Сказка о старых кольцах, или Новые хроники Пантуфлии

Если вы не любите меня, я совершу множество подвигов и понравлюсь вам наконец!

      Леоне не сомневался, что Кандида – самая красивая девушка на свете. В самом деле, он никогда не видел другой такой же беленькой, как подснежник, изящной, как фарфоровая статуэтка. Жаль только, что сам он смотрелся с нею нелепо даже в танцевальной паре.       Да, увы, младшая любимая дочка короля понтийского была девицей исключительно миниатюрной, а Леоне отличался ростом немалым. Лицо у него было совсем простое, смуглое, без той интересной бледности, которая так нравится юным читательницам романов; а глаза – всего лишь карие, не горящие демоническим пламенем и не отмеченные благородной меланхолией. К тому же он не умел льстить девушкам так гладко, чтобы они всерьёз считали себя неотразимыми, и соблазнять их так хитроумно, чтобы они продолжали с гордостью верить в свою недоступность.       Наш герой мог бы ещё рассчитывать на успех, будь он наследником престола – но нет, наследником был Рикардо, за ним Приджио, а Леоне шел третьим, и должно было случиться поистине ужасное – и маловероятное – несчастье, чтобы подвести его к трону. Оба старших брата женились на прекрасных, добродетельных принцессах, и впереди их ждало одно только хорошее, а младший проживал свой двадцать второй год и не знал, что и делать с собою.       От такого расклада судеб впору бы Леоне возненавидеть весь свет: для его утешения не было даже сказок о младших братьях, которые всегда получают самое лучшее. В Пантуфлии детям из благородных семей вообще избегали читать выдумки, а тем более детям королевским, которые в любых обстоятельствах должны были сохранять трезвость разума и ориентироваться на жизнь без всяких прикрас. Разве не хороша она как есть? Вот и Леоне мог бы довольствоваться успехом при дворе и должностью в совете – но и этого он оказался лишён, в чём, по мнению большинства, сам был целиком и полностью виноват.       Всё дело заключалось в том, что Леоне с раннего детства был катастрофически, ненормально, неприлично честен. То есть совершенно не умел лгать. Это было просто проклятие какое-то, беда. Хуже того, и солгать в его присутствии было нельзя – злосчастный принц обладал чутьём на неправду и прямым, открытым нравом: а потому ничего удивительного, что друзей у него было мало – и почти все из самого неподобающего круга, придворные дамы и девицы считали его обхождение дурным, а министры настоятельно советовали королю отстранить сына от участия в государственных делах. Его величество тяжело вздыхал – и следовал советам. Он был очень осторожный человек, и младший сын со своей репутацией не то дурачка, не то злонамеренного буяна, приносил ему немало огорчений. Что поделать, наследственность… Точь-в-точь бабушка, дочь абидонского короля, которая в жизни никому ни разу не сказала неправды. Её отравили, бедняжку, и слишком многие обрадовались этому.       Но, между прочим, мы несколько отдалились от того, что больше всего занимало нашего героя – от его трудной, почти несчастной влюблённости. Почти – потому что всякое несчастье забывалось, стоило Леоне получить от принцессы Кандиды письмо: вот уже около года он состоял с ней в дружеской переписке, которая началась вскоре после визита монарха Понтии с семьёй на свадьбу принца Приджио. Именно тогда Леоне увидел Кандиду впервые. Не будем описывать, как состоялось их знакомство – оно было довольно нелепо, и от воспоминаний о своём неподобающем поведении Леоне всё ещё готов был провалиться сквозь землю. Но Кандида была положительно особенная. На то, что фрейлины двора воспринимали ужасной медвежьей глупостью, она только смеялась, прикрывая коралловый ротик белым веером, и говорила: «Ах, как забавно!..»       Её всё на свете забавляло. На пространные, продуманные, тщательно проверенные по большому словарю письма своего поклонника она отвечала не по существу, с очаровательными грамматическими ошибками. Хотя в Понтии тоже было запрещено всякое шарлатанство и государственная цензура с большой осторожностью пропускала книги для детей, Кандида, словно маленькая девочка, обожала сказки и каким-то удивительным образом имела к ним доступ – впрочем, она была так очаровательна, что даже сухарь придворный библиотекарь готов был исполнить всё, что пожелает её высочество. Она знала наизусть целую сотню невероятных историй и частенько мечтала о дальних странах, где водятся феи, о волшебном зеркальце и чудесных бобах, о превращениях и приключениях – обо всём этом она увлечённо рассказывала принцу, а тот был только доволен.       