После боя

— Ваше Величество, вам не кажется, что палка была перегнута? — Филипп внимательно всматривался в не блещущее красотой лицо короля Франции, укачивая на руках спящего сына, тоже Филиппа и тоже де Селонже. — Вы о чём, граф де Селонже? — монарх возился со стайкой своих гончих псов, трепля их по загривкам. Людовик XI откровенно не понимал, что бургундец хочет этим сказать. Божий поединок за жизнь и честь Фьоры де Селонже с Лукой Торнабуони завершился полной и безоговорочной победой Филиппа, приехавшего сражаться за свою жену. Оливье Ле Дем наказан за клевету на молодую женщину. Фьора оправдана перед лицом всего двора, с неё сняты все подозрения в покушении на королевскую персону. Так чего же хочет от него этот утихомирившийся мятежник, если угроза для его жены кончить жизнь на эшафоте благополучно миновала? — Я про всё это представление с судом и смертным приговором, — решил Филипп говорить без обиняков, как привык всегда. — Неужели было необходимо всё это? Моя жена сейчас поручена заботам принцессы Жанны и стаканами пьёт успокоительные настои, так ведь можно и разрыв сердца заработать! — всё же не смог он сдержаться и ненароком повысил голос. — Во-первых, сбавьте свой тон, граф де Селонже, — строго оборвал его Людовик, будто имел дело с безответственным мальчишкой, — во-вторых, ваша жена заслужила небольшого урока своим неподобающим поведением, вы оба были во многом неправы по отношению друг к другу. — Я прошу простить мне мой тон, — проговорил Филипп немного тише, — но ведь это для Фьоры оказалось трудным испытанием. — Как и для вас, граф, — уверенно заявил Луи, ласково трепля по бокам одну из гончих. — Да, вы правы, — Филипп поцеловал в висок мирно спящего у него на руках малого Филиппа, — я ведь и правда всерьёз думал, что вы намерены казнить Фьору, да ещё на плахе. Я больше всего страшился, что вы и впрямь её приговорили, а всё из-за сплетен каких-то негодных скотов. — Зато месяц с сыном пообщалась, — король Людовик поднял вверх указательный палец. — Нет желания злословить о графине де Селонже, но мать из неё ужасная. — Да и из меня муж и отец ужасный, если поразмыслить, — ребёнок на руках у Филиппа всхлипнул, и мужчина принялся по новой его укачивать, малыш притих. — Кстати, раз речь зашла о материнских обязанностях, — король поправил треугольную шляпу с пером у себя на голове, — будет только лучше для душевного спокойствия вашей жены взять воспитываться в семью её дочь. Всё-таки донна Фьора её родная мать, а разлучать дитя с родной матерью как-то… не по-божески. — Да, я тоже об этом думал, — на какие-то несколько мгновений по губам Филиппа скользнула грустная улыбка, — не по-божески. Девочка же не виновата, что Фьора головой наперёд не думает, когда хочет мне досадить. — Вот и правильно, — Людовик XI почесал за ухом одной из собак, — но об этом нашем разговоре графине де Селонже знать совершенно не обязательно. Пусть считает и дальше, что была на волосок от гибели и будет осмотрительнее впредь. — Король удалился по своим делам, уведя собак и оставив Филиппа немного растерянно смотреть ему вслед.