***
Часть 1
21 октября 2018 г. в 15:26
Будуар Примы был погружен во мрак, который мягко рассеивался только одной лампой возле туалетного столика с зеркалом. Джуд сидел на кровати, погруженный в свои мысли. После ухода Марио, посланного Кароллой, он никак не мог прийти в себя. Сегодняшний вечер начинался как обычно. Он пел на сцене в образе. И сегодняшняя песня была чем-то иным. Что-то пробуждалось в мёртвой душе и изливалось в музыке. И Джуд дарил волшебство со сцены. Но потом в его комнату вошел Марио. Он говорил, он требовал, он угрожал. И туман в голове вновь стал окутывать проснувшееся недавно сознание. Каролла направил его сюда не просто ради украшения ночного клуба. Ему нужна была информация об Эрреро. Джуд был шпионом, засланным в тыл к врагу. И Марио пришел за информацией. Но что он мог сейчас поведать наседающему на него с когтями гангрелу? Хозяин клуба еще и близко не подпускал его к своим делам, а со сцены многого не высмотришь. Но для Марио это оказалось неубедительным ответом. Гангрел шипел на итальянском, тянулся к его горлу, напоминал о долге перед Серебряным Долларом, обещал вырвать глотку, чтобы Джуд больше не мог петь. Но наконец ушел. И теперь Симмонс сидел один, гипнотизируя взглядом большой яркий цветок на драпировке стены. А в голове неприятно зудело напоминание о том, что он по прежнему остается собственностью Сильвестро. И при упоминании одного только его имени к сознанию вновь подступала отупляющая пустота, сковывающая мысли и чувства. Приказ. Да, Каролла отдал приказ, которому нельзя было не повиноваться. И уж он-то об этом никогда не забудет.
Джуд попытался вспомнить о том, как он попал в Новый Орлеан. И ему это почти удалось. Но туманное воспоминание, на миг показавшееся ему, вновь куда-то ускользнуло, оставив после себя горький привкус во рту. Там, в прошлом, тоже были чужие приказы и чужая жестокая и сильная воля, сковывавшая его собственную. Но ведь было еще что-то помимо этого. Что-то и кто-то, кто улыбался ему, слушая его голос. Кто держал его за руку и вёл куда-то по освещенным ночным улицам. Кто спал рядом с ним и обнимал его во сне. И Джуд засыпал, слушая волшебные истории про другие миры, полные магии и любви. Когда же это было? Как давно? Кто это был? Почему его сейчас нет здесь, рядом, с ним? Сложно было отыскать ответы в замутненной памяти, но Джуд продолжал тянуться к ней, понимая, что если сдастся, то будет навсегда обречен выслушивать таких "марио", подчиняться таким "сильвестро" и оправдываться перед такими "эрреро".
Как же его звали? Пальцы пробежались по складкам концертного платья. Шорох ткани что-то прошептал ему, но он не расслышал. В надежде услышать это имя еще раз, Джуд вновь провел ладонью по расшитому блестками шёлку.
Тадеуш
"Я знаю, когда-нибудь мы встретимся вновь. Но пока наша встреча не случится, мне бы хотелось, чтобы ты знал: я любил тебя. Любил больше, чем оставшуюся мне не-жизнь. И люблю до сих пор. Поэтому хочу, чтобы ты летел. Чтобы твои крылья были свободными, чтобы их наполнял ясный ветер, неся тебя по новой дороге. Лети, и пусть небо улыбается тебе..."
Рука застыла, не в силах пошевелиться. Мысленное письмо, написанное аккуратным округлым почерком, висело перед его взглядом, трепеща уголками бумаги, словно колибри. Джуд зажмурился, пытаясь не дать волю боли и отчаянью. Воспоминания нахлынули, отодвигая туман в голове. По его щеке словно провели алую линию, расчерчивая все узором скорби. И любви.
Тадеуш погиб. Сгорел в своей лаборатории, распростертый на полу, окровавленный, со сквозной раной в груди. И Джуд видел издалека, как охватывает огонь его небольшой вагончик, как красные жадные языки лижут его стены, как взмывает над крышей нестерпимо яркая пламенная птица. И ничего не мог сделать. Долгое время он даже не мог это вспомнить. А сейчас он только и может, что отпустить Тадеуша, пообещав хранить его образ где-то глубоко-глубоко в не-мертвом сердце.
Тадеуш сгорел. И его мысленное письмо тоже должно было сгореть. Должно было, иначе все теряло смысл. Джуд прикусил губу, стараясь не обращать внимания на текущие из глаз слезы. Зажмурился. Запел. Он вкладывал в мелодию все - боль, скорбь, любовь и желание отпустить того, кого любил. Он вкладывал себя, свою душу, то, что от нее осталось. Голос был ветром в новых крыльях: поддерживающим, сильным, добрым. Несущим к новым горизонтам, дарящим надежды. Он отпускал любимого, больше не привязывая, не ломая крыльев. Он наконец был свободен.
Он пел мертвому и духу, крыльям и пламени.
Золотые прожилки опутали письмо, растрескиваясь витражным узором из бумаги. Из посланий и памяти, свободы и ветра. И где-то в чужом небе летел огненный мотылек послания. Скорлупа треснула, пропуская первые лучи лунного света. Отраженного света той звезды, которая была запретна для вампиров. По рукам Джуда зазмеились трещины. Голос бился в груди, выводил мелодию. Глаза открылись, провожая сожженное письмо. На губах была светлая улыбка. Он отпустил.
Он хотел вытереть глаза от крови, но замер, рассматривая обожженные растрескавшиеся запястья и бегущие от них к локтям затухающие полосы. Руки не болели. Джуд улыбнулся и прижал ладони к груди, обнял себя и... раскинул руки, словно птица взмахнула крыльями, поднимая себя в воздух, вставая на крыло и ощущая биение ветра в перьях. Рывок. Его ноги что-то держало. Его перья... крылья были заботливо подрезаны. И начавшая набирать высоту птица была грубо повержена на землю. Удар отдался в груди щемящей болью беспомощности. Он вскрикнул, но не от боли. От понимания и осознания ошибок. Джуд встал и выпрямился. Лететь было еще рано. Но он будет пытаться вновь и вновь. Снимет оковы и отрастит перья. Как бы ни было страшно и больно. Когда придет время он взлетит вновь.
Тишина. Кровавые потеки, подсыхая, стягивают кожу.
Мысли кружились в голове огненными брызгами, но Джуд так и не смог нащупать то, что держало его, то что могло подрезать крылья. Возможно, это хранилось в памяти, которой больше не было. Возможно, в ней хранились все ответы, но прошлое молчало. Он снова сел на кровать и принялся рассматривать руки. Только недавно они были покрыты обугленными трещинами, словно из-под кожи должно было показаться что-то иное. Теперь их не было. Не было даже боли. Перед глазами всплывали картины того прошлого, которое он помнил, слова, голоса, звездные ночи, искренние улыбки, волшебные сказки об иных мирах...
Джуд сидел на кровати и гипнотизировал взглядом большой яркий цветок на драпировке стены.