Тик-так, тик-так.
Отбивают они секунды, минуты. И лишь иногда случается так, что два этих состояния сливаются в единую материю. Проворные тонкие пальцы бережно трепещут над свежими цветами, собирая последние букеты. Так веточки сиреневых гортензий, альстромерия оранжевая, гиперикум зеленый, лимониум синий и... — рука девушки замирает в воздухе, а взгляд плавно исследует ассортимент магазина в поисках того, что бы могло удачно дополнить этот диковинный букет. — Берграсс зеленый! — воодушевленно восклицает она, принимаясь обрамлять композицию стручками зеленой травы, подобно атласным лентам, вплетая их между бархатистыми цветками, после чего оставляет букет на столе, чтобы издалека оценить проделанную работу. Последние штрихи в виде бабочек — и готово. Фрее нравится представлять, глядя на них, как эти бабочки могли бы парить, но увы. Лишь грусть навевает на нее сие ремесло. Срезанные цветы простоят лишь несколько дней и завянут, в чём же тогда красота, если она так мимолетна, скупа? Фрее этого не понять никогда. Она оборачивает в полупрозрачную бумагу букет и туго затягивает кучерявую ленту поверх. С тоской замечает, что время перевалило за семь, а значит прошла уже большая часть игры. Девушка горько хмыкает, заправляя волнистый локон за ухо, подмечает про себя всю силу иронии: стоило Тео позвать ее на свой примирительный матч, как тут же на ее плечи свалились внезапно дела. — Надо же было тетушке Маргарет отлучиться в пригород по делам именно сегодня, — юная Тингли неловко взбирается на стул, с трудом дотягиваясь до одной из верхних полок даже будучи на носочках, но всё же достает банку с чаем. Вот только даже чай не способен отвлечь ее от мыслей о том, что происходит сейчас на поле, ведь для Тео и его дальнейшей спортивной карьеры это очень важно. Возможно, даже судьбоносно, а ее нет рядом, чтобы его поддержать. Вот так временные материи и пересекаются; Вроде бы время течет невероятно медленно, но в тоже время и быстро, что не угонишься. Время, время, время… как часто мы слышим это слово, но что же есть такое время? Период, эпоха, пора дня или года, а может подходящая, благоприятная пора для чего-то? О, нет, это скорее похоже на петлю, что с каждым годом всё крепче затягивается на твоей шее. К такому выводу Фрея приходила всё чаще и чаще. Когда вода в чайнике закипает, приятно журча и диковинно переливаясь в свете неоновой подсветки, подобно морской волне, то на экране мобильного телефона, лежащего на столе, загорается знакомый номер. — Рада вновь тебя слышать, Роуз. И прежде, чем ты спросишь: нет, я не передумала, я правда не могу прийти, — задумчиво постукивая ногтем по фарфоровой чашке, произносит девушка. И тут же замолкает, удивленно подняв брови. Голос подруги перерастает в испуганный вскрик, заставляющий Фрею немедленно выпустить чашку из рук, но тут же на заднем фоне раздается и чей-то заливистый смех. — Прости, я чуть не сбила с ног какого-то парня... — Не какого-то, а Крофта! Паркера Крофта. Ну, того самого второгодника, — перебивает ее Оливер, жутко подвывая в трубку, подобно оборотню. — Теперь ясно, кто так глумливо подшучивает над моей подругой! А я, между прочим, чуть не разбила чашку тетушки Маргарет из-за вас! - весело и без какого-либо серьезного упрека замечает Фрея, прислонившись бедром к витрине. — На самом деле это было вовсе не смешно, Оливер. — Клянусь, я тут не при чём! Я же не виноват, что он такой жуткий тип! — смеется почти во весь голос парень. — Оливер! — одновременно возмущенно восклицают Фрея и Роуз. И, судя по приглушенному вскрику в трубке, бедолага мгновенно получает тычок под ребра. — Так ты точно остаешься? — спустя какое-то время возвращается к разговору Роуз, очевидно, наконец