***
Вода в кастрюле медленно кипит, звонко журча, пока томаты жарятся на сковородке, куда девушка в это время подкидывает ароматные специи. Кухню заполняет аппетитный аромат еды, который нещадно щекочет ей ноздри. По телевизору идет повтор вчерашней серии Шерлока. Знакомые голоса неразборчиво гудят на фоне готовки, то и дело прерываемые бульканьем или шкворчанием. Фрея открывает форточку, чтобы впустить вечернюю свежесть в комнату и наконец садится за стол. В замочной скважине поворачивается ключ. Девушка напрягается, зная, что для прихода отца и Розалинды еще слишком рано. Робби быстрой походкой минует коридор и взлетает по лестнице, даже не бросив взгляд в ее сторону. Шлейф чудовищной грязи вьется вслед за его шагами, подобно колючей лозе, вспарывающей одним своим видом кусочек безмятежного неба. — Бесполезно просить тебя разуваться у порога, да? — интересуется она, с досадой откладывая вилку. Почти беззвучные шаги еле уловимо доносятся до Фреи, когда парень спускается по лестнице, выдавая в его походке звериную настороженность. Он словно волк, который, чтобы не выдать своего присутствия раньше времени, крадется с подветренной стороны через высокие заросли можжевельника к своей добыче. — Если думаешь, что можешь делать все, что захочешь, то я обязана тебя огорчить, — сурово произносит юная Тингли, когда Робби заглядывает в холодильник, доставая оттуда бутылку газировки, и делает несколько глотков. — С каких пор у тебя есть ключ от дома? — ее взгляд падает на связку ключей, что зажата в ладони парня и характерно позвякивает о стеклянную бутылку, поднимая пузырьки внутри сосуда. — Как всегда слишком много вопросов, Пташка, — закатывает глаза парень, порывисто захлопывая дверцу холодильника, телефон в его кармане в этот момент начинает вибрировать. Не дожидаясь, пока парень ответит на сообщение, Фрея ловит его за руку при попытке уйти. — Я не буду за тобой прибирать, Робби. Кто я по-твоему? — взгляд парня мрачнеет, а губы сжимаются в одну узкую линию. Подросток нервно облизывает их, глядя на свои наручные часы, переводит взгляд на разгневанную девушку и наконец решает задержаться. Он придвигает соседний стул к ней, садясь на него и дает Тингли желанный ответ. — Знаешь, что это означает, Фрея? — Робби выуживает ключи из кармана джинсов, демонстрируя их ей. — Это означает, что теперь я такой же полноценный хозяин этого дома, как и ты. А значит, могу делать все, что мне вздумается. Теперь-то ты понимаешь, что дело не в том, кто ты, а кто я, правда? — Робби приподнимается со стула и всем телом подается к ней, его глаза горят шальным огнем, а рука до боли стискивает девичий подбородок, принуждая ее смотреть ему в глаза. Лицо парня находится прямо напротив ее на непростительно близком расстоянии, так, что Фрея ощущает порывистое дыхание подростка на своей щеке, от этого ее сердце стучит в груди, как загнанная в клетке птица. — Но ты и так знала, что это случится. Возможно не хотела верить или же надеялась, что я возьму и испарюсь? — Робби глумливо смеётся своей догадке, когда девушка притупляет взгляд, боясь показать насколько сильно он прав. А парень тем временем отставляет стул в сторону, делает всего шаг навстречу и уже стоит вплотную к Тингли, по-прежнему придерживая ее подбородок. В его руках она чувствует себя ничтожно хрупкой, слабой и безвольной, точно кукла в руках кукловода, не в силах противиться его воле, стоит только дернуть за нужные ниточки. — Вот этого я, увы, точно не знаю, но с удовольствием выслушаю. Что скажешь? — он наклоняется к ней, приседая на одно колено, отчего та отводит взгляд, глядя на запотевшее окно, наблюдая, как капли струятся и стекают по прозрачной идеально-ровной поверхности, как вдруг ощущает нежное прикосновение ладони к своей щеке. Оно подобно дуновению бриза, так же мимолетно