А в последнюю неделю он был просто без ума от счастья – пусть кто-то и говорил, что ума ему недостаёт от природы, всё равно, это было извинительно: принцесса написала ему о предстоящем ей новом визите в Пантуфлию! Да, у Рикардо родилась дочь, и старый король Грогнио Второй созвал на крестины всех соседей, о чём Леоне знал очень хорошо. Но король Понтии на этот раз оказался слишком занят, а её высочество уже достаточно подросла для дипломатии – ей было уже семнадцать лет!       Леоне хотелось прыгать от восторга, но поскольку и он был не маленький мальчик, он просто улыбался. А улыбка у него была замечательная, этого у него было не отнять. И всему двору казалось, будто невежа принц стал гораздо приятней, чем обычно – он просто не замечал ничего вокруг, и стрелы его правдивости почти никого не разили.       На самом деле в голове его зрела смелая мысль – он хотел предложить Кандиде выйти за него замуж. Да, да, замуж, после торжественного бала он и сделает ей предложение. Она же разговаривает с ним, значит, он ей не противен, и она пишет такие славные, чудесные письма! То, что его возлюбленная, будто с картинки сошедшая, может подолгу говорить с кем-то дурным из чистой учтивости или жеманничать, даже не приходило ему в голову. Поговорить сначала с отцом невесты и со своим отцом? Но какой в этом смысл, ведь если принцесса будет согласна, их величествам ничего не останется делать, как тоже согласиться. А если она откажется, на что ему тогда отцовское одобрение?       Но вот наступил торжественный день. Леоне был искренне рад за крошечную племянницу, и всё же едва мог дождаться, пока кончатся церемонии и гости будут предоставлены сами себе. С наступлением темноты почти все пошли смотреть на фейерверк – о, это было роскошное, великолепное зрелище, – а Леоне, равнодушный к увеселениям, искал глазами принцессу, и найдя её, почувствовал вдруг такую скованность, что не сумел выдавить из себя толком ни слова. Он окликнул красавицу – и стоял, ощущая себя рыбой, вытащенной из воды. Ему даже казалось, что у него точно так же, как у рыбы, сам собой беззвучно открывается рот.       Верно, вид у него и вправду был нехороший, потому что личико принцессы приняло встревоженное выражение. - Что с вами такое? Вы сегодня какой-то странный, право. - Да… я… Нет, ничего! Простите, я обеспокоил вас. Я хотел только… то есть... не хотите ли вы пройтись по парку? Вы, должно быть, устали от шума? – говорил он, внутренне деревенея от собственной наглости. - Как вы догадались? На самом деле я ужасно боюсь фейерверков. Мне всё воображается, что одна из этих ракет вдруг не взлетит, а попадёт прямо в меня… Странно, правда? - Нет, почему же, - воскликнул Леоне и тут же осёкся, вовремя поняв, что история о королевском пиротехнике, оставшемся без глаза, была бы совершенно неуместна, - Извините. Я имел в виду, что тоже предпочёл бы фейерверкам прогулку. - Чудесно! Моя глупая компаньонка – вы с ней уже знакомы, да? – обожает огненные представления, собственно, поэтому её сейчас со мной и нет. Подумать только, её так увлёк праздник, что она забыла о своём долге и, наверное, даже о моём существовании! Что бы она сказала, увидев нас наедине! - Кандида мелодично рассмеялась и вдруг спросила: - У вас растут ночные фиалки? - Я не знаю, - обречённо проронил Леоне, спускаясь вслед за принцессой по мраморной лестнице и направляясь в сторону тенистого парка. - Ах, в самом деле, мужчины ничего не понимают в цветах… Но я их непременно узнаю, когда увижу, мало какой другой цветок распускается по ночам! Я хочу набрать себе букетик. Сейчас все носят букетики. Если бы вы видели…       Он шёл за нею, а она всё щебетала и щебетала, не умолкая, и, кажется, вовсе не нуждалась в собеседнике. А Леоне тем временем вновь собрался с мыслями. - Ваше высочество! - Да? Послушайте, у меня есть к вам предложение…       «У меня к вам тоже», - чуть было не выпалил он. - Давайте называть друг друга по именам! Это так смело и так приятно. Я словно весь день сегодня нарушаю правила. Иногда я даже думаю, что вот-вот забуду, как меня зовут – меня мало кто зовёт по имени. - И меня… Послушайте, ваше вы… Кандида! Я уже очень давно хотел сказать вам одну вещь, очень важную, и как раз сегодня, потому что я не знаю, увидимся ли мы ещё и когда это будет…       Он замялся. Она, слава богу, молчала, и только глядела с большим детским любопытством. - Уже целый год я имею честь вести с вами переписку. В самом деле, для меня это больше, нежели честь, это удовольствие, радость, это…       Она улыбнулась. - Я тоже очень рада получать от вас письма, Леоне. - Правда? Значит… Значит, вы