отобрав телефон у Олли. — Я… я правда не могу. Как я оставлю магазин без присмотра? — отстраненным голосом произносит девушка. Тем временем, стекло витрины вблизи от чашки запотело, покрывшись белесой матовой пленкой, через которую проступал лишь приглушенный масляно-желтый свет уличных фонарей и виднелись очертания голых деревьев вблизи тротуара. Совершив пару глотков обжигающего чая, Фрея выдохнула на стекло, делая его практически непроницаемым для глаз окружающего мира, как бы отгораживая себя от него. Альтернатива остаться навсегда запечатанной в этой умиротворяющей цветочной оранжерее посреди бушующего, неспокойного и такого непостоянного мира казалась Фрее не такой уж и плохой, даже скорее весьма привлекательной в такой пасмурный и продроглый осенний вечер. Легкой рукой девушка прикасается к запотевшему стеклу и выводит на нем улыбку в форме полумесяца с парой горошинок-глаз. После чего прислоняется почти вплотную к улыбающемуся изображению, надеясь, что, может быть, пейзаж за окном хоть каплю изменится, станет чуть более гостеприимным, но вместо этого Фрея встречается взглядом с парой чужих темных глаз, от которых вскоре разбегаются паутинки морщинок и раздается ужасающий смех, заставляющий девушку невольно отпрянуть от окна с криком полным ужаса. — Зачем ты это сделал? Даже мне бы стало плохо от таких шуточек, — слышится в дверях знакомый голос. — Ты в порядке? — обеспокоенно интересуется Роуз, наблюдая за тем, как заторможено кивает ее подруга, будто во сне глядя на ребят. — Что вы тут делаете? — Фраза Йоги Берра придется к этому случаю, как нельзя лучше: «Не все кончено, пока все не закончено». «Вперед, подруга, бейсболисты ждут!» — неожиданно для всех выдает Роуз, выхватывая чашку чая из рук подруги и попутно подталкивая ее к выходу. — Но… — Не знал, что твои познания в области бейсбола так велики, Роуз, — удивленно и одновременно воодушевленно моргает парень, заставляя тем самым слегка порозоветь блондинку от этих слов. — У нас еще будет время, чтобы это обсудить, Олли. А сейчас никаких «но»! Ты просто обязана присутствовать на этом матче! — даже не давая возможности договорить, перебивает ее подруга. — Но… — Приехали смотрители для отбора абитуриентов на следующий год. Это тебе не шутки, Фрея, — серьезно заявляет Оливер, накидывая тем временем на плечи девушки пальто. — Нам стоит поторопиться, чтобы успеть попасть на финал. Роуз присмотрит за магазином. Пошли, — при этих словах девушка уже больше не сопротивляется, а лишь плотнее запахивает плащ, испытывая смешанные чувства от услышанного. — И, Фрея… — уже в дверях останавливает ее Роуз, схватив подругу за руку, — Робби тоже там, и он не один.Сутками ранее
***
Из коридора доносится тяжелый удушливо-пугающий скрип ступеней, перекрывающий, кажется, даже невнятный гул машин за окном. Знакомый и когда-то такой родной звук порождает теперь лишь страх, гулко отдающийся в груди, подобно звону битого стекла об асфальт. Неужели жестокая рука не минует его сегодня? Как бы ему хотелось верить, что всё обойдется, но этот мальчик никогда не был счастливчиком по жизни, ему никогда не везло. Шум шагов раздается всё ближе, будто бы отбивая предсмертную дробь в такт его сердцу, как вдруг шаги смолкают прямо напротив двери спальни. Он жмурится вплоть до рези в глазах, когда дверь открывается, всё ещё надеясь, что ему не придется, что всё обойдется, но тщетно... — Вставай и борись! Чему я тебя учил? — мгновение, и он оказывается уже на полу, распластанным подобно беспомощно вздернотому за шкирку котенку. Молчит, противясь как ребёнок, которого принуждают выпить горькую пилюлю. — Отвечай! — он оказывается загнанным в угол после удара под дых. — Если упал, то не