и приятно. — Убирайся вон! — вместо того, чтобы спросить, что он делает, вскрикивает неожиданно даже для себя она и резко вырывается из плотного кольца рук парня. В порыве эмоций задевая стакан и кувшин с вишневым соком, после чего те летят на пол и разбиваются вдребезги. Осколки стекла, словно остроконечные шипы роз распускаются у неё под ногами, образуя пропасть между ней и Робби. — А вот это уже не моих рук дело, между прочим, — насмешливо подмечает парень, тем не менее поднимая руки, точно преступник, пойманный на месте преступления, чем окончательно выводит Фрею из себя. — Катись вон вместе со своими остротами! — яростно произносит она, минуя кипу битого стекла между ними. Осколки до крови врезаются в ее стопы даже через домашние балетки. Но девушка не обращает на это ни малейшего внимания, в ярости толкая парня в грудь. Правда, ей так и не удается ничего сделать, поскольку подросток перехватывает и выворачивает ее кисти гораздо быстрее. — С радостью, — самодовольно шепчет ей на ухо Робби, точно он этого и хотел добиться всё это время. Парень разжимает ее руки, давая возможность вновь повернуться к нему лицом, и указывает на дверь, за которой уже через несколько мгновений и скрывается, бросая напоследок неясный взгляд на пол у ног Тингли. Как только Робби уходит, она ощущает колющую боль, которая разливается по телу тысячью иголок, от чего болезненно комкает салфетку в руках, желая притупить боль. На ее глаза невольно наворачиваются слёзы, не от боли, не от злости, а от обиды за себя. Почему она не может дать ему отпор? Почему он так поступает? К чему все это? Эти вопросы терзают ее вплоть до следующих слов, что ненавязчиво доносятся из телевизора: — Ваш друг ненормальный? — пораженно восклицает мать погибшего, не видя даже нити здравого ума или хотя бы заинтересованности в деле со стороны Шерлока. — Нет, он просто хам, но спутать несложно... — спешит устало заверить Ватсон, которому приходится делать подобное не впервой, дабы смягчить ситуацию. Фрея опускается на стул в крайней задумчивости, ее взгляд падает на синяки от его рук, уродливо окольцовывающих ее запястья, подобно проволоке. Девушка осторожно прикасается к ним, ощущая болезненное покалывание, а после зло смахивает непрошенные слезы. Еще раз окидывает взглядом весь тот беспорядок, что принес этот вечер, свои израненные стопы и, не долго думая, без прежнего аппетита принимается за остывшую еду, с мыслью, что этому хаму не сделать ее покорной его воле. Никогда и ни за что.***
Звенящую тишину, точно красочное полотно, разрывает в клочья рев мотора, отголоски которого несет и бережно хранит ночь. Звездное небо раскинулось темной вуалью с редкой проседью звезд над головой, скрывая в тени от чужих любопытных глаз то, что видеть им не дано, других же ослепляя своим небесным сиянием, порой пугая и одновременно завораживая. Одни, вроде маленьких ребятишек до дрожи в коленках боятся наступления сумерек и прячутся от темноты, таящей в себе жутких монстров, под одеялом. К ним относятся и взрослые, которые, правда, не страшатся монстров, поскольку, в силу возраста они прекрасно знают, что это лишь их страхи и если не могут их побороть, то стараются ужиться с ними бок о бок, но и они сторонятся ночи, укрываясь под крышами своих домов. Так им кажется, что они в мнимой безопасности, временной изоляции от проблем, но так ли это? Другие же грезят о недоступном, желаемом и недосягаемом, загадывая желания на падающие звезды и искренне веря, что когда-нибудь их мечты станут реальностью, но не делают для этого ничего. Все они хотят разрешить проблемы волшебным образом, но при этом отказываются верить в волшебство. Робби тоже не верит в чудо: он не верит сказкам и песням, не доверяет чужим россказням и словам, он верит только в себя и полагается исключительно на свои