Птицы на западе

Билеты на премьеру новомодного боевика шелестели мелкой дрожью в руках Ким Сокджина, пока он пытался собраться с силами и войти в гостиную. Бороться с собой уже давно вошло в его привычку. Конечно, он не хотел идти на очередной фильм, где преобладают перестрелки, погони, драки, кровь... Словом, всё, что входит в понятие "экшн". Ему вообще никогда не нравилось кино, где происходит "мочилово", выражаясь языком Чонгука, а количество трупов, в конечном итоге, переваливает за десяток и больше. Что уж говорить про отношение Джина к ужастикам и триллерам. Но все они давно, даже слишком давно не выходили куда-то вместе. Вернее, парни-то гуляют, зависают в клубах, устраивают окопы в комнатах, обсуждают девочек и музыку, но как-то без Сокджина. А он сам, великовозрастный простофиля, и не заметил, как исчез из их разношёрстной компании, и теперь старший брат никак не мог перепрыгнуть через пропасть, разделяющую их парой лет и лёгким напряжением, которое в последнее время ощущалось всё чётче. Хотя, может, опять виноват этот пресловутый возраст? Ким бросил взгляд на дверь в комнату, за которой порой гогочут, словно мерины, шестеро его братьев и устало выдохнул спёртый воздух. Какой беспросветный идиотизм - бояться зайти в чёртову гостиную и спросить про фильм. Хотелось поступить совсем как в детстве: залезть пальцами в волосы и хорошенько так взъерошить их, вытряхнуть все ненужные и неправильные мысли, но потом вспомнилось, что пряди лежат в идеальном творческом беспорядке. Стало дико смешно и в то же время грустно. Раньше устраивать на голове взрыв макаронной фабрики очень помогало, а теперь... Скорее всего, ему будет только хуже. А, может, он слишком повзрослел? Опять-таки, риторический вопрос, конечно. Наконец, ручка двери щёлкнула под напором, пропуская так и не снявшего фартук Сокджина к своим родственникам. Шестеро голов одновременно повернулись в сторону неуклюже застывшего в проходе парня и вернулись в исходное положение. Правда, Тэхён вроде хотел крикнуть своим богоподобным басом "Привет!", но сидевший рядом с ним Чимин толкнул его локтём в живот, не давая прервать просмотр интересного сериала. Тэ так и подавился громогласным несбывшимся криком. Хосок на это хохотнул, но тихо, оглядываясь на сопящего Юнги, и показал Чим-Чиму большой палец. Чонгук вообще не заметил происходящих баталий за спиной, продолжая неотрывно пялиться в телевизор. Одному Намджуну глубоко фиолетово, что творится вокруг, ибо он опять словил в оборот музу и усиленно строчил в не-трогай-а-то-руки-оторвут блокноте, беспрестанно перечеркивая неверные фразы и глодая кончик карандаша. Каждый раз предпочитал простой лист бумаги компьютеру, потому что "так думается лучше". Хотя, на самом деле, Джун таким образом героически спасал технику от бесславной кончины в своих руках. Сердце Сокджина перехватило всего на миг, а разлившееся тепло мягкой волной накрыло всё тело. Вот они - самые близкие для него люди. Ближе просто некуда. Очнувшись, Джин переступил с ноги на ногу и натянул привычную улыбку на лицо. - Народ, сходим в эту субботу в кино? У меня... Хосок, почти слившись с образом главного героя на экране и дёргая руками на манер драки, оглянувшись на брата, быстро проговорил: - Я, Чимин и Чонгук не можем. Будем весь день репетировать движения для