Лига

Таверна "Черный лебедь" оказалась именно такой, как и представлял себе Бернар, шумной и дымной, с прокопченными балками под низким потолком, с запахом прокисшего пива, пота и старого жира. Он любил такие места, где никому нет дела ни до кого, где никто не привлекает внимания, где спившийся рыцарь бросает на стол серебряные шпоры, при этом не впечатляя пожилую шлюху, а в углу пьяный монах проигрывает в кости простой деревянный крест. Привычным взглядом он охватил полутёмный зал. Приметил воришку, удачно подхватившего со стола серебряную монету, служанку, хлебнувшую эля из чьей-то кружки, белый посох, прислонённый к стене. Медленно двинулся вперёд, не упуская посох из виду. И увидел вторую примету: бирюзовую бусинку, промелькнувшую в быстрых пальцах... Монашеские чётки, низко надвинутые капюшоны, двое в серых рясах, склонившиеся над мисками с незатейливой похлёбкой. Бернар не любил монахов, но эти двое могли иметь такое же отношение к церкви, как и он сам. Восемь лет в лиге научили его не верить тому, что первым бросается в глаза. Он уселся на скамью, пригладил бороду, давая разглядеть кольцо на пальце. Проговорил, зевая: "Молитесь за нас, грешных, братья..." Ему принесли похлебку и кружку эля. Ели молча, потом так же молча монахи встали из-за стола и направились к лестнице, скрывающейся в темноте. Бернар последовал за ними. Они поднялись на второй этаж, прошли в самый конец узкого коридора, освещённого чадящей сальной свечой. Один из монахов постучал в дверь, выбив хитрую дробь на темной древесине. Дверь отворилась, впустив Бернара и его спутников в довольно просторную спальню без окна, но с широкой кроватью. На кровати раскинулись трое: щуплый блондинистый парень, который мог бы на первый взгляд показаться молодым, и коренастый, ничем не примечательный горожанин, похожий на ремесленника. Между ними разлеглась патлатая рыжая шлюха. Бернар сцепил зубы, чтобы не выдать отвращения. Шлюх он не любил. Но работать приходилось и с ними. Рядом с кроватью сидел на низкой лавке рослый простолюдин, типичный фермер с крупными тёмными руками и неровно обрезанными седеющими волосами. Только уж слишком остро блеснули исподлобья цепкие глаза, светлые, как у хищной птицы. Монахи сбросили капюшоны. Один из них оказался копией самого Бернара: крупный, жилистый мужчина, ещё довольно молодой, с широкой грудью и крепкими плечами. Боец. Второй напомнил Бернару небольшого хищника - хорька или горностая, быстрого, безжалостного. Опасного. Он сразу признал в нем лидера и не ошибся. Горностай заговорил первым. – Ну что ж, стало быть, все в сборе. Это Бернар. Клинок. Его нам прислала лига, так что языки придержали. Знает благородное обхождение, может быть рыцарем, телохранителем, придворным. Так, теперь ты, Бернар, запоминай. Это Гастон, тоже клинок. В любой потасовке первый человек. Второй монах сдержанно кивнул. – Это Клод, вор, может открыть любой замок, забраться в любой карман. Похожий на фермера вор довольно улыбнулся, обнажив неполный набор желтоватых зубов. – Это Филипп, вор, лицедей, мошенник божьей милостью. Неприметный горожанин-ремесленник подмигнул Бернару с хитрой улыбкой. – Николас, акробат, жонглёр, тоже лицедей, конечно, вор. Блондинистый парень слегка наклонил голову. – И наконец, наша Эжени: все, что я перечислил, и многое другое. Шлюха забросила за плечо рыжую гриву и блеснула белоснежной улыбкой. Её зеленые лисьи глаза смеялись. Бернар не сдержал брезгливой гримасы. Шлюха захохотала, откидывая назад тяжёлую голову и обнажая белое горло. Бернара передернуло. – Меня зовут Жиль, и ты должен слушаться меня, очевидно, больше, чем ты когда-либо слушал своих благородных родителей. Горностай потёр ладони. – Итак, к делу. Гильдия дала нам поручение. Скажу вам так: если мы не справимся, тогда нам лучше провалиться в преисподнюю. И то нет гарантий, что нас не найдут и там. Зато если сделаем все как надо, можно будет купить домик на Луаре да