силы. Он не ищет укромного уголка, куда можно забиться от страха или проблем, не ищет поддержки и понимания в лицах людей, для него они все лишь прохожие: приходящие и уходящие фигуры людей, которые вот-вот рассеются на горизонте. Он готов идти наперекор чужим мнениям, срывая голос до хрипоты от крика, разбивая кулаки в кровь о чужие лица, борясь за свои убеждения и отстаивая свои слова. Если бы его спросили о ночи, боится ли он ее или мечтательно восхищается, то Робби бы ловко уклонился от ответа, не принимая его всерьез и отвечая вопросом на вопрос в духе: "По-вашему, я похож на ребенка? Думаете, мне есть дело до этого? Ваш интерес вызван собственным страхом, неправда ли? Тянет на детскую травму. О, лучше бы вы промолчали, не показывая своих слабых мест. Глядишь и не выглядели бы сейчас так жалко." А сам бы он не отнес себя ни к тем, ни к другим, поскольку он находится вне системы, он та самая таинственная переменная в уравнении, которую ты не найдешь, пока не решишь целиком все выражение. Этот парень отнюдь не такой как все, не особенный, нет, не подумайте, просто другой. Скорее он бы сравнил себя с утренней звездой, с Люцифером. С самым прекрасным ангелом небес, великолепным созданием Господа, предвкушающим наступление того дня, когда и он откажется склониться перед людьми. Ведь Робби как никто другой знает, насколько они ничтожны, а потому предпочтет скорее спуститься вниз в яму вместе с теми, кто был на его стороне, чем покориться воле людей. Он не прогнется, подстраиваясь под всеобщую систему, ведь он вне ее. Харлей стремительно несется по ночным улицам Сейнт Кэтринс энд Уоппинг, рассеивая сгустившийся мрак ослепительными огнями фар, и закрадывается белоснежными бликами в самые темные уголки улиц. Элитные фешенебельные районы города уже давно позади. Высокие отвесные небоскребы сменили более приземистые и простенькие дома, витрины магазинов и прочих забегаловок изрядно опустели, по сравнению с центральными бутиками, привлекая внимание прохожих лишь своими дешевыми неоновыми вывесками. "Что же могло понадобиться здесь посреди ночи в бедном захолустном районе Лондона Робби?" — спросите вы. Ответ прост, хотя и не однозначен. Посреди вечера на его мобильный телефон с неизвестного номера пришло короткое, но емкое сообщение с координатами, указывающими на этот район близ Темзы, определенным временем и просьбой представиться Гамельнским крысоловом. На вопрос, зачем ему встречаться с человеком, который такого невысокого мнения о нём, последовал следующий ответ: "Полагаю, ты не упустишь возможность увлекательно провести время, а если победишь, то даже получишь приз". Признаться, это предложение прозвучало весьма заманчиво, и, когда перед самым выходом Робби пришел ответ, как найти этого таинственного незнакомца, все сомнения мгновенно рассеялись, уступив место чистому и необузданному желанию. Но Робби бы ни за что не признался, что желания с завидной периодичностью берут над ним верх. Он бы язвительно ответил, что серость и обыденность не значит постоянство и уверенность в завтрашнем дне. Его может и не настать. На что же тогда была потрачена жизнь? И он без запинки вам скажет: "На благо всеобщей социальной системы, государства, страны?" — и даже похлопает в ладоши, искренне смеясь, глядя на вас. "Вот вы и умерли, считай, в безымянной могиле. Пали жертвой тщедушного общества. А ради чего? Только задумайтесь. Вам ничего не приходит на ум? Вот и оно, всё это время вы скитались бесцельно, мнимо считая, что приносите пользу. Может быть вас утешит, что вы такой не один, но это не изменит положения дел. Вы мертвы и забыты. Вот какой расклад вещей ждет каждого, кто пойдет на поводу у общества вслед за толпой". Парень сбавил скорость лишь после того, как свернул из жилого района в сторону безлюдного и пустынного