Колкая боль в груди дала о себе знать.
Следующая фотография. Теперь они уже вдвоем. Это был темный вечер, ребята только что закончили трансляцию и, вместо того, чтобы расходиться по домам, решили прогуляться на улице. Для забавы они надели похожие черные очки, чем вместе напоминали двух реперов, что, в принципе, люди и начали писать в комментариях под этим изображением, когда девушка выложила его в Инстаграм. У нее была привычка читать первые отзывы, поэтому, увидев это, Лиза начинала закипать — она всегда была некой бунтаркой. Светловолосая начала предъявлять претензии другу, на что тот только тихонько засмеялся, приобнял девушку за плечо, прошептал какую-то фразу, после которой она обычно успокаивалась, и в наступившей тишине двинулся вперёд.Веселое настроение прощально помахало белым платочком.
Лиза тихонько шмыгнула носом, кидая последний взгляд на улыбающегося парня, дрожащими руками передала Диме книгу и уткнулась носом себе в колени. Девушка жалобно заскулила, давая таким образом волю эмоциям, не пытаясь скрыть слезы, которые начали течь по ее лицу невольно. Она не хотела плакать при друге, не хотела, чтобы тот чувствовал себя виноватым. Хотя, может ли он чувствовать, может, это вообще не парень вовсе, а просто больное воображение решило поиздеваться над и так бедной Неред. — Лиз, ты чего? Ты там плачешь, что ли? Малинов отложил альбом в сторону, придвигаясь ближе к зеленоглазой, и прижал ее голову к своей груди. Девушка плакала неслышно, еле вздрагивая и любой случайный человек со стопроцентной гарантией сказал бы, что она просто смеётся.Это был далеко не смех.
Воспоминания били и так искалеченную душу Неред, втыкая в сердце сотни, а то и тысячи острых иголок. Она спасительно хваталась за футболку Димы, который успокаивающе поглаживал ее по голове, пыталась притянуть к себе еще сильнее, еще ближе, чтобы он никуда от нее не уходил. Никогда. — А помнишь, мы дрались подушками? Давно-давно, когда еще вы с ребятами жили вместе. Я тогда приехал из Ярославля, сказал тебе что-то одновременно колкое и забавное. Ты начала смеяться, а после, когда догадалась в чью сторону была отпущена шутка, побагровела от детского гнева, схватила первое, что попалось под руку — мягкая подушка. Ты так яростно била меня, заливаясь искренним смехом, когда я бегал по комнате и пытался спастись от твоих ударов, которые все чаще и чаще настигали меня. Они не были больными, вообще ни каплю, но инстинкты, да и самосохранение твердили бежать, а если по пути побега попадается еще одна подушка — смело идти в бой. И ведь она попалась мне. И кто тогда упал на кровать от неожиданности? — Дима, заметив, что плач Лизы от его слов только усиливается, уткнулся носом в светлые волосы. — Ну ты чего? Все же хорошо. А что, собственно, хорошего сейчас было? Она сидит в обнимку со своим умершим другом, который спрыгнул с крыши из-за нее же. Он рассказывает ей истории из прошлого с желанием успокоить, но, видимо, начинает подозревать, что делает, ей богу, только хуже. Слезы уже лились нескромным водопадом, руки окончательно разжались на смятой ткани, будто безжизненно вися вдоль тела, из уст невольно вырывались болезненные стоны и некий, похожий на собачий, скулеж. Воспоминания отдавались в груди, заставляя там что-то больно сжиматься, а уже из-за этой боли хотелось скрючится в три погибели, забраться в какой-нибудь уголок своей комнаты и избивать стену кулаком, сдирая кожу на костяшках, чтобы хотя бы как-то затмить душевную боль физической. И правда, Лизе хотелось этого, она не могла сдерживать такое желание в себе, из-за его силы и потребности в нем. Поэтому девушка отчаянно ударила кулаком парню в грудь. Она хотела сделать это как можно сильнее, чтобы Дима почувствовал ту же боль, что она сейчас испытывала. Однако этот маленький кулак не был способен причинить вред другим, во всяком случае, из-за того состояния, в котором была сейчас Неред. Рука еле коснулась груди Малинова и сразу же безжизненно скатилась