сдавайся, вставай, — сквозь проступившие на глаза слезы, чеканит он, как незыблемую священную истину, с трудом приподнимаясь на локтях и садясь на корточки. — Ещё! — новый удар опускается на спину мальчика, как бич, вырывая из его груди болезненный всхлип. — Бей первым... и непобежденным будешь! — с этими словами он поднимает голову, ожесточенно глядя прямо в глаза противнику, и с рычанием бросается на мужчину, не дожидаясь очередного удара, но, как и ожидалось, безуспешно — мальчик поверженным тут же валится на спину. Корчится от боли, судорожно сжимая и разжимая кулаки, кричит в ярости и встает на ноги вновь, говоря, что так просто не сдастся. — Я всегда знал, что ты боец, но твоя ярость… не дай ей поглотить себя, — подросток делает новый выпад, целясь в челюсть врагу, но промахивается, оказываясь в тисках сильных рук. — Ты теряешь контроль, а значит проигрываешь. Соберись! — новая волна злости лишь прибывает с этими словами, расплескивая океан прежде затаенной обиды за все былые проигрыши. Он ни за что не проиграет на этот раз. Теперь он подходит к этому делу хитрее, но по-прежнему не в силах здраво оценить ситуацию; бежит прямо на мужчину и делает обманный маневр, оказываясь у него за спиной, запрыгивает сверху. Но уже скоро понимает, что выбрал не самую подходящую позицию для удара, да и повалить противника ему не удастся при всем желании. А потому уже скоро оказывается вновь опрокинутым на пол. — Кажется, ты всё таки кое-что забыл, мальчик мой, — носок ботинка мужчины упирается подростку в горло, нещадно давя так, что ему буквально нечем дышать. — Прежде чем лезть в западню, продумай, как будешь уходить, — глаза мальчика медленно наполняются слезами горечи, вот он и проиграл. Снова. — Вставай же и борись! — возвещает суровый голос, но слышит лишь невнятное бормотание в ответ. — Повтори, что ты сказал? — Я больше не могу. Я сдаюсь, — с придыханием шепчет он, жалобно цепляясь руками за ботинок, который грозит вот-вот сломать ему шею. Только сейчас мужчина замечает налившиеся кровью глаза мальчонки, рассеянно глядящие поверх слез на него, его синюшные потрескавшиеся губы, что жадно глотают воздух, слабые ручонки, которые выпускают его ботинки из рук не в силах больше сопротивляться, и наконец отступает, глядя на свои трясущиеся руки, которые уже в следующее мгновение сжимаются в кулаки. Одним рывком он поднимает мальчика на ноги, держа мертвой хваткой за ворот мокрой от пота и крови футболки, толкает назад до тех пор, пока тот не врезается поясницей в подоконник, не сразу приходя в себя и не сразу понимая, что происходит. — Что ты делаешь? — опухшие от слез и чуть подернутые краснотой глаза подростка недоверчиво блестят при виде свирепого лица напротив, и голос точно вторит, ломаясь неведомо от чего. — Спасаю тебя, мой мальчик, — позади раздается звон битого стекла, как вдруг всё тело подростка наливается резкой колющей болью, словно его тело — одна сплошная рана на лице гниющего мира, и ее уже не излечит закат. Говорят, что перед смертью люди видят бездонные тоннели с неземным магическим светом в конце них, но он видел лишь звездное небо, раскинувшееся сверкающим синим бархатом над головой с легкой россыпью звезд напоминающих драгоценные камни и этого было более, чем достаточно, чтобы почувствовать себя свободным. Впервые за всю жизнь.***