причала, тянувшегося на много миль дальше вдоль темных вод Темзы. С первого взгляда было отчетливо ясно, что место выбрано не случайно: одинокая замшелая пристань без единой прибитой к ней лодки являлась давно заброшенным оплотом жизни. В темных болотно-зеленых водах Темзы к тому времени плескалось отражение заволоченного свинцовыми тучами неба, на смену сияния звезд пришли замыленные газовые фонари, а воздух гудел с примесью электричества, точно над городом назревала буря. Робби остановился около решетчатого забора, перекрывающего дальнейшую дорогу. Прожекторы синим рассеянным светом падали на рельефные доки, которые отдавали металлическим блеском в неярких лучах, а всё остальное пространство тонуло в непроглядной тьме, где вскоре послышался скрип открывающейся двери и шум шагов. — Что ты тут забыл, парень? Это частная охраняемая территория, — заявил хриплый кашляющий мужской голос. — В самом деле? — беззлобная усмешка появляется на губах парня. — О, полагаю, если бы это было действительно так, то со мной бы никто даже говорить не стал, — анализирует вслух сложившуюся ситуацию Роб, пристально разглядывая мужчину лет сорока перед собой. Но глазу подростка даже не на чем остановиться. Перед ним типичный рядовой пьяница, насквозь пронизанный запахом перегара и пыльной затхлости. — Так всё же зачем ты сюда приехал? — вновь переспрашивает охранник, глядя на Робби затуманенным взглядом. Парень мгновение молчит, но, прикинув в уме состояние бедолаги, не думает, что на утро он вспомнит хоть слово из их разговора, а потому беспечно произносит: — А что по-твоему способно завладеть желанием каждого? О чем втайне грезит любой? Само собой деньги, престижное социальное положение, погашение долгов или искупление грехов, секс, простая нажива и многое, многое другое, — лицо мужчины озаряет внезапная понимающая улыбка. Кажется, будто он на мгновение вынырнул из нетрезвого омута, на что бровь Робби с подозрением приподнимается. — Твоё имя, парень? — Неужто хочешь познакомиться поближе? — язвительно вопрошает Роб с лёгкой, но от этого ни чуть не менее высокомерной улыбкой. —Прости, но ты не в моем вкусе. — После чего ловит на себе недобрый взгляд охранника, коротко хмыкая в ответ на возникшее раздражение. — Где же твое чувство юмора? Хотя, постой, можешь не отвечать. В такой дыре, наверное и не до шуток. Раз ты парень такой серьезный... А впрочем, сказано и так слишком много для "крысолова"... — неторопливо крутит на языке Робби, припоминая нужную комбинацию, чем только больше выводит из себя охранника. — "Гамельнского крысолова". Полагаю, он вовсе неразговорчив. К чему все эти слова тому, кто и без них способен манипулировать людьми, правда? — Гамельнский, говоришь? — мужчина бросает оценивающий взгляд на подростка, который без труда выдерживает его, еле сдерживая накатившее в тот момент раздражение. Решетчатые ворота перед ним разъезжаются, впуская парня внутрь. — Припоминаю такого участника. Добро пожаловать, новичок. Первый раз, а уже опаздываешь? Нехорошо, — качает головой охранник. — Должно быть наши часы идут порознь. Куда же я, как ты выразился "опаздываю"? — вскинув брови, интересуется Робби, благоразумно пропуская часть слов мимо ушей, чтобы снова не нагрубить. — Как куда? На гонки! Заезд три километра вдоль Темзы. Что ж это выходит, что позвать позвали, а сказать зачем не удосужились? — мужчина надрывно хохочет, вызывая лишь безмолвную злость у Робби. О, этот парень терпеть не может ложь, буквально до зубного скрежета, но и обнаженную правду, которая режет глаза, просто не выносит. Охранник одним точным и резким движением закатывает рукав куртки Роба, а когда убирает руку, то на запястье подростка темнеет витиеватый символ, напоминающий скрещенные крылья. Парень с ненавистью и легкой примесью интереса прикасается к знаку, не