школьного конкурса. Последние два согласно промычали, жуя солёные крекеры. Эфемерная зависть привычно взвилась внутри. Сокджину бы такой обмен веществ, как у этих троглодитов - жрут и не толстеют. Старший перевёл взгляд на Тэхёна, но тот замахал руками. - Не, не получится. Я на выходные свалю к другу, хочу с ним потусить... - Скорее, с его сестрой, - насмешливо фыркнул Чимин, руками показывая размер груди очередной пассии брата и картинно хлопая глазами. Чонгук от смеха подавился печеньем, а Тэхён ослепительно улыбнулся, одними глазами обещая устроить предателю сладкую жизнь. Сокджин вполне реально вздрогнул. Как ни удивительно, но именно Тэ, их персональный источник солнечной радиации, умел устраивать самую каверзную и неожиданную месть. Самое потрясающее - обид он никогда не держал, натура не позволяет. Но подготовить "ответку", даже чисто для профилактики, сам Бог велел. Юнги недовольно перевернулся на бок, заставляя всех застыть на месте. Подождав пару секунд, все так же дружно выдохнули - похоже, чеку гранаты они не тронули. Не успел Джин в ожидании уставиться в белобрысый затылок Намджуна, как тот монотонно произнес: - Мы с Шугой будем заняты, - но, краем зрения увидев вопросительно приподнятые "домиком" брови старшего, неохотно продолжил, - приглашены на андеграундную вечеринку. - Ну да, где же ещё вы можете быть, - почти вслух буркнул Сокджин, непроизвольно сминая злосчастные билеты. Когда-то связывающие их узы были крепче стальных канатов, а, пускай и незначительные для кого-то обстоятельства, сблизили мальчишек, но это было когда-то. Здесь и сейчас шитая белыми нитками жизнь постепенно расползается по швам, треща от натяжения. Потому что это было далеко не в первый раз. Но Джин не был бы Джином, если бы не попытался вновь... Если бы просто не попытался. - Может, попробуете отложить дела на пару часов? Мы давно не бывали нигде вместе, - воодушевленно выпалил юноша, и, не услышав возражений, но и не заметив интереса, произнес уже чуть прохладнее. - Могли бы натаскать попкорна в зал и проржать весь фильм, высмеивая ляпы. Как раньше... - Дай поспать, а? - вдруг хрипло рыкнул Юнги, яростно сверля мгновенно замолчавшего Сокджина. - Ты и так можешь прекрасно сходить без нас. Тишина, прерываемая лишь звуками из телевизора, очень резко сгустилась в комнате, обвившись вокруг груди и живота Джина плотным обручем. Намджун хмуро хлопнул блокнотом по макушке самого известного во всем квартале грубияна, отчего последний закатил глаза. И все, обернувшись на старшего брата, немного виновато вперились взглядом в его потускневшие глаза. И ведь по-прежнему больно. Почти как в первый раз. Наконец, тот в ответ ободряюще усмехнулся всем присутствующим. - Да, пожалуй, я не вовремя, - прочистил горло Сокджин и махнул ладонью. - Развлекайтесь, парни. Шагать обратно, в темноту пустого коридора, было странно, холодно и слегка мерзко. Привычно. А вот слышать то, что не предназначено для твоих ушей, гораздо хуже, пускай и честнее. - Как же ты заебал нас всех, - лениво, но от этого не менее озлобленно прошелестел Шуга, чей сон тревожить отождествлялось с тыканьем палкой в спящего медведя, и принялся вертеться на месте, устраиваясь поудобнее на диване. Сокджин сделал вид, что ничего не услышал. Остальные сделали вид, что Юнги ничего не говорил.