Ослепительно-белый свет ламп струится и проникает сквозь мелко подрагивающие веки подростка, безжалостно вторгается в его неспокойный сон, пробуждая от долгих скитаний во тьме. Робби жмурится, резко садясь на диване; голова слегка кружится, но это ничуть не мешает парню подняться на ноги, правда, далеко уйти ему так и не удается. — Наконец-то пришел в себя? И куда же ты направился? — знакомая рука ложится ему на плечо, притягивая на себя, чтобы усадить на место или поймать в случае минутной слабости. Но брюнет категорично отвергает подобный жест доброй воли, скидывая с плеча чужую руку. — Не советую меня трогать, — коротко отрезает он, краем глаза исследуя полуподвальное помещение лишь с несколькими атрибутами мебели и невероятным количеством коробок. Что удивительно, в нем нет окон, лишь газеты, плотным слоем облепившие стены, точно мотыльки ультрафиолетовую лампу. Поразительное сходство с камерой, отмечает про себя Роб, только больше ее по размерам в несколько раз и без излишеств в виде массового зеленого цвета. — Ты нездоров, оно и понятно... — спокойно кивает Крофт, глядя на Кэя оценивающим чуть прищуренным взглядом из-под беспорядочно лежащей челки. Он видит это по одному болезненному изгибу мягких потрескавшихся губ, по одним теням запавшим в уголки глаз, кажется, будто бы даже осязает эту боль и беспокойство руками, но в тоже время абсолютно точно знает, что в случае этого парня физическая боль не может быть такой сильной, но вполне возможно, именно она способна взбередить старые душевные раны, которые, как известно, не затягиваются никогда. — Ты провалялся полтора дня. Как себя чувствуешь? — Я в порядке. В полном порядке, Паркер, — губы Кэя сжимаются, выдавая его нервозное возбужденное состояние при виде того, как блондин отводит глаза. Не каждый бы заметил это еле уловимое движение, когда собеседник смотрит тебе прямо в глаза, но на самом деле его взгляд упирается в точку между твоих бровей. Вот только Робби знал достаточно неплохо Паркера, чтобы раскусить его с первого взгляда. Хитрая уловка для того, кто что-то скрывает. — Ну, что? Я знаю этот взгляд. Что случилось? — подаваясь вперед от раздражения, зло интересуется брюнет, выгибая брови. — Тебе присудили второе место. Победил “Завоеватель”, он же “Мор” и “Чума”. Все было куплено. У тебя не было шансов, — Крофт с интересом наблюдает за переменой в лице Кэя. Ему было бы даже забавно, если бы он не знал о том, как сильно Робби не любит проигрывать. Точнее, не умеет проигрывать. — Но для начала неплохо, — крутит в руках пачку денег блондин, с издевкой улыбаясь краешком губ. Не упускает возможности поддеть Кэя. Зачем? Толком не знает и он сам, может, чтобы тот не зазнавался, может быть оттого, что сам всегда придерживается справедливости, а быть может от чувства собственной уязвленности за то, что ему не достигнуть никогда таких же высот после пережитого в прошлом провала. — Не ты ли причастен к этому? Решил проучить меня за ошибки прошлого? А, Паркер? Когда же это ты успел водрузить на себя нимб Бога всемогущего? — внезапно срывается Робби, подобно цунами накатывающему сногсшибательной волной на пляж и первые поселения у прибрежной полосы, толкает Крофта в грудь так, что тот удивленно отшатывается, никак не ожидая подобной реакции. — Даже для тебя это слишком, не думаешь? Лишить меня жизни, да ещё и не своими руками!... — Робби рычит от резкой пронзающей боли в руке, когда совершает новый выпад. После чего, болезненно морщась, ощупывает влажный покров одежды поверх, скидывает куртку и задирает рукав футболки, пораженно взирая на практически черные синяки, растекающиеся по коже, точно радужные капли бензина по луже. — Что это? — Я все ждал момента, когда же вмешаться, — доносится из дверей помещения смутно знакомый Робби голос. — Не думал над тем, что здоровые люди не лежат по несколько суток в постели? Или ты думаешь, что особенный? — половицы еле слышно вторят его шагам и, наконец, в луже света возникает мужская фигура Эндрю Бакса. Худощавый невысокого роста кореец одет, казалось бы, в домашнюю одежду, настолько небрежен