представляя, что тот означает и во что именно он впутался на этот раз, но твёрдо знает, что эта ночь сулит ему не только безудержное веселье. У всего есть своя цена, за все приходится рано или поздно платить, и порой эта цена неприемлемо высока. Когда парень миновал ряд доков, перед Робби предстал вид совершенно нового и еще непокоренного им мира — мира нескончаемой выпивки, необузданного угара, высоких ставок и заоблачной скорости. Толпа была окутана таинственным сладковатым облаком, которое, по предположению парня, являлось одной из новейших разновидностей афродизиака. Множество людей сгрудилось у причала, громко хохоча, танцуя и извиваясь, точно змеи, играя в покер, обмениваясь косяками и прочим. Казалось, у каждого в этой разношерстой тусовке есть свой голос, и именно сегодня он будет услышан. — Попрошу гонщиков приготовиться! Сегодня с вами Эндрю Бакс и, поверьте, я сделаю этот вечер незабываемым! — послышался возвышенный над толпой голос неизвестного оратора, что уже само по себе казалось чудом, поскольку шум стоял невозможный. Как оказалось, кроме Робби было еще шесть гонщиков, которых вскоре представил Эндрю, но Роб разбил их условно на гораздо более упрощенные группы: трое гонщиков на питбайках новой сверхмощной модели, двое обладателей мотоциклов и один на дряхлом харлее, которого подросток даже не стал причислять к ряду своих соперников, но глядя на остальные мощные машины, превосходящие его по скорости в несколько раз, Робби посчитал это явной насмешкой. Вместе с вопросом о том, кому пришло в голову позвать его на этот заезд, встал вопрос о том, откуда у этих ребят, ненамного старше его самого, взялись деньги на такие мотоциклы? Неужели золотая молодежь Лондона собирается и проводит своё время под Уайтчепелом, лишь, чтобы погонять на мотоциклах сверхкласса, которые доступны не каждому смертному? А, главное, за что они соревнуются? Какой приз может привлечь внимание ребят, у которых и так есть больше, чем можно желать? — ...И последний гонщик, которого я предоставлю сегодня Вашему вниманию, кличет себя... постойте, не могу разобрать, кажется, "Гамельнским крысоловом"! Поприветствуйте же его! Искупайте в овациях, как вы умеете, ребята! — Робби кажется, что он преодолевает минное поле: то тут, то там толпа взрывается криками и свистом, то и дело преграждая ему путь. — С дороги, не задерживайте "крысолова"! А то и вправду набежали, как крысы! — продолжает Эндрю, унимая толпу. Расположившись на указанном месте, Робби удается выхватить худощавую фигуру комментатора поверх одного из доков. Кореец с высокой, обильно залитой лаком прической в элегантном костюме цвета насыщенной охры удобно расположился на одном из доков, вальяжно свесив ноги вниз. В полуночном свете его лакированные туфли отдают глянцевым блеском, подобно речной глади в лунном сиянии. Пока мужчина раззадоривает толпу, призывая сделать ставки, двое девушек близ него соблазнительно танцуют рядом. Робби усмехается краем губ, понимая, что они поставлены туда лишь по одной единственной причине, чтобы привлечь внимание, которое, очевидно, не способен завоевать Эндрю. "Не удивительно, — отмечает про себя подросток. — Секс и похоть правят этой эпохой. Кому есть дело до чего-то кроме внешней доступности и степени развязности? Подстилка на одну ночь и ничего больше". Как вдруг на его пути вырисовывается привлекательная особа, не дающая проезда. Как только Кэй подъезжает вплотную к ней, кареглазая блондинка ловко перегибается через приборную панель, накидывая на шею парня лёгкую вуаль под цвет платья самой девушки. — На удачу. Она тебе ещё пригодится. — Губы незнакомки растягиваются в хитрой обольстительной улыбке, такой же мимолетной, как первый поцелуй. — Задача как всегда предельно проста: продемонстрируйте, кто из вас достоин победы! Покажите, кто