нанять смердов, чтоб делали нам вино, а нашей заботой будет не трезветь ни при каких обстоятельствах. – Это мы можем, Жиль! – снова засмеялась шлюха. – Я, например, уже не помню, когда была трезвой. – Придётся протрезветь, Эжени! – сказал вдруг Жиль очень серьёзно. – Наша первая задача – присоединиться к челяди его высочества принца Орлеанского. У меня есть план для каждого из вас. Слушайте и запоминайте. Бернару досталась роль рыцаря, чья земля отошла проклятым бургундцам. При дворе Луи Орлеана это должно было вызвать сочувствие. Гастону - роль боевого товарища. Николасу выпало стать оруженосцем Бернара. Клоду предстояло устроиться в услужение, желательно на конюшню. Филиппу – тоже в слуги, но в домашние. Эжени... – О, не извольте беспокоиться, мастер Жиль, я своё место знаю... Паршивая девка изогнулась как-то особенно вызывающе, при этом обнажив ногу чуть ли не по колено. Удивительно стройную ногу, вынужден был признать Бернар. Он подал голос: – А нельзя ли нам обойтись без шлюх? Можно ли верить таким тварям да жизнь им вручать? – Нельзя, – коротко отозвался Гастон. – И можно. Ещё вопросы есть? Бернар был чужим. Эти странные люди работали вместе и вместе были наняты гильдией. Он, Бернар, не был одним из них. Договорились о следующей встрече, взяли по кошелю, приятно звякнувшему, на расходы. Выходили по одному, но как-то получилось, что в дверях Бернар столкнулся с рыжей шлюхой. Он подвинул её плечом, но она немыслимо изогнулась, а через мгновение маленькое, но очень острое лезвие прижалось к его шее, как раз там, где билась твёрдая жила. – И что нам делать с таким нервным дворянином, мастер? – пропел совсем рядом нежный голос. – Эжени, оставь... – вздохнул Жиль устало. Бернар оттолкнул шлюху. Это было странно и обидно. Она могла бы убить его, если бы хотела. Лёгкая ладонь потрепала его по щеке, снисходительно, унизительно. Шлюха сверкнула глазами: – Ступайте, граф. Сработаемся. Захотелось тогда Бернару схватить в кулак её рыжую гриву да бросить суку мордой в стену... Но он пересилил себя, решив, что достаточно уже выставил себя идиотом за один день. Бернар вернулся на постоялый двор у Гайеннских ворот. Гастон и Николас его сопровождали, привыкая к новым ролям. Спать устроились в общем зале, на дощатом полу, в душной и тёплой тесноте. Гастон проговорил: – Зря ты так с Эжени. Ты всего не знаешь. Она верная, бесстрашная. Огонь. – Все женщины – шлюхи от рождения, – сказал Бернар, будто сгусток яда выплюнул. – Но некоторые хоть скрывают это. Хоть как-то пытаются. А другие гордятся. Вот ваша шлюха – такая. – Тебе с ней работать. Привыкай, – холодно бросил Гастон. Бернару стало стыдно. В самом деле, ведь он профессионал. Если надо будет, станет работать хоть с самим сатаной. Она назвала его графом. Откуда она знала?.. Получается несправедливо, гильдия открыла его секреты этой банде наёмников, а он сам не знает о них ничего. Более того, даже задания не знает. Хотя это как раз обычная тактика. Узнает все, что нужно, и не больше. В нужное время, и не раньше. Сна как не бывало. Кто-то храпел, кто-то возился в душной темноте, пахло перегаром и давно не мытым телом. Бернар прижал ладонью корявый шрам под рёбрами, баюкая не боль, а память о давно прошедшей боли. Как давно это было, будто и не с ним. Будто кто-то другой вернулся домой с войны, чтобы найти могилу отца. Чтобы найти Маргеритт, нежную и кроткую невесту – женой Мориса, сводного брата, подлого и вероломного ничтожества... Что же было потом? Кровь на руках, пена на крупе загнанного коня, зарубины на стальных клинках и холодный свет в глазах мадам Зами, главы лиги воров славного города Парижа... Сколько крови пролил он на мостовые старого города, сколько долгих миль прошёл по обе стороны пролива, сколько душ оставил за спиной, упокоенных и не слишком. Отчего же именно сейчас сжимает сердце боль, будто снова стоит он над телом нежной Маргеритт? Будто снова глядит в любимые глаза и видит в них лишь ужас. А все эта чёртова шлюха. Ничем не похожа она на дочь барона де Жоель, разные они, как лёд и пламень, как небо и земля. Такие, как эта Эжени, созданы на погибель роду мужскому, и они это знают и пользуются этим бесстыдно... Но Бернар не сопливый мальчишка. Он знает цену женскому слову и женскому сердцу, и цена эта – медный пятак в базарный день. Он не заплатит и этого. Разумеется, человека с улицы не возьмут в охрану к его светлости герцогу Орлеанскому. Бернар не постеснялся обратиться в лигу, и вскоре простой план был претворен в жизнь: на нынешнюю фаворитку герцога, прелестную графиню де Буа было совершено коварное нападение. Неизвестные бандиты атаковали её эскорт, красавицу вытащили из носилок, сорвали с рук перстни и браслеты, разорвали на ней платье драгоценного атласа и, возможно, нанесли бы ей и другой, непоправимый урон. Но на крики испуганной жертвы отозвался случайно гулявший поблизости дворянин. Ему удалось прогнать бандитов, щедро окропив мостовую их чёрной кровью. Благородный воин не воспользовался отчаянным положением графини и проявил истинное великодушие, проводив дрожащую от ужаса красавицу ко дворцу. По пути он рассказал о себе, назвав имя и место ночлега, а также поведал грустную историю о небогатом, но очень живописном поместье, обманом и силой отнятом коварными бургундцами. Назвался дворянин шевалье Бернаром де Треси. На следующий же день за ним явились люди с гербом герцога Орлеанского на кирасах и повели во дворец, где в пустой караульной встретил его немолодой воин по имени Роснар, капитан гвардейцев герцога. Старый волк шкурой чувствовал капкан, и ему не слишком нравился полученный приказ, а молодой и надменный шевалье де Треси нравился ещё меньше. – Некая особа, приближенная к его светлости, рассказала ему об услуге, которую вы ей оказали. Его светлость счёл полезным иметь человека ваших качеств в своей личной гвардии. Моя задача – понять, заслуживаете ли вы подобной чести. Бернар вскинул подбородок. – Любезный капитан, вы отчего-то решили, что я заранее согласен принять ваше лестное предложение, если таковое поступит. Должен вас огорчить: это не совсем так. Во-первых, у меня есть определённые обязательства. Мой спутник и боевой товарищ Гастон Перье последует за мной, куда бы ни занесла меня судьба. Любое сделанное мне предложение должно быть распространено и на него. Кроме того, мне был навязан оруженосец, существо удивительно ленивое и совершенно бесполезное, которое я тем не менее вынужден терпеть в память о его отце. Во-вторых... Через полчаса утомительных препирательств, в течение которых наглому выскочке несколько раз указывали на дверь (да и сам будущий гвардеец неоднократно порывался уйти, но был остановлен сердитым капитаном), шевалье и его боевой товарищ были зачислены в гвардию герцога. Воины обязаны были явиться на службу со своим оружием и доспехом. За это они получали кров, стол и ежемесячное вознаграждение, их лошади – стойло и фураж, оруженосец – содержание. Кроме того, шевалье потребовал подъемных, которые чуть было не явились последней каплей, но в конце концов тоже были выплачены. Унизительный торг не улучшил мнение капитана о новом пополнении, но Бернару показалось, что именно его меркантильность заставила вояку забыть об опасениях другого рода. В тот же день все трое перебрались в дворцовый барак. Там было хуже, чем на постоялом дворе, хоть и не намного. Зато следующим утром Бернар проиграл капитану тренировочный бой, при этом блеснув незаурядным мастерством. Проигрыш был фальшивым, мастерство – настоящим. Капитан оценил и то, и другое. За обедом Бернару и Гастону подали по кружке пива – угощение от капитана. Служба налаживалась. Она обещала быть недолгой и выгодной. Бернар остался довольным собой. Ему было любопытно: удалось ли другим наёмникам пробраться во дворец, но за рамки простого любопытства это чувство не выходило. У каждого была своя задача. Свою он выполнил.