его вид: прежде обильно залитые лаком волосы растрепались и свободно торчат во все стороны, точно шипы, вместо элегантного костюма на нём лишь мятая рубашка, которую можно подумать застегивали в спешке — не все пуговицы на своих местах, а брюки заменили джинсы до щиколоток. — Если бы не эта боль, то я уверовал бы в последнее. Твоё имя? — выгибает бровь Кэй, косо глядя на парня. — Сонг Мин. Тебе же интересно мое настоящее имя, Робби? И да, ценой моего лечения было твоё имя. Если захотите продолжить выяснять отношения, то только не в моём пентхаусе. На улицу, мальчики, — строго сообщает Сонг, поочередно глядя на парней и четко ощущая всю накаленность ситуации, после чего, не встретив открытого сопротивления с той или иной стороны, удовлетворенно хмыкает, ныряя рукой в один из ящиков столешницы. — У тебя две гематомы средней тяжести в области предплечья и лёгкого. Это не опасно, но чревато последствиями вплоть до обмороков или даже галлюцинаций. Но ты мальчик большой, справишься. Это обезболивающее должно помочь, — в руках парня зажат шприц не внушающий Робби никакого доверия. — Только не говори, что боишься уколов, — смеется в ответ на недоверчивый взгляд со стороны подростка Сонг. — Выпей, сразу легче станет, — предлагает он, придвигая стакан ближе. — Я опасаюсь шприцов, содержимое которых мне достоверно неизвестно, — отрезает Кэй, но делает это слишком поздно. — Придется довериться мне, Робби. А после предлагаю нам всем выпить. Отказы не принимаются, — он промакивает обеззараживающей салфеткой будущее место укола, нащупывает артерию и вкалывает в неё иглу. Робби ощущает как тяжелеет и наливается свинцом рука, странное чувство тяжести, сродни желанию спать, постепенно наполняет его до головокружения, пока где-то позади роется в коробках Сонг. — Паркер, а ты ничего не забыл отдать нашему гостю? — неожиданно осведомляется кореец, поддевая его ремень пальцами, оттягивает, а после отпускает. И в его руке обнаруживается белый мешочек. — А вот и главный приз: ангельская пыль. Решил прикарманить? Не хорошо, начальству это не понравится. Взгляд зелёных глаз с трудом проясняется, мгновенно обращаясь на блондина, глядя на него с примесью удивления и ненависти. Неужели он был прав в своих догадках? И Крофт так легко обменял его доверие на наркотики? На руке подростка по прежнему темнеет витиеватый знак в форме скрещенных крыльев. Теперь-то ему хорошо известно, что он означает. — Это не то, о чем ты сейчас подумал. Я не собирался убивать тебя, Кэй! Как ты не понимаешь, я спас тебе жизнь… — между бровями Крофта залегает глубокая морщина, его обычно серо-голубые глаза кажутся дымчатыми, точно серебряные хлопья пепла, осевшие на ладонях. — И украл то, за что он боролся, — резонно замечает Сонг, тем временем осушая стакан бренди. После чего облокачивается о стол, скрестив ноги, и глубоко вдыхает, как если бы крепкий напиток огнем прошелся по его гортани. — Всё было не так. Я знаю, к чему это может привести, и боюсь этого. Я боюсь за тебя, Кэй. Их взгляды встречаются в немом монологе: раздосадованный прямой без капли стыда или опаски взгляд Паркера так и вторит о том, как сильно Робби заблуждается на его счёт, как сильно он за него переживает, но брюнет холоден и равнодушен до его чувств, он вновь нацепил на себя одну из сотен масок, снова чувствует себя обманутым и больше уже ничего не хочет слышать, а потому отворачивается, поднимая бокал бренди. За спиной слышится металлический лязг зажигалки и больше ничего. Он ушёл, оставив после себя лишь терпкий запах сигарет. — Я думал отложить вторую часть твоего приза до некоторой поры, пока тебе не станет лучше, но, думаю, ты бы сам хотел сейчас отвлечься, — в ответ на мало заинтересованный