из вас сильнейший! И докажите, что именно вы лучший! Пять минут до начала заезда! — тем временем прокатываются волной слова Эндрю поверх толпы, накрывая ее с головой. Робби сжимает кулаки, вдыхая ночной воздух через приоткрытый рот. Он уже совсем забыл это щекочущее нервы чувство адреналина пополам с азартом от предстоящей гонки, которое подобно разряду электричества прошивает все тело до самых кончиков пальцев, заставляя невольно содрогаться от удовольствия. Шквальный гром, от которого буквально закладывает уши, тем временем раздается над головой. Летучий огонь разукрашивает небо в фиолетовые тона, четко очерчивая лиловые тучи. Кажется, что все происходящее вокруг нереально, а последние остатки реальности вот-вот смоет дождем. — Должен сказать, я рассчитывал, что больше тебя не увижу, но без моей помощи тебе не обойтись. Если ты, конечно, хочешь избежать травм, а то глядишь и чего похуже, — раздаётся приглушенный голос над головой. Робби откидывает козырек шлема, чтобы лучше разглядеть незнакомца. И невольно приподнимает бровь от удивления, видя перед собой лицо Паркера Крофта. Того самого парня, который на днях подсел к нему за столик. — Мне казалось, что ты умнее, Паркер, и поймешь с первого раза, что я не употребляю всякую дрянь из непроверенных источников. А впрочем, знаешь, я склонен порой думать о людях лучше, чем есть на самом деле. Так сказать, дань социопата обществу, — язвит Робби, скоро устремляя взгляд вперед, чтобы сконцентрироваться всецело на предстоящей гонке. — Если ты не умеешь по-человечески общаться с людьми, то это ещё не значит, что ты социопат, Кэй. В любом случае неплохо иметь дружеские отношения с тем, кто сегодня награждает и так или иначе частенько здесь бывает, — Робби выгибает бровь, уничижительно глядя на долговязого парня с малопривлекательной наружностью перед собой. — Ты? Они правда доверили такое тебе? — усмехается Робби с хищной улыбкой на губах. В ответ Крофт лишь плотнее сжимает свои губы, его рука нервно тянется к заднему карману брюк, откуда вскоре появляется полупустая пачка Marlboro. — Говоришь так, будто мы вовсе не знакомы, Кэй... — поразительно холодно и ровно произносит Паркер, но трясущиеся руки выдают его с головой. Парень несколько раз пытается зажечь сигарету, но у него ничего не выходит: огонек пляшет совсем рядом, но так и не соприкасается с кончиком. — Можешь сколько угодно делать вид, будто бы это действительно так. Но уж кто-кто, а ты знаешь, что меня не соблазнить деньгами и прочими безделушками, — постепенно ухмылка бесследно сходит с лица Робби, оставляя после себя лишь примесь острого гнева и ноющей боли, которую явственно видит в его глазах Крофт, точно зная, о чем тот сейчас думает. От этого руки блондина начинают трястись ещё сильнее, теперь Паркер не может выбить даже искру. Не намеренно, но ему удалось-таки разбередить старую рану. Собственные слова внезапно обернулись щепоткой соли для него самого. — Да пропади ты пропадом! — чертыхается парень, отбрасывая ненавистную зажигалку в сторону. А после резко разворачивается, шагая прочь так, что он подобно клину разрезает толпу и ухитряется при этом абсолютно точно слиться с потоком людей. — Минута до старта! — раздаётся уже далекий и малозначительный голос Эндрю откуда-то свысока. Робби снимает шлем, подбирая зажигалку с асфальта. На позолоченной глянцевой поверхности он видит свое искаженное отражение: взволнованное и непривычно помятое лицо. "Как же ты слаб. Просто тошно видеть тебя таким. Когда же ты успел опустился до такого?" — подмечает про себя парень, спеша как можно скорее скрыть из виду собственное отражение, накрыв его большим пальцем. И уже скоро нагоняет Паркера в толпе, кладя свою руку ему на плечо. — Ты мог бы написать мне и со своего номера, Паркер. Я бы ответил, — видя недоверчивый