вниз, слегка оттягивая ткань футболки. Воспоминания, эти добрые воспоминания, которыми Лиза всегда дорожила и вспоминала с искренней улыбкой, доставляли ей немыслимую боль, на которую никогда раньше не были способны. — Зачем ты это сделал, Дим? — пропищала она, приподняв лицо в сторону друга. Всего лишь друга. Малина сочувствующе перевел взгляд со стены на красивые зеленые глаза Лизы, грустно улыбнулся, пытаясь вселить в девушку позитив, который всегда появлялся, стоило парню только улыбнуться. Уже не появлялся. Он аккуратно стер слезы с ее щек большими пальцами своей руки, а светловолосая, в свою очередь, почувствовав прикосновение парня, только сильнее заскулила от боли, которая снова настигала ее в душе.***
— Вы помирились с Даней? — парень прошел сквозь дверь комнаты девушки, которая сидела на компьютерном стуле и сверлила стену взглядом. Дима подошел поближе, коснулся тыльной стороной ладони ее лба и резко убрал, будто ошпарившись. — У тебя температура, Лиз. — Я просто переволновалась. У меня такое бывает. С Даней? Рэнделл который? Нет. — Пошли. — Куда? — За свое бесцельное существование каким-то призраком я сделаю хотя бы три полезных действия. — И каких же? — Лиза уже напяливала кеды. — В первую ночь я слетал к Мише, немного попугал его, а после, когда он наконец убедился, что это не видения, поговорил со мной. Ну, знаешь, все, что когда-то волновало его. Никогда не видел Совера таким искренним и открытым. Второе — помирю тебя и Даню, ибо, когда я был жив, нас помирить было некому. Может, хотя бы вы сможете хорошо общаться. А третье — я, наконец, время с тобой проведу. Мало, конечно, но я так давно хотел. «С любовью из френдзоны», — проговорил Малинов фразу из последнего письма.***
— И что мне ему говорить? — Лиза отпустила кнопку звонка и вопросительно взглянула на силуэт, стоящий рядом. — Просто извинись. Нам другого и не надо было. И скажи, что я мертв, — Неред сразу же закрыла глаза и глубоко выдохнула, переборов стремительно нарастающую боль. — Извини. — Хорошо. Дверь отворилась, представляя немного уставшего Даню. Он спал, это было видно по гнезду на его голове и слегка прищуренным, заспанным глазам. Они пару минут стояли молча, разглядывая изменившиеся черты друг друга, а после Рэнделл вздрогнул, сильнее отворил дверь и сказал: — Проходи. Лиза молча зашла в квартиру, молча разулась и также молча осмотрела немного изменившуюся комнату. — Я извиниться пришла, — в легком смятении произнесла Лиза, садясь на мягкий диван. Неуверенность пропала из нее, а вера в себя наоборот — появилась, когда она увидела Диму, который ободряюще пожал руки над головой, выражая поддержку, а после исчез в другой комнате. — И еще… — продолжила девушка, наблюдая, как во всю улыбающийся Рэнделл усаживается рядом, — Дима умер, — наулыбался. Больше Малинов не слушал, да и не наблюдал — он знал, как раним его светловолосый друг, как тяжело он переносит депрессии, да и вообще, смириться с потерей хорошего человека слишком тяжело. Дима прошелся по комнате Данила, подойдя к рабочему столу, нашел ручку. Произошло то, чего он боялся — способность осязания начинала покидать его, из-за чего пишущее устройство выпало из его рук и с громким стуком приземлилось обратно. Парень зашипел, а Даня, переваривавший информацию в соседней комнате, вздрогнул. Малине пришлось приложить усердие, чтобы взять маленький листик и аккуратным почерком вывести:«Позаботься о Лизе. Дима.»
Такую же записку парень оставил в квартире Миши. Дима вышел из комнаты, когда заметил «умирающего» Рэнделла и растерянную Лизу. — Пошли, — выдавил из себя Дима. — Я пойду, Дань. Не грусти. — девушка встала с дивана, одаряя друга прощальным взглядом и вышла в прихожую. Малинов же не сдержался, подошел к Данилу и ободряюще коснулся плеча, из-за чего тот вздрогнул и шокировано начал бегать глазами по комнате. — Не скучай, — Дима улыбнулся и покинул квартиру вслед за подругой. А говорить ей о постепенной потере осязания не стоит.