отстраненный взгляд Кэя, Сонг делает приглашающий жест в другую комнату. Мир вокруг Робби странным образом меняется, становится ярче, прекраснее и завлекает своей беззаботностью, когда он замечает двух соблазнительных девушек на кровати. Одна из них кажется ему отстраненно знакомой, да, точно, именно она желала ему удачи, накидывая свой платок ему на шею. — Поиграем? — почти выдыхает она парню в лицо, одарив той же хитрой улыбкой. Сложись обстоятельства иначе, может быть, он бы и повел себя по-другому, но сейчас, будучи разочарованным и ослабевшим, ощущая тепло мягкой кожи ее рук, что медленно стягивали с него одежду, ему лишь хотелось отдаться навстречу этим нехитрым манипуляциям и при первой возможности отомстить тем, кто встал у него на пути, лишив победы. Он резко перехватывает ее руки, опрокидывая девушку на кровать, медленно ступает к постели, садится сверху на бедра блондинки и проводит длинными пальцами по груди, полуголому животу и ниже. Улыбается кончиками губ, когда она подается бедрами ему навстречу, после чего резко переворачивает податливое тело, устраиваясь позади. Ощущает, как губы другой девушки ласкают кожу его шеи, и растворяется в приливе жарких эмоций, лишь звук закрываемой двери позади ненадолго возвращает его к реальности.***
Легкие шаги и едва уловимый шорох громоподобно раздаются в утренней или даже дневной тишине, к счастью, в спальне есть окна, режущий глаза свет из которых вызывает тошнотворное головокружение у Робби. Но уже скоро он понимает, кто является источником шума. Брюнет прищуривает глаза, чтобы не выдать себя, когда блондинка в этот момент исчезает за дверью. Кэй потирает переносицу, свешивая ноги с кровати, после чего зябко ежится, ощущая холод бетона под ступнями. Лениво блуждает взглядом по пустынному пейзажу за окном. Удивляется тому, каким унылым и скучным оказывается это место при свете дня без всей этой разномастной кучи народа, выпивки и наркоты. Кстати о ней. Робби притягивает к себе джинсы с пола и лезет в карман, но не находя «пыли», резко поднимается на ноги, даже не замечая, как уже в одежде оказывается на улице. Оглядывается по сторонам в поисках блондинки, которая как раз исчезает за углом пентхауса, и уже скоро нагоняет ее, с усилием прижимая к стене. — Ушла, даже не попрощавшись? — вскидывает бровь он, сверкая белозубой, казалось бы, беззаботной улыбкой. — Таким как ты на прощание перерезают глотки. Заметь, я этого не сделала, — смеется несколько истерично она. Сладковатый запах и чуть припорошенные белым ноздри говорят сами за себя, когда девушка отрицательно качает головой в ответ на вопрос о украденном. — Ты уверена в этом? — лишь интересуется приторно-сладким тоном парень, рука же его нещадно сжимается на хрупкой девичьей шее. — Советую хорошенько подумать над ответом, — девушка не раздумывая спешно нашаривает в кармане джинс белый пакетик и несколько разочарованно протягивает его Кэю, после чего резко разворачивается на каблуках, потирая шею, и уходит. — Ничего не забыла? — зная, что убежать на этот раз не удастся, блондинке ничего не остается, как вернуть часы законному владельцу. — Ещё что-то? — раздраженно интересуется она, лукаво при этом улыбаясь. — Теперь можешь идти, — так же наигранно улыбается ей в ответ Робби. Он протягивает руку к вибрирующему в кармане телефону. Яркая обложка матча гласит: «Неуловимые ястребы» против «Плюща», стадион на 31 Кливленд-стрит, начало в 17:35. — А знаешь, я отсыплю тебе «пыли», если составишь мне компанию на сегодняшнем матче. — Только плата вперед, — оборачивается через плечо она, поднимая брови на манер самого Робби. Он удовлетворенно хмыкает, припоминая свои же недавние слова о продажности в этом мире.