* * *

Наверно, именно так ощущала себя Кэрри, когда ожесточившиеся одноклассники выплеснули на неё свиную кровь. Отвратительно униженно и растерянно, с огромным вопросом в голове "За что?". А вообще, какая-то отсроченная реакция у него, ведь он как-то, не помня себя, дошёл до своей комнаты и вот сейчас застыл на пороге, даже не закрыв дверь. Какой в этом смысл, если за ним никого не было? Сокджин невольно ухмыльнулся и, в два шага преодолев расстояние до кровати, плюхнулся на неё, вперившись взглядом в потолок. Тот вдруг показался очень унылым, потому что Джину, как истинной королеве драмы, не хватало тех самых эпичных трещин, по которым можно проследить всю свою жизнь и упиваться жалостью к себе. Интересное это выражение - "никого за ним не было". Оно относится не только к ситуации в целом, но и к его биографии в частности. До недавнего времени он считал иначе, но, в свете последних событий, Сокджин вообще не уверен, а была ли за его сравнительно недолгую, но насыщенную двадцатипятилетнюю жизнь хоть одна по-настоящему крепкая опора, не считая его самого. Ему пришлось научится отстраняться от людей и замыкаться в собственном мире, хотя это и полностью противоречило принципам Джина и его морали, старательно упрятанной от копий трухлявой действительности. И как же долго он отучался от того, чтобы не оглядываться назад в тревожном ожидании и не смотреть волком на руку, тебя кормящую... Черт, Сокджин, самоедство - это твоё всё. Он резко подрывается с постели. Затем, подождав, пока белые пятна перестанут плясать на внутренней стороне век, открывает кран в ванной на полную и с неподдельным удовольствием сует разгоряченную голову под мощную струю воды. Нет, естественно, это неправда. У него были и есть люди, на которых он мог положиться, но в данный момент они недоступны и заняты в трёх комнатах от него. Да если бы и были, Джин бы не стал перекладывать на них свои проблемы. В сущности, он должен был давно научиться не обращать внимания на острые слова, полосующими нутро на части, но Сокджин так и не сумел абстрагироваться от вполне конкретных эмоций, облаченных в завуалированные и не очень фразы и направленных конкретно на него. И Юнги, который не стал тянуть кота за многострадальный хвост, открыл ему глаза на одну слишком очевидную вещь - Джин им больше не нужен. Им больше не нужна няня, утирающая мелким спиногрызам слюни, а позже - безрезультатно укладывающая ораву вертлявых бегунов. А вот Сокджину... Сокджину просто катастрофически нужно заботиться о ком-то, иначе бездна, образованная в далеком, но врывающимся каждую ночь в сны, детстве, вновь разверзнется, поглощая всё на своём пути. Сокджин настолько свыкся со своей ролью мамы и папы, при живых-то родителях, что теперь, лишаясь этого, почти умирал. И уже это состояние пугало. Сокджин так любит младших, что некая одержимость, прежде незаметная, с недавних пор очень ярко прослеживалась во всех его действиях относительно братьев. Он так изучил их, что знал - где-то через час-полтора, задолбанный и задавленный большинством голосов, в конечном итоге Юнги поскребётся в дверь, еле слышно бормоча о ядовитом языке и характере язвы. Разумеется, извинения будут выпалены при помощи мата, потому что, на самом деле, насколько Шуга бил тяжёлыми словами других, настолько же он изничтожал себя за сказанное, когда понимал, что не прав. Вот только на этот раз Джину все равно, что будет дальше. Он мокрый и немного замёрз; устал, подавлен и осознал простую истину: он с хирургической точностью пришит к каждому из братьев. А теперь они старательно отпихивали его, отталкивали, отрывали с мясом от себя, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Возможно, в нем сыграла гордость, глупость или что-то еще, но, останься он, немного погодя Сокджин крепко обнял бы ершистого Юнги, потому что тот ему позволил, улыбнулся стаду слонов, топчущихся в коридоре и развесивших уши. И неизбежно простил и сам бы просил прощения, потому что по-другому не может. А Джин не хотел этого ни для себя, ни для них, ведь позже он снова станет давить на бунтарскую волю, на их поэтичные чертовы крылья, сдавливая своей гиперзаботой и желанием быть частью их всех. Желанием быть в памяти самых дорогих ему людей навсегда. Он не хотел, поэтому, пожалуй, стоило поступить так, как решил неделю назад, когда ощутил всеми фибрами души, что время Сокджина, приёмного старшего брата, безвозвратно ушло. Отряхиваясь, словно собака, он закидывает готовую сумку на плечо и оставляет билеты на подушке в надежде, что они всё-таки не пропадут. Для Джина всегда было тяжело отпускать людей из своей жизни. Гораздо проще уйти самому.