взгляд блондина в ответ на свои слова, он поправляется, говоря: — Не сразу, но ответил бы, — Робби подносит к сигарете, по-прежнему зажатой в руке парня, зажигалку, после чего с неё срываются искры, а витиеватая дорожка дыма устремляется в небо, растворяясь во мгле. Напряжение блондина сходит на нет уже с первой затяжкой. Кэй завороженно наблюдает за тем, как расслабляются и вместе с тем расправляются плечи долговязого парня от наслаждения. Взгляд Паркера устремляется в грозовое небо, насквозь прорезанное молниями. — Буря грядет, — замечает Крофт, переводя туманно-серый взгляд на подростка. — Это не к добру. Робби будто сам в этот момент ощущает приятное клокотание дыма в горле. Еле уловимая улыбка приподнимает уголки губ, точно этот зыбкий огонек олицетворял для него надежду на воскрешение бывшей крепкой и когда-то казавшейся нерушимой дружбы. Правда, сам Робби бы не назвал это так громко "дружбой", скорее лишь приятельскими отношениями или взаимовыгодным содружеством, но никак не дружбой. У него никогда не было, нет и не может быть друзей. Поскольку любые отношения, по мнению парня, требуют обязательств, так или иначе сковывают действия, мысли и помыслы по рукам и ногам, точно путы. А Робби, как кислород, необходимо ощущать свободу, разливающуюся до болезненного щекочущим зудом между лопаток, словно вот-вот из-за спины у него покажутся крылья. Неплохая альтернатива, правда? Что лучше крыльев может олицетворять свободу? Одни мысли о головокружительных полетах пробирают до мурашек, до сладостного ощущения ласкового прикосновения ветра, треплющего волосы, до заведомо пугающей возможности пасть так низко, как никогда. — Ты же знаешь, я не верю в знаменования, Паркер. Так какой у нас план, не посвятишь случаем? — уголки обветренных губ Крофта ползут вниз, в попытке скрыть кривоватую полуулыбку. Но Робби уже успел ее заметить, судя по чуть вздернутому подбородку и довольному выражению лица парня. — Неужто прежний Кэй вернулся? — с саркастичными нотками в голосе, холодно и наигранно не заинтересованно, спрашивает блондин, с упоением пуская дым изо рта. — Именно так, и я не намерен проигрывать. — Глаза парня зловеще поблескивают во тьме, точно тлеющие угольки, которые вспыхивают последними всполохами огня. Через мгновения раздается сигнал к началу, и семь гонщиков одновременно срываются с места. Робби замыкает кавалькаду мотоциклистов, следуя ближе всех к Темзе. С первой секунды он выжимает максимально возможную скорость, прекрасно помня слова Паркера: "Тебе нельзя останавливаться, даже на долю секунды сбрасывать скорость". Шлем надежно защищает его от порывов ветра, чего не сказать об остальной одежде. Робби прошибает чудовищный холод, который точно миллиард иголок впивается в его кожу, давая возможность ощутить всем телом бушующую непогоду. В какой-то момент раскат грома перекрывает рычание моторов, гул толпы и свист в ушах. Все вокруг замирает в ослепительно-белом сиянии света, кажется, земля уходит из под ног, и все вокруг безмолвно тонет в пучине чистого безумия, без единого всплеска, как и шанса на спасение. Уже скоро Робби удается обогнать двух питбайкеров и даже ветер, кажется, сопутствует ему, сменяется на попутный. Первые капли дождя быстро и беспорядочно моросят по асфальту, когда где-то впереди раздается чудовищный металлический скрежет, а после лязг, шум удара и один-единственный пронзительный, кажется, даже нечеловеческий вскрик. Мотоциклист, что прежде упорно теснил Робби к темным водам Темзы, резко сбавляет скорость, уходя в ряд Кэя. Когда парень оказывается за спиной Роба, то на той полосе, где мотоциклист только что был, завалившись на бок, уже лежит один из питбайкеров, немного левее его мотоцикл. "Самое главное, эта гонка без правил", — тем временем звучат призрачные отголоски напряженного