меня поймёте! Это даже больше, чем радость. За всю мою жизнь я никогда и ничем не дорожил больше! В последнее время… В общем… Боже мой, да так я никогда не закончу! Я и без того похож на слабоумного, страшно сержусь на себя и, верно, кажусь вам живой нелепостью. Я люблю вас, Кандида! Полюбил с первой минуты, как увидел, и ждал этого дня, чтобы признаться. Я не могу предложить вам многого, и сам я не из достойнейших в мире людей, и едва ли имею право надеяться, но не сказать вам всего – это хуже смерти. Выходите за меня замуж. Ну вот я и сказал это. Теперь мне гораздо легче, и я готов услышать ваш отказ… - Почему же непременно отказ? – услышал он и поднял глаза. Принцесса отнюдь не казалась поражённой и смущённой – скорее она была слегка удивлена и непривычно серьёзна, выражение детской беззаботности оставило её. - Милый Леоне, но то, что вы хотели мне сказать, превосходно умещается в две фразы! Зачем же было так мучиться? С того самого дня, как мне исполнилось пятнадцать лет, мне делали предложение тридцать три раза. Один юноша дошёл даже до того, что наложил на себя руки под моими окнами. Это было очень некрасиво. - И вы не выбрали никого? - А зачем? - улыбнулась она. - Я ещё очень молода и совсем не разбираюсь в людях. Мой отец так добр и так любит меня, что предоставил мне полную свободу – в разумных пределах, конечно. - Но что вы ответите мне? - Пока ничего. - Ничего? Тогда… Может быть, вы мне не верите? Вы, только вы одна можете знать... - Я вам верю, - оборвала его принцесса, - Разумеется, я вам верю. Намерения ваши серьёзны, другими и не могут быть, поскольку вы человек благородный – но принесут ли они нам счастье? - Что вы имеете в виду? - Я хочу сказать… Знаете ли вы наверняка, что ваши чувства не исчезнут со временем? Стойте, стойте, сейчас вы приметесь уверять меня, не надо… Вы любите меня. Это замечательно. Это даже немножко лестно. Но прежде, чем отдавать вам своё сердце – ведь я его потом не получу обратно! – мне хотелось бы… убедиться, что ваши чувства в самом деле так сильны и прочны. - Клянусь честью, - воскликнул Леоне, - я сделаю всё, что вам будет от меня угодно! - Я вовсе не хочу требовать от вас чего-нибудь невыполнимого, не желаю подвергать вас страшной опасности… Я хочу только, чтобы вы исполнили мою мечту. - Расскажите мне скорее, что у вас за мечта? Принцесса вздохнула и спросила вполголоса: - Вы читаете сказки, принц? Леоне смутился. А она продолжила: - Дело в том, что в книге, которую ни один министр просвещения никогда бы не одобрил, я прочла об удивительной вещи, и с тех пор она не даёт мне покоя. Когда-то в объединённом королевстве Фазании и Павлинии один волшебник подарил наследной принцессе два обручальных колечка. Они были необычные – не золотые, а оловянные, но не это было их главное свойство, а главное проявлялось тогда, когда ими обменивались любящие люди: колечки эти могли дать человеку то, чего ему не хватает. Из глупышки сделать умницу, из урода – красавца. - Но для чего это вам, Кандида? - Раз уж сегодня вечер правды… О, если б вы догадывались! Вам я кажусь, должно быть, воплощением всех достоинств – так вы себя настроили! А, между тем, у меня есть недостаток, и очень существенный. Она помолчала немного и продолжила: - Видите ли, все мои сверстницы чуть не с младенчества в кого-нибудь влюблены. Вокруг этого вращается вся их жизнь и помыслы, и они так счастливы! В последнее время с ними просто невозможно стало разговаривать, ни о чём, кроме кавалеров, говорить они не могут! А мне скучно. Единственная моя любовь – это сказки, волшебная сладкая фантазия, я даже – верьте или нет – думала о том, чтобы начать писать самой! Но гувернантка полагает, что моя грамматика и ор-фо-графия, - принцесса горько вздохнула, - очень далеки от совершенства. И потом, королевская дочка – писатель! Нелепо и немыслимо, надо мной станут потешаться. Я страдаю, милый Леоне, ещё и оттого, что не могу никого полюбить. Все эти несчастные претенденты на мою руку не поселяли в моём сердце ничего, кроме жалости или досады. Я не могу и представить себе человека, который пробудил бы во мне любовь. Несомненно, со мной что-то не то. Я испытываю склонность к тому, что никому не нравится, к тому, что считают вздорным и опасным. Но и вы не такой, как все! Вы умнее других и понимаете меня. Вам я могу довериться и поручить единственное, что могло бы мне помочь. Больше всего мне хочется вылечиться от причуд, и быть похожей на других девушек, и любить, любить… Не знаю, кого. Мне почему-то кажется, что, добудь вы мне те волшебные кольца, я в ту же минуту смогла бы полюбить вас!