Love Me Like You Do.

"Я не пожалею Даже то, что так люблю – Или будь совсем моею, Или я тебя убью".

      Он никогда не видел её такой. Такой сломленной и подавленной. Её большие глаза тают, благодаря слезам, лицо матовое и бледное сияет из-за ярких синяков под глазами. Белок красный, а зрачок то расширяется, то сужается. Её некогда прекрасное лицо становится нелепым, некрасивым. Горбоносый нос, посередине лица, глупо вздымается; рот некрасивый и грубый, а подбородок острый и ужасный.       — Гевхерхан, — он осторожно подходит к ней. В её комнате пахнет напряжением и страхом. Запах давит на грудину, тяжело дышать,       — что с тобой, сестра? — она вскидывает на него свои голубые глаза. Радужка заполняет весь белок, зубы терзают нижнюю губу. Она в ярости.       — Уходи прочь!— шипит, как змея. Баязид видит, как мучительно кривится её рот, обнажая вперёд выставленные зубы. Она какая-то не своя.       — Что происходит?— настойчиво требует ответа Баязид, но свирепое молчание закрадывается под ногти, вызывая зуд,       — Говори!— ещё громче отвечает он и с силой хватает её за локоть, заставляя смотреть прямо в глаза. Пускай говорит, не прерывая зрительного контакта.       — Брат- повелитель хочет выдать меня замуж, — слова даются ей с трудом, но она говорит. И знаете, что пугает? Ее сдавленный голос и серые глаза, как у загнанного зверя.       Баязид стоит, продолжает держать её за локоть, ослабевает хватку, но не отпускает её. Старается проанализировать ситуацию, но мозг напрочь отказывает форсировать информацию. Сестрица тяжело и гулко дышит, грудь вздымается от постоянных всхлипов.       — Все будет хорошо, — мягко произносит юноша и обнимает девушку за плечи. Она утыкается ему в грудь, плачет и воет,       — все будет хорошо...— волосы у неё спутанные, похожие на гнездо, лоб покрытый испариной блестит на солнце, а усталые глаза заплывают в слезах.       — Я поговорю с братом, Гевхерхан. Обещаю, — шепчет он ей в губы. Она тянется за поцелуем, но Баязид отстраняется. Ласково целует сестру в плечо, щеку и висок и покидает комнату.       Все это неправильно и ужасно находиться с сестрой в странных отношениях, когда внизу тянется тягучее, как патока возбуждение, а она приоткрывает свои алые губы для поцелуя. Когда они переступили ту заветную черту и стали такими? В детстве они всегда были вместе, такие невинные и чистые, как слёзы младенца. Что в них переменилось? Их чувства по отношению к друг-другу или они сами? Зарытое сомнение, что брат не пойдет на уступки, неприятно сдавливает грудь, что становится тяжело дышать. В памяти всплывает сестрица, вся синяя и тающая в слезах с мольбами и стонами. Он должен сделать всё, чтобы сестра принадлежала ему. Абсолютно, все.       — Повелитель не занят?— осведомился юноша. Молчаливые стражи отрицательно кивают головой и пропускает в комнату. В покоях прохладно, поскольку балкон не закрыт. Сам Падишах сидит за бумагами, от брата веет чем-то пугающим. Он сидит в позе, как хищник, умные серые глаза внимательно изучают лежащий перед ним лист, руки глупо лежат на столе, будто он не знаю куда их деть. Все в нем величественное и опасное, глупое и пресловутое.       — Повелитель, — Баязид низко склоняет голову,       — Мне нужно с вами поговорить, — юноша встречается со всегда знающими все глазами.       — Ты хочешь поговорить о Гевхерхан?— выдаёт он своё предположение, которое метко и цепко попадает в цель.       — Да. Не выдавайте её замуж. Прошу вас, — брат медлительно встаёт из-за стола, сцепляет руки в замок и смотрит на брата внимательно. Его глаза то щурятся, то расширяются, на губах блуждает странная улыбка. Он похож на доброго старика, который все понимает и видит. Но это не так. Его знания поверхностны, а он видит лишь то, что хочет видеть.       — Я понимаю, что вы всегда были вместе и очень близки. Но Гевхерхан уже выросла и окрепла, пора выходить замуж и обзавестись семьёй. Или ты хочешь, чтобы она так и осталась старой девой. Баязид, — брат ласково кладет руки на плечи Баязида и уже куда более строго, чем раньше продолжает,       — моё решение не поддаётся обсуждению или осуждению.       — Брат! Я все знаю и вижу, все понимаю, но прошу дайте Гевхерхан месяц, чтобы она обдумала и приняла решение. Мне больно видеть, как она страдает. Я умоляю вас, — с мольбой в голове молит молодой юноша. Волнение терзает горло, а проглотить не получается. Мурад не сводит глаз с лица брата, перекосившегося от испуга и волнения. Баязиду не нравится эта тишина, которая, как пята давит на них с братом, кажется, что он слышит его прерывистое дыхание и биение сгустка и лимфы в груди.       — Хорошо, Баязид. Но взамен ты обещаешь найти себе невесту к этому сроку. Обещаешь?       — Обещаю, — отвечает юноша, и покидает покои брата. Он сделал все, что смог и был счастлив, что им с Гевхерхан дали месяц. Месяц побыть вместе, впитать неосознанные мысли и чувства друг-друга, пускай ради этого пришлось пожертвовать своей свободой. Что не сделаешь ради любви? Особенно ради такой неземной и порочной одновременно, близкой и далёкой в то же время.