голоса Крофта в его голове. Сердце Робби воодушевленно подпрыгивает, сжимаясь до боли. Он любит ходить по острию лезвия, делая ставки не на жизнь, а на смерть, когда от каждого хода зависит исход не только этого вечера, и всегда каким-то чудом он выходит победителем из всех этих испытаний, ощущая лишь кипящую в крови эйфорию и принимая почести и награды как должное. Робби плевать на риск, он принимает всё это лишь за игру, живя одним днём, опрокидывая весь день, точно стакан — до самого дна. Сопутствует ли ему ловкость и хитрость ума или простое везение пополам с неотвратимой удачей, вот в чём вопрос, терзающий многих. К тому времени из шести гонщиков трое уже явно выбиваются в лидеры, опережая других на добрую милю. К удивлению Кэя впереди всех оказывается тот самый рыжебородый грузный мужчина на дряхлом харлее, которого он изначально даже не принял за соперника. Сам же Робби по прежнему спорит с тем же мотоциклистом по левую руку от него за второе место. Питбайкер, облаченный в чёрную глянцевую кожу вновь и вновь теснит его к самой Темзе, стараясь вывести из игры, но каждый раз Роб оказывается быстрее него на долю секунды и когда тот только уходит в его ряд, желая смести с дороги, как легкую мишень и назойливую преграду, то Робби лишь прибавляет газу. И в следующий раз они оказываются уже практически бок о бок друг от друга, разделенные лишь рыжебородым обладателем престарелого харлея. Мотоциклисты идут по прямой, дыша уже даже не в спину друг другу. Напряжение достигает своего пика, когда до финиша остается меньше полумили. Кажется, воздух буквально звенит, а капли дождя отдаются ритмичной дробью о шлем. Каждый из этой троицы замер в ожидании действий со стороны другого, кто же сойдет с дистанции следующим? Внезапно питбайкер со скрипом жмет по тормозам, но уже в следующее мгновение оказывается позади Робби. Желание вытеснить его с дороги имеет явно личный характер. Гонщик не просто хочет победить, он целенаправленно пытается избавиться от Кэя на своём пути. Их рамы с треском соприкасаются, отдаваясь вибрацией по всему телу обоих гонщиков. Кэй шипит, оказываясь плотно зажатым со всех сторон и наконец решается на отчаянный маневр, понимая, что долго так не устоит. Совершенно неожиданно он подрезает рыжебородого, вырываясь из замкнутого круга. В следующее мгновение всё происходит слишком быстро и лишь спустя какое-то время поддается осмыслению. Несмотря на все ухищрения со стороны Кэя мотоциклисту позади удается наехать на его заднее колесо, тем самым выбив руль из рук парня. Всё вокруг резко сливается в единое цветастое марево, плечо и правый бок пронзает резкая боль, пляшущая звездочками перед глазами, но Робби в последний момент с трудом все же удается вновь ухватиться за руль и выровнять мотоцикл. Когда подросток бросает короткий взгляд на происходящее сбоку, то в тоже мгновение видит, как питбайкер врезается в околопрудную ограду и перелетает через неё, оставив мотоцикл позади. В фиолетовом сиянии молний отчетливо виден силуэт его тёмной фигуры, отчаянно барахтающейся и уходящей под воду. Крики ужаса перемежаются с криками оваций. Он пришёл первым, опередив на долю секунды рыжебородого гонщика и остался практически невредим. Вот только радость победы не так сладка, как казалось. Перед глазами до сих пор мерещится кожаная перчатка, высовывающаяся из воды в безвольном жесте, отчаянно требующим помощи, пока и она не тает в темных водах Темзы и холодных потоках дождя. Робби скидывает шлем, силясь разглядеть, чем закончилась эта гонка, но капли дождя мгновенно застилают ему глаза, в то же время приятно холодя и освежая лицо. Чья-то сильная рука сжимает его плечо, когда земля грозит вот-вот уйти из-под ног, и всё вокруг растворяется в ночи, оставляя после себя лишь соленый привкус дождя и жженого масла на губах.