вернется и приведет с собой ищеек из Инициативы. Но ты решил, что знаешь лучше. Или ты искренне полагаешь, что твое обаяние сильнее, чем его чувство долга? — Я не идиот. Если бы я считал, что он побежит доносить начальству… — Ну, — пожала плечами Кима, — теперь он точно этого не сделает. Его сестра слишком глубоко увязла в деле с «забвением». Если он будет давать показания против нас, то навредит ей. Если расскажет про свою маленькую вылазку в Драуллир — навредит себе. Слишком многое придется объяснять. Тут Кима была права, ничего не скажешь. Если тупица следователь считает, что Джемма работает на Коллектив, ее братцу лучше держать язык за зубами. Неразумно будет делиться воспоминаниями о том, как он гостил в Драуллире и пил с Шарлатаном на брудершафт. — Я позаботилась о том, чтобы улики выглядели убедительно. Даже ты поверил бы... Хотя тебе, по-моему, больше всех нравится считать ее чистосердечной и бескорыстной героиней вашего народа. Что, скажешь, не так? — Давай не будем превращать наш разговор в домашний сеанс психотерапии. Мы сейчас о тебе и твоем гениальном плане, о блистательная Кима Доргун. — Не волнуйся, мой план достаточно хорош. Для тех, кто усомнится, у меня найдется несколько свидетелей, готовых рассказать, что покупали «забвение» у нее с рук. А доктор Накамото так признателен нам с тобой за помощь с клиникой, что даст любые показания, которые я попрошу. Не все люди такие неблагодарные, как ты, мой дорогой друг. Ах, Кима, Кима. Один ход, одна уловка — и она не только преподнесла своему дорогому другу Шарлатану прекрасный подарок, который он не решался попросить у Санты на Рождество, но и заодно напомнила, что ее место — отнюдь не на фальшивом троне в сердце Порт-Кадары. Нет, Кима всегда была на одной ступени с ним — настолько близко, чтобы в любой момент накинуть удавку или дернуть поводок. К счастью, это работало в обе стороны. У Рейеса имелись точно такие же возможности, точно такая же власть над ней и такой же набор удавок. Вот почему они всегда работали как дружная, сплоченная команда. — Больше не действуй за моей спиной, Кима. Вдруг я подумаю, что ты метишь на мое место. Ангара подошла достаточно близко, чтобы положить ему руку на плечо. Улыбнулась. Наверное, так же ласково она улыбалась своим двенадцати братьям, если они по глупости съедали весь пирог, забывая оставить ей кусочек. — Было бы проще устроить государственный переворот, чем тебя образумить. Но я решила попробовать. Мы все-таки друзья. — Черт тебя побери… И что я, по-твоему, должен теперь делать? Кима положила ему на плечо вторую руку и наклонилась так низко, что он разглядел золотые искорки в неестественно больших, распахнутых глазах. От нее пахло пряными бальзамами и маслами, которыми ангара щедро питают кожу, и только от пальцев исходил слабый аромат хорошей кубинской сигары — недавно распотрошенной и утрамбованной в курительную трубку. — Побудь благородным еще немного, если тебе это так нравится. Поиграй в героя, заполучи свою женщину, насладить этой маленькой победой… — Вот уж спасибо, что разрешила. — Но главное — найди наконец ту дрянь, которая торгует нашим с тобой «забвением».