More murmur

      Бека сидела со сосредоточенным лицом, крепко держа в руке самую обычную розовую бритву. На яркой упаковке было написано, что она предназначена для нежной и чувствительной кожи. И что не вызывает аллергии. Алтын молча схватила ее с полки, не глядя на цвет и цену, и по-быстрому запихнула ее в суровый, черный, кожаный рюкзак. Пока никто из знакомых не увидел. Засмеют ведь, чертовы бруталы.       Вот теперь она сидела в горячей воде напротив того человека, которому собственно эта бритва предназначалась. Юля с едва заметным смешком подтянула бледные худые ноги поближе к себе. Бексула с бритвой, пусть и такой не брутальной, выглядела очень серьезно. Будто глотку резать Виктору собралась этой самой бритвой. Медленно и мучительно.       Плисецкая немного нервно почесала остаточные красные пупырышки, возникшие еще давно, после использования какого-то дешевого геля для депиляции. Пупырки появились — противные светлые волоски остались. Хотя Бексула с уверенностью говорила, что ей нравится изящное тело Юльки и таким, и вообще вся Юлька в целом, но сама Юлька оставалась непоколебимой. Мужик сказал, что избавится от лишней растительности, значит избавится.       Ой. Точнее баба. Пусть это и было немного проблемно.       Особенно «там». В том месте, о котором обычно в приличном обществе не говорят. Но это уже другая проблема. Из-за которой Плисецкая теперь спит в тигриной пижаме, про которую забыли с начала переезда Алтын. Не до нее было. Зато теперь пришло время атласной пижамки. А она так и сказала, когда ее доставала. — Пришло твое время! — торжественно объявила девушка своему шкафу, держа на вытянутых руках мягкую ткань и вызывая своими словами добродушные смешки со стороны кровати.       Потому, что Юлька стеснялась своего тела, не смотря на то, что Алтын внушала ей, что она прекрасна. Лучше нее нет никого на свете. Бексуле удавалось иногда сделать так, чтобы девушка не комплексовала. Однако лишь на время. В светлой голове снова и снова звучали набатом слова, сказанные когда-то любимым человеком:«Ты уродка. Ты никому не нужна будешь, кроме меня.       Постепенно проблема бритья начала забываться с того момента, когда Плисецкая испробовала гель для депиляции. Зато Алтын про нее не забыла, хотела помочь своей подружке в этом непростом деле. Вот, деликатную бритву купила, помня о чувствительной коже Юли, которая в другие времена лишь служила хорошую службу. Как Плисецкая извивалась под смуглыми длинными пальцами… Бексула немного нервно поерзала на скользком дне ванны. Не вовремя эти воспоминания.       Ох как не вовремя. — Давай, котенок. Я буду осторожна, — она положила свободную ладонь на острую белую коленку и ласково улыбнулась ее хозяйке, которая шумно сглотнула, но ногу осторожно вынула из-под себя. Где-то Юлька уже слышала эти слова.       Она доверчиво вытянула ногу вперед, чувствуя на ступне слишком горячие пальцы, а после щекотный легкий поцелуй где-то в районе стопы. Плисецкая тихо рассмеялась, постепенно расслабляясь в самых надежных руках, которые осторожно наносили вкусно пахнующий гель для бритья. Взяв в руки незамысловатую баночку, она кинула наполненный нежностью взгляд на сосредоточенную Беку и ткнулась носом в инструкцию, написанную мелким шрифтом, чувствуя, как щеки начинает заливать краска.       Новый уровень доверия? Возможно. Вряд ли она бы доверила свое тело другому человеку. Да тому же Виктору. Юля слишком часто обжигалась об это холодное пламя безразличия к себе, которое не очень тщательно маскировалось. Обжигалась и снова давала себя обжечь, словно могла прорваться сквозь эту пламенную стену без потерь или увечий, но… Но не смогла.       Она была на середине пути к самосожжению, когда ее уверенно схватили за шкирку, будто несмышленого котенка, и вытащили из этого ада. Плисецкая тогда очень сопротивлялась, очень не хотела, чтобы ее рваные раны - единственное напоминание о Викторе - залечивали хоть как-то. Теперь же она сидит напротив этого терпеливого лекаря и капризно дует губки, когда бритва случайно проезжается по пупыркам. Бексула без капли презрения целует пораненное местечко, вызывая у своей девочки лишь мягкую улыбку.       А израненная когда-то девочка была сейчас счастлива. Даже если Алтын начнет резать этой чертовой бритвой грудь, чтобы достать быстро бьющееся сердце и забрать себе, то Юля позволит ей это сделать. Сердце, ноги, руки, голова… Этой гордой молчаливой орлице принадлежало абсолютно все что связано с Плисецкой. И это чувство полного владения было полностью взаимным.       Юля чувствует как светлое теплое счастье медленно наполняет ее изнутри, окончательно стирая старые раны, словно стерка. Она резко выдернула ногу из смуглых рук и, не обращая внимания на новую царапку, кинулась на колени к Беке, вызвав микроцунами в их ванне. Та только успела убрать быстро и вовремя опасную бритву, чтобы Плисецкая не ранилась еще сильнее. — Я люблю тебя, Бека… — прошептала девушка и, не давая ничего сказать в ответ, резко впилась в приоткрытые тонкие губы немного неумелым, зато чувственным поцелуем.       Юля Плисецкая самый счастливый на свете человек. И она была готова кричать об этом на всю страну.