Лига

В Кенте Бернар был, конечно, аквитанцем. В Кенте люди знали: аквитанец – это хоть и не англичанин, но лучше француза. Намного лучше, нечего и сравнивать. За полфунта золота в монетах флорентийской чеканки он купил у старого полубезумного рыцаря замок, больше похожий на фермерский дом, каменный, но под соломенной крышей. Дворянского титула замок не принёс, зато к нему полагалась хорошая пахотная земля, на которой жили арендаторы, а также земля под пастбище, фруктовый сад с пасекой и длинная полоса побережья с отвесными утесами над неспокойными серыми волнами. Новый кентский лорд отправлялся на верховые прогулки именно туда, на приглаженное морскими ветрами каменистое плато с яркими пятнами вереска между серыми камнями, с быстрыми тенями пробегающих по небу облаков. Он всегда останавливался на самом краю, где с седла не видно было земли, только бесконечное живое полотно, уходящее за горизонт, только крикливые чайки, и ветер с запахом соли и тлена, и облака, касающиеся волн. Он знал совершенно точно: может быть, сегодня, а может быть, через год он разгонит коня и взлетит в это серое небо, и сердце его перестанет биться ещё до того, как тело разобьется о свинцовые волны. А если суждено этому случиться все одно, то отчего же не сегодня? Над морем собиралась гроза. Медленно надвигались темные тучи, затягивая вечернее небо, наливались булатной синевой, подрагивали по краям тусклым серебром. На горизонте мелькали зарницы, бросая в море искры быстрого огня. Резкий порыв ветра пригладил траву, испуганно вздрогнул конь. Гром, ещё далёкий, негромкий, показался ворчанием разбуженного зверя. И снова Бернар повернул коня прочь, к дому. И снова удивился этому решению. Неужели его история ещё не закончена? Неужели где-то там, в мире людей, в запутанных клубках человеческих судеб тянется и его нить? Гроза догнала его, хлестнула по спине сотней тяжелых плетей, запуская холодные пальцы за воротник, за голенища сапог, за отвороты перчаток. Не дожидаясь команды, конь пустился в галоп. Раскат грома сухо хлопнул прямо над ними, молния залила каменную пустошь голубоватым мертвым светом. Во дворе дома, отгороженном невысокой стеной, дождь хлестал рыжую утоптанную глину, в мутных ручьях и водоворотах плавали стебли соломы. Сколько раз собирался замостить двор камнем, но так и не смог найти ответа на один вопрос: зачем? Зачем ему этот двор, этот дом, фермы в долине, пчелы в цветущем саду? Спешился, жестом отослал прочь выбежавшего под дождь мальчишку. Все равно он уже мокрый насквозь. Отвёл коня в стойло, расседлал, почистил. Вытер ветошью, укрыл плотной попоной. Выскреб грязь из-под подков, засыпал в кормушку свежего овса. Даже причесал гриву и длинную чёлку на лбу. В конюшне было тепло и сухо. Идти домой не хотелось. Снова вышел во двор, в почти полную темноту. Ветер стих, но дождь обрушился на него сплошной отвесной стеной. Над дверью сгустком малого тепла горела масляная лампа. Поднялся на второй этаж, в полную темноту спальни. Кто-то догадался закрыть ставни, и к лучшему, иначе быть потопу. Со стоном сбросил на пол тяжёлый пояс и плащ, мокрый насквозь. Двинулся вперёд, в темноте споткнулся обо что-то, чертыхнулся... И тотчас же получил резкий удар по щиколоткам. Ему удалось удержаться на ногах, но, на мгновение потеряв равновесие, он неловко взмахнул руками. Неожиданный удар бросил его лицом к стене, колено уперлось в поясницу, вцепившаяся в волосы рука оттянула голову назад, а острое лезвие прижалось к горлу. Бернар взревел, в быстром повороте уходя из-под клинка, вбивая локоть в ребра врага. Тот зашипел, как рассерженный зверь, мгновенно перехватив руку Бернара в жесткий и болезненный захват. Бернар толкнул невидимого противника, подставил бедро и без особых усилий бросил врага на пол. Тотчас же невидимый кулак вонзился ему под рёбра, выбивая воздух из лёгких. Бернар перестал дышать. Это гибкое тело под ним, тонкие запястья, узкие бёдра. Этот запах дождя, горький и чистый запах невозможного. Вот оно, безумие. Вот он, конец пути. Немыслимо изогнувшись, противник выскользнул из его рук, сильным ударом в плечо опрокинул на спину. Теперь уже бёдра Бернара сжали чьи-то колени, его запястья оказались в плену сильных рук. Горячие губы закрыли его рот, впились жадно, грубо, острые зубы прокусили губы, сильно, до крови. Прерывающийся от гнева голос проговорил: – Если ты, Кристоф де ля Круа... Если ты ещё раз удерёшь от меня, клянусь, я тебя убью! Найду и убью! – И я, – выдохнул Бернар, хмелея от нового глотка воздуха. – Я